Повседневная жизнь Арзамаса-16

Слава богу, АЛБ сработала! Но легче стало только чуть-чуть» [41] .

На всех испытаниях присутствовали представители центрального управления КГБ. Иван Федорович Тур-чин упоминал в воспоминаниях полковника Н. Т. Воронова. «Это человек мощного телосложения. Я всегда почему-то с опаской поглядывал на его кулаки — крупные, как боксерские перчатки. Человек он умный, спокойный. Я бы сказал, добродушный. Но… всегда смотрел да присматривался. И в этот период (испытания 1962 года. — В. М.),как рассказывали мне ребята, он раза два в ночь подходил к двери моего номера гостиницы, слушал, там ли я. В это время полковник КГБ Н. Т. Воронов не отходил от нас и был полностью в курсе. Не знаю, шутя или всерьез, но позже он мне сказал: „Иван Федорович, я все время думал, что ты попадешь в мои руки, но… увы!“ Я шуткой ответил: „Николай Тимофеевич, посмотрите на свои кулаки и на меня: что бы от меня осталось?“ — „Я бы Вам помог“. Да, помог бы… Ведь еще живы были „бериевские порядки“: что и говорить, помог бы. Упаси Господи от такой „помощи“!» [42]

41

Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 144.

42

Турчин И. Ф.Сорок лет на испытаниях ядерного оружия. Саров, 1999. С. 63.

Были и другие эпизоды, прямо противоположные. На ряде опытов от центрального управления КГБ присутствовал полковник М. Н. Воронин. Очень приятный, симпатичный человек, спокойный, вежливый, добродушный. В отличие от своих соратников, которые проникали во все «щели», он спокойно все дни проводил в номере гостиницы на берегу Иртыша. На предложение посмотреть, в каких условиях работают испытатели, чтобы было о чем докладывать начальству, он честно признался, что боится радиоактивности. Его постарались разубедить, предложили надеть средства защиты и приезжать: «Все будет нормально, ведь мы-то работаем и живы».

«На следующий день в полдень (был перекур) сняли средства защиты, отдыхаем. Кто-то крикнул: „Смотрите, к нам идет чудище, человек с другой планеты!“ Жара в степи более 40 градусов… В резиновых сапогах и перчатках, комбинезоне; шляпа, очки, респиратор — это Воронин. Встретили его восторженным криком, добродушным смехом. Мы были полураздеты, он же — весь мокрый с головы до ног — едва дышал. Кое-как уговорили его снять хотя бы респиратор. Побыв с нами минут пять, не посмотрев даже, где установлено изделие, как проходит опыт, удалился. Ребята все же подшутили над ним: заставили его тщательно несколько раз вымыть сапоги в „саншлюзе“, позвонили в санпропускник, чтобы его несколько раз помыли и там. И после этого Михаил Николаевич часто бывал с нами на опытах, но дальше „берега“ никуда не выезжал» [43] .

43

Там же. С. 70–71.

Режим секретности соблюдался на всем маршруте следования и транспортировки не только самих изделий, но и отдельных приборов, запасных частей и прочего.

Для калибровки блоков фотоумножителей, регистрирующих на траектории нейтронный поток при срабатывании системы автоматики, испытатели использовали гамма-источник определенной интенсивности (изотоп кобальт-60). Однако за счет распада уже через пять лет его интенсивность снижалась и требовалась замена. Попав в такую ситуацию, будучи на полигоне, А. В. Веселовский при очередном сеансе связи с объектом попросил прислать источник со следующим транспортом. «Вагон прибыл, мы его к вечеру разгрузили, „эскашники“ (СК — система контроля. — В.М) стали интересоваться, где же гамма-источник; по отгрузочной ведомости нашли, что он находится в одном из обычных ящиков, почему-то очень легком и без знака опасности радиации. Вскрыли ящик, кобальт-60 был завернут в толстую свинцовую фольгу. „Лорд-хранитель“, бывший начальник отдела режима объекта, Киреенков Иван Иванович заявил, что он еще жить хочет, поэтому на ночь ящик положили в тамбур, предварительно опломбировав. Утром ко мне прибегают Киреенков и „эскашники“ и заявляют, что ящик вскрыт, а гамма-источник исчез. Доложили начальнику отдела полигона полковнику Панченко, он тут же сообщил „особистам“ и стал составлять приказ на проведение дознания (как в уставе было сказано).

Я предложил простой путь: вызвать дозиметриста и радиометром провести поиск гамма-излучения. Так и сделали: в наушниках стало попискивать, ближе к выходу — сильнее, у входа в аккумуляторную станцию, где работал солдат-аккумуляторщик, — еще сильней. Пропажа оказалась на железном шкафу. „Особист“ солдатика к себе поманил, тот аж весь затрясся и, заикаясь, объяснил, что видел в ящике свинец, а ему нужно было на грузила для донок, поэтому и взял. Солдатик отделался гауптвахтой, а могло быть хуже, так как источник был достаточно мощный» [44] .

44

Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 139.

Однажды надо было срочно отправить в экспедицию пульты подготовки изделия для предстоящих пусков в шахтной пусковой установке. Для оперативности заказали «ведомственный» самолет Ил-14 грузового варианта. Пульты были секретные, поэтому их сопровождали старший сержант и трое солдат с карабинами. С ними же летели ведущий конструктор и двое испытателей. Но самолет потерпел аварию при посадке на аэродроме в Актюбинске в условиях жуткой метели. Чудом все остались живы-здоровы, но дальше пришлось добираться до Байконура поездом. «Побежал искать в аэропорту представителя КГБ. Предъявил документы, попросил содействия. Тут же в Оренбурге было забронировано купе, диспетчер аэропорта выделил грузовик. Шофер взмолился: „Ребята, куда ночью, ведь 12 километров, по дороге овраг, свалимся, все замерзнем!“ Однако молодость и напор взяли свое: стекла протерли марлевыми мешочками с солью, и вперед. Метров через триста грузовик влетел в сугроб (может быть, и специально). Вытолкнули, поехали назад. Уполномоченный КГБ сказал, что второй раз бронировать билеты не будет. Утром метель стихла, приехали на вокзал, гэбэшник все-таки организовал нам билеты, только в разных купе. Сели в вагон, спросил у проводника, есть ли купе, где всего один пассажир. Оказывается есть, пассажир — депутат Верховного Совета Казахстана. Я вежливо представился, описал наши беды, сказал, что у нас совершенно секретный груз, и по положению он должен транспортироватьсяв отдельном купе. В соседнем купе нашли нижнее место, куда я и просил его перейти. В ответ высокомерное: „Я член правительства, и вы мне тут не указывайте!“

Через полчаса он пошел завтракать в вагон-ресторан, а я решил партизанским методом перенести его вещи в соседнее купе, разместил в пустом купе ящики с пультами, посадил охрану и приказал не пускать никого, вплоть до угрозы оружием (конечно, о применении не могло быть и речи). Пришел „член правительства“, начался большой скандал; он вызвал начальника поезда, приказал (именно приказал), чтобы на следующей станции был вызван вооруженный наряд милиции, который арестует „бандитов“ (то есть нас). Я потихоньку показал документы этому бригадиру и попросил пригласить одновременно представителя КГБ. Подходит поезд, трое милиционеров с капитаном во главе двигаются к купе, солдаты с карабинами на изготовку их не пускают! Тут появляется еще один невзрачный человек в штатском, которому я быстро все объяснил, он „перевел“ капитану и „члену правительства“. Все кончилось благополучно» [45] .

45

Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 141–142.

Успешное испытание советской атомной бомбы не остановило в мировом пространстве процесса гонки вооружений, а наоборот, способствовало дальнейшему расширению и углублению научно-технического поиска в ядерно-оружейных технологиях. Как с одной стороны, так и с другой, создавались новые структурные подразделения, увеличивалась численность штатного состава. Как следствие расширения работ, менялись структура и численность режимно-секретных органов объекта.

Таким образом, к середине пятидесятых годов на объекте сложилась структура современной режимно-секретной службы, обеспечивающей весь комплекс мер по защите государственной тайны при создании отечественного ящерного оружия и условий для нормального функционирования города.

В 1966 году жители объекта получили зональные пропуска и возможность свободного входа и выхода из зоны. Это уже значительно снизило «прессинг» режима на психику людей. Введение зональных пропусков оказало положительное воздействие на дисциплину в городе и производстве, так как был некий страх лишиться зонального пропуска (а это режимные органы иногда делали).

После 1954 года изготовление ядерного оружия в СССР было поставлено на «поток», расширялась номенклатура изделий. Кроме того, после испытания первой атомной бомбы в 1949 году разведслужба США усилила свои устремления по добыванию атомных секретов в СССР, особенно с применением технических средств. Соответственно реакцией на это стала перестройка режимно-секретной службы в городе и на производстве. Так были созданы аналитические подразделения, службы по внедрению технических средств охраны, радиомаскировки, и затем (в 1974 году) подразделения по противодействию иностранным техническим разведкам.

В целом же, несмотря на всякие несуразности и перегибы, сегодня можно уверенно заявить, что система защиты сведений, создававшаяся в сороковых годах XX века и совершенствовавшаяся из года в год все это время, в основном обеспечила необходимый уровень сохранности государственной тайны СССР и позже России.

Такая надежность объясняется тем, что система защиты представляет собой консолидированные усилия всех звеньев: высших органов государственной власти, федеральных исполнительных органов, предприятий и организаций и, самое главное, людей — непосредственных носителей секретных сведений.

В процессах создания новой информации, достижения качественных и количественных скачков в развитии направлений науки и техники, обеспечения своевременного сокрытия сведений, то есть «до поры до времени», система защиты сведений от преждевременного распространения находится в ряду основных производственных составляющих.

История разработки первой атомной бомбы СССР и последующих разработок ядерного и термоядерного оружия — очевидное тому подтверждение.

Вообще говоря, проблема закрытости достаточно часто становилась темой, над которой размышляли крупные ученые. Конечно, с точки зрения развития мировой науки она представляет собой препятствие, к тому же не всегда способна эффективно изолировать сведения. Но, вероятно, развитые страны пока не готовы раскрывать свои лаборатории по многим направлениям научного поиска, особенно прикладного характера.