Повседневная жизнь Берлина при Гитлере
Шрифт:
Люди слушают фон Паулюса
Неужели Геббельс, гаулейтер, не знает, что в бараках «нового Берлина», в восточной части столицы, как и в бывших богатых кварталах, все слушают Московское радио, предпочитая его даже Би-би-си? На то есть серьезные причины. Нацисты конфискуют и сжигают письма немецких военнопленных, которые проникают в Германию из СССР через посредство перегруженного работой Красного Креста. В глазах Гйтлерa все, попавшие в плен в России, — мертвецы. Советская же администрация позволяет военнопленным посылать домой очень краткие весточки о себе. Миллионы солдат, пропавших без вести (Vermisste), все как один считают себя «героями, верными фюреру». В последнее время целые дивизии, целые армии сдаются врагу. Два генерала, фон Паулюс и фон Зейдлиц, [274] возглавляют комитет «Свободная Германия» и выступают по Московскому радио, в результате чего немецкие солдаты уже не так боятся сдаваться в плен. В столице СССР ведутся специальные радиопередачи на немецком языке, по ходу которых непрерывно зачитываются нескончаемые списки находящихся в русском плену немецких солдат и письма некоторых из них. Как англо-американские пропагандисты, так и сами нацисты недооценивают значимость подобных передач. Слушателей, которых застают на месте «преступления», расстреливают. Однако вопреки желанию Гитлера и Геббельса доносов по этому поводу почти не бывает: здесь играет свою роль культ родственной солидарности, поддерживаемый в каждой семье рейха. Аннедора, вдова социалиста Лебера, арестованного еще до июльского заговора 1944 года и впоследствии казненного, сопоставляет «тупость нацистов» в этом вопросе с тупостью союзников, которые бомбардируют дома приверженцев «Черной капеллы», организации правых традиционалистов, но почему-то щадят здания министерств и рейхсканцелярии. Ни одна из немецких газет не осмеливается прокомментировать факты вынесения смертных приговоров тем, кто был застигнут за слушанием Московского радио. Ничего не говорит по этому поводу и Геббельс — но казни продолжаются. Красная армия уже вступила на территорию Германии. Немцы слышат грохот ее пушек, видят ее самолеты. Русские и американцы уже планируют встречу на Эльбе. Необходимо мобилизовать население на оборону посредством тотального террора. Юноши из «Гитлерюгенда» [275] в слишком просторных для них форменных куртках и брюках — последний оплот нацизма. Берлинское метро со всеми находившимися в нем беженцами затопили, чтобы на несколько часов задержать продвижение русских к центру города. Сам Гитлер спешно укрылся в своем «неприступном» бункере под зданием рейхсканцелярии, «чтобы спасти Берлин». [276] В возможность спасения он верил до последней минуты—в этой вере нашли выражение и его сила, и его безумие. Геббельс же, чтобы бороться с «большевистской опасностью», олицетворением которой в его глазах были подпольные организации типа той, что создала фрау Бэрхен, начал выпускать новую газету — «Panzerbдr», «Бронированный медведь»!
274
Фридрих Вильгельм Эрнст фон Паулюс (1890–1957) — участник Первой мировой войны, генерал-фельдмаршал (с января 1943 г.). В январе 1942 г. по предложению генерал-фельдмаршала В. фон Рейхенау Паулюс, не имевший опыта командования крупными воинскими соединениями, был назначен командующим 6-й армией. 21 ноября 1942 г. 6-я армия была окружена под Сталинградом, 31
Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах (1888–1976) — участник Первой мировой войны, генерал артиллерии (с 1942 г.). С июня
1941 г. — участник боев на советско-германском фронте. С мая
1942 г. — командир 51-го армейского корпуса 6-й армии, сыгравшего главную роль в штурме Сталинграда. 25 января 1943 г. предложил Паулюсу капитулировать, а после его отказа отдал приказ, разрешавший командирам полков и батальонов сдаваться в плен без особого приказа. 31 января был взят в плен вместе со штабом корпуса. 11–12 сентября был создан Союз немецких офицеров, и Зейдлица избрали его председателем. После того как стало ясно, что идея Союза провалилась, Зейдлица в 1944 г. перевели в Ростов, где он содержался в очень суровых условиях. В 1950 г. был приговорен к 25 годам заключения в лагерях. В 1955 г. освобожден и передан властям ФРГ. (Примеч. пер.)
275
«Гитлерюгенд» («Гитлеровская молодежь») — молодежная нацистская организация военизированного типа, главный кадровый резерв НСДАП. Была создана декретом от 1 декабря 1936 г. Охватывала всю немецкую молодежь в возрасте от 10 до 18 лет и делилась по возрастным категориям. Мальчики от 10 до 14 лет входили в подразделение «Дойчес юнгфольк» («Немецкие подростки»), с 14 до 18 лет — собственно в «Гитлерюгенд». Были также соответствующие возрастные подразделения для девочек и девушек. (Примеч. пер.)
276
Гитлер перенес свою ставку в бункер под зданием рейхсканцелярии 1 апреля 1945 г. С 20 по 30 апреля он находился там непрерывно. Из ведущих нацистских деятелей и приближенных фюрера в это время в бункере пребывали вместе с ним Ева Браун, А. Аксман (руководитель «Гитлерюгенда»), пилот Ганс Баур, М. Борман, Й. Геббельс (с женой и шестью детьми), Г. Мюллер (шеф гестапо), Герда Кристиан и Гертруда Юнге, секретарши Гитлера (Кристиан — с 1933 г.). (Примеч. пер.)
Под властью тотального террора
Зимой 1944/45 года гестапо в Германии пытается замаскировать тот шокирующий факт, что многие приближенные Гитлера обратились против него. Гораздо позже, в 1983 году, один журналист из «Дойче альгемайне цаитунг» напишет, что если в 1940 году Гитлера поддерживало 60 % населения, то к 1944 году этот показатель снизился до 5 %. Гитлер чудом избежал смерти. Но эта «деталь» — только видимая часть айсберга; вся армия травмирована террором, который теперь косит ее кадры и число жертв которого уже превзошло число пострадавших десять лет назад, во время «Ночи длинных ножей». Разрушенные стены обклеены объявлениями, сулящими, например, награду в миллион марок за поимку Гёрделера. Этот активный борец против нацизма (правда, довольно поздно присоединившийся к антигитлеровскому движению), похоже, неуловим, зато миллионы других — мужчин, женщин, детей — убиты. Даже эсэсовцы утратили уверенность в себе и своем будущем. Некоторые из них — уже, так сказать, под самый занавес — переходят к активному сопротивлению. Сам Гиммлер готовится предать фюрера. Реорганизованное гестапо упорно сражается с гигантским заговором, в данный момент парализованным, перешедшим к обороне, но имеющим огромный размах. Потребуются месяцы, чтобы сложить фрагменты головоломки и восстановить, как того требуют Гитлер и Геббельс, целостную картину оппозиционной деятельности военных из «Черной капеллы», — восстановить путем прослушивания телефонных разговоров, обысков, облав и сопоставлений разнородной информации, в том числе показаний, добытых под пыткой. Этот долгий и требующий терпения труд постепенно приводит следователей к ошеломляющим выводам. Уже известно, что в Берлине во всех министерствах имелись сотрудники, сочувствовавшие заговорщикам. Под подозрением находятся служащие самого Геббельса — например, генеральные директоры различных агентств массовой информации. Ильза, сестра Евы Браун, как выяснилось, имела контакты с агентами Фрици. И не так важно, что ей были не известны их планы. Гораздо важнее другое: все, даже министры, даже люди из ближайшего окружения Гитлера, оказались опутанными «гидрами предательского вермахта», как написал в своей передовице журналист из «Ангриффа». Между тем упомянутые «гидры» уже пришли к убеждению, что всю ответственность за поражение Германии следует свалить на Гитлера.
В Народной судебной палате
Гитлер и Геббельс желают организовать показательные публичные процессы — несмотря на то, что Штауфенберг (который, вопреки слухам, не умер под пытками) успел крикнуть, когда его расстреливали: «Да здравствует Германия!» Вся его семья, включая новорожденного сына, была казнена. Геббельс намеревается сделать так, чтобы заговорщики выглядели жалкими и смешными. Оппозиционеры, со своей стороны, пытаются получить информацию о близких, заручиться поддержкой каких-то, пусть и периферийных, нацистских деятелей. Одна такая «оппозиционера», поддерживающая контакт с Ильзой Браун, сестрой Евы, разглядывая с очевидным умилением фотографию, запечатлевшую «дядю Ади» (Гитлера) в окружении его маленьких племянников, думает про себя, что фюрер, наверное, «sanft wie die Tauben doch auch klug wie die Schlangen», «мудр, как змии, и прост, как голуби». [277] Только журналисты-эсэсовцы допускаются ежедневно, с 9 до 12 утра, на заседания Народной судебной палаты. Они потом рассказывают, как ужасный генеральный прокурор, Фрейслер, [278] в ярко-красной мантии и с налившимся кровью лицом, драматически жестикулируя, требует «смерти для всех этих кобелей и сук». В зале стоит невероятный шум, публика криками выражает свои симпатии участвовавшим в путче генералам, аплодирует им. Тогда принимается решение о закрытии доступа на судебные заседания для «обычных» эсэсовцев: Их заменят те, кто обладает Blechmarke — металлической пластинкой, которая является знаком принадлежности к «новому гестапо». Обстановка на процессах раз от разу становится все более тягостной. Под вспышками фотоаппаратов в зал входят подследственные генералы — источающие зловоние, с отросшими бородами, в разорванных грязных одеждах, придерживающие спадающие штаны, как фельдмаршал Вицлебен. Желательно было бы, чтобы они униженно признали свою вину; однако эти люди, несмотря на весь ужас ситуации, сохраняют достоинство. Обвиняемые заставляют присутствующих услышать себя, перекрывают своими голосами даже истеричные выкрики прокурора Фрейслера, и последний, произнеся неизменный приговор — смертная казнь через повешение, — каждый раз поспешно ретируется в раздевалку, весь взмокший от пота и с дрожащими руками.
277
Аллюзия на Мф. 10:16: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби». (Примеч. пер.)
278
Роланда Фрейслера (1893–1945), президента Народной судебной палаты, в прошлом участника Ванзейского совещания, ожидало удивительное возмездие: 3 февраля 1945 г., председательствуя на очередном суде над «изменниками», он был убит бомбой, сброшенной с американского самолета. (Примеч. пер.)
Два журналиста из нового СС делятся между собой впечатлениями о том, с каким негодованием относится к происходящему публика, хотя она сплошь состоит из проверенных кадров, «очищенных в семи нацистских водах», — и тут же сообщают последние новости своим коллегам с радио и из редакций газет, чтобы те известили семьи приговоренных. Через час после казни одного генерала (заснятой на кинопленку [279] ) его скрывавшемуся в подполье сыну, Вольфу, рассказали о случившемся. У потрясенного юноши вырвалась такая фраза: «В нашем словаре уже не осталось иных слов, кроме тех, что обозначают пытки, повешения, извещения о смерти и тому подобное». Гёрделера в конце концов выдал один из его близких друзей, не устоявший перед искушением получить награду в миллион марок. Не прошло и двух суток, как доносчика линчевали. Новое гестапо решило, что «эти пародии на судебные заседания бесполезны и даже вредны. Они могут спровоцировать массовое дезертирство на фронтах» (Гиммлер). Отныне разбирательства будут продолжаться негласно, в благодатной тени застенков и концентрационных лагерей, — такой подход явно более эффективен. Сравнительно менее важных преступников будут убивать на Францёзишерштрассе, более серьезных — в подвалах гестапо, на Принц-Альбрехт-штрассе.
279
Казни совершались с изощренной жестокостью. Гитлер высказал пожелание, чтобы осужденных «повесили, как вешают туши в мясных лавках», поэтому их подвешивали на крючья и душили постепенно. Гитлер несколько раз за ночь просматривал кинопленку, запечатлевшую это зрелище. Курсанты военных училищ, которым в назидание продемонстрировали этот фильм, падали в обморок. Многие участвовавшие в заговоре офицеры предпочли самоубийство аресту и суду. Пытался застрелиться (по дороге из Парижа в Берлин) генерал Карл Генрих фон Штюльпнагель. В результате ранения он потерял зрение и после суда его за руку вели к месту казни. Генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель в момент покушения лечился после ранения. Однако гестапо получило данные о его причастности к заговору, и его принудили принять яд, пригрозив репрессиями в отношении его семьи. Официальной причиной смерти было объявлено кровоизлияние в мозг, и ему устроили пышные государственные похороны. (Примеч. пер.)
Берлин, Принц-Альбрехт-штрассе
Сначала хватают крупных рыб, потом средних, потом рыбешек поменьше и так далее. Урсулу вызывают на допрос в гестапо одной из последних. Генеральный директор «Дойче альгемайне цайтунг», который всегда не прочь, как говорят немцы, «сохранить и козу, и капусту», передает ей повестку заранее, за 12 часов. А может, это сам Геббельс пожелал сделать поблажку хорошенькой женщине, которую все называют «справочником светской жизни»? Наверняка нет. Приятельница канувшего в безвестность Фрици проводит свою последнюю перед встречей с гестаповцами ночь у фрау Бэрхен: женщины обсуждают все возможные варианты вопросов и ответов, потом Урсула принимает ванну, душится, надевает на шею медальон со святым Георгием, поражающим дракона, — «подарок на счастье от единственного мужчины, которого она любит». Фрау Бэрхен, высказав все советы, которые приходят ей в голову, оставляет Урсулу одну. Урсула укладывает в сумку бигуди, средство от клопов, помаду и прочую косметику, авторучку, свою едва начатую статью. На дорогу уходит немного времени — и вот она уже сидит в кабинете советника по криминальным делам господина Опица, сотрудника Кальтенбруннера. «Что вы знаете о людях, принимавших участие в заговоре 20 июля?» — «Скажите, кого конкретно вы имеете в виду, — крут моих знакомых очень велик». — «Я медленно зачитаю вам список». Опиц, человек маленького роста, с тонкими губами и светлыми невыразительными глазами, перечисляет 23 имени, которые (что она каждый раз подтверждает кивком головы) ей известны. «Вейсберг?» — «Да, это мой друг. Он мне присылал розы даже зимой». — «Штауфенберг?» — «Он превосходный танцор». — «Шуленбург? [280] » — «Я хорошо его знала с самого раннего детства, как и всю его семью». — «Фрау Лебер?» (Здесь уже речь идет о контактах между «Красной капеллой» и «Черной капеллой», а это опасный вопрос.) — «Она приходила к нам вместе с другими друзьями, еще когда я жила со своим отцом». — «Филиппа и Вернер Хефтен?»(Урсула знает, что Филиппа скорее всего «раскололась», тогда как Вернер наверняка до конца оставался «стальным человеком».) — «У нас в доме было много приемов, на которых присутствовала эта пара».
280
Фриц Дитлоф фон дер Шуленбург (1902–1944) — сын офицера генерального штаба, в молодости увлекался марксизмом, за что получил прозвище «красный граф». В 1932 г. вступил в НСДАП. Вскоре после «Хрустальной ночи» перешел на сторону активных противников режима. Обер-лейтенант, с 1937 г. — заместитель полицей-президента Берлина. Вместе с фон Штауфенбергом и фон Вартенбургом разработал проект будущей конституции Германии. В планируемом заговорщиками правительстве должен был занять пост статс-секретаря министерства внутренних дел. В начале 1944 г. служил в запасном батальоне 9-го пехотного полка, в Потсдаме. (Примеч. пер.)
Урсула в том же фривольном тоне продолжает болтовню о своей светской жизни и многочисленных романах, а Опиц время от времени кивает головой с терпением кошки, которая смотрит на прыгающую перед ней мышь. «Штауфенберг, когда ужинал с вами 16 июля, конечно, говорил что-то о готовящемся покушении? Вы ведь сидели рядом с ним, слева». Урсула делает вид, будто страшно удивлена: «Зачем бы он стал говорить со мной о таких вещах? Я только разрезала ему мясо, как всегда. Я ведь уже упоминала, что была очарована им как героем войны и прекрасным танцором». — «Кто еще сидел за столом?» Опиц сам это знает и знает, что знает она. Урсула перечисляет присутствовавших, притворяясь, будто изо всех сил напрягает память. В кабинет заходит Кальтенбруннер, быстро выходит, заходит снова. Они с Опицем шепотом переговариваются. Тон Опица становится очень доброжелательным: «А теперь я должен вас расспросить по поводу вашей работы в «Дойче альгемайне цайтунг». Вы ведь, кажется, дружили с фон Книхаузеном…» Урсула вздрагивает: речь идет о Фрици. «Вы представляли его в Потсдаме Шуленбургу?» Урсула немного расслабляется (потому что такого не было): «Я действительно знала Фрица фон Книхаузена, который часто бывал у меня на Паризерплац. Но я никому не представляла его в Потсдаме». — «Имел ли он намерение бежать?» Урсула понимает, что Фрици либо мертв, либо уже месяцами подвергается пыткам — может быть, в этих самых подвалах, в нескольких метрах от нее. «Вовсе нет!» Допрос продолжается весь день и ночь, без перерыва. Машинистка, платиновая блондинка, часто поднимается, чтобы сходить в туалет. Следователь наклоняется к Урсуле: «А теперь опишите мне в более личном плане руководителя заговора… Штауфенберга». — «Это весьма утонченный человек, так сказать, Sonnenknabe (дитя солнца)». Господин советник по криминальным делам громко смеется, услышав у себя в кабинете это выражение из лексикона великосветских дам: «Вы либо дурочка, либо очень умелая лгунья». — «Но вы же не станете приговаривать к смерти маленькую идиотку вроде меня, которая просто хотела показаться более умной, чем есть на самом деле!» — «Это не исключено. Стоит вам хотя бы один раз впасть в противоречие с самой собой или пропустить хоть одну важную деталь, и машина правосудия вас уже не выпустит!» Он опять смеется и протягивает к ней руки, будто хочет ее схватить. Блондинка с удивлением смотрит на них: «Ну хорошо, давайте посмотрим протокол». Может, это ловушка? Просмотр протокола длится еще несколько часов. Урсула проявляет удивительное упорство, обдумывает каждое слово, каждую фразу, повторяет свои заявления, не допуская ни единой ошибки, не противореча себе. В заключение она еще раз прочитывает и перечитывает безупречно напечатанный протокол, все время ожидая от своего визави коварного выпада. Она находит в себе силы, чтобы улыбнуться платиновой блондинке, и наконец — играючи, как если бы перед ней лежала ее статья, — ставит внизу свою подпись. «Фрейлейн, вы свободны. До встречи с вами я не видел, чтобы отсюда вышел хоть один человек — за исключением разве что отца-иезу-ита. Поздравляю вас!» В редакции все празднуют ее возвращение. Уже десять вечера. Она очень тронута тем, что сам генеральный директор заходит, чтобы выпить с ней шнапса. Она кладет так и не законченную статью на стол, потом подходит к своему шкафчику, достает туфли на высоких каблуках и говорит, оборачиваясь к друзьям: «А теперь пойдемте, будем танцевать всю ночь!» Но вдруг без сил опускается на пол и засыпает — она проспит сутки подряд.
«Фольксштурм», «молодые волки»
Прихода русских ожидают к 22 февраля 1945 года. Но они придут только в апреле. Угля осталось не больше чем на 14 дней. Громкоговорители хрипло вещают: «Уезжайте из Берлина, уезжайте как можно скорее». Но чтобы уехать, нужен билет, который стоит денег. Каждый вечер, точно в 20 часов и в 23 часа, появляются
вражеские бомбардировщики. «Бункер Шпеера» — последнее место, где можно поговорить. Это роскошное убежище: с ванными комнатами, горячей водой, кроватями, письменными столами, креслами; там еще встречаются элегантно одетые светские люди, а продовольственных припасов столько, что их вполне хватило бы для снабжения Ноева ковчега. Здесь начинаешь верить, что самые хитрые или те, кем не интересуются представители высших сфер, все-таки спасутся, выживут. Придя сюда, можно увидеть, например, лучшего танцовщика Оперы или ветерана Первой мировой войны в русской шубе и остроконечной каске! А наверху, в городе, некоторые бойцы невидимого фронта — вроде Фридриха Эберта-младшего — готовятся к тому, что вскоре смогут вздохнуть свободно после двенадцати лет нелегального существования. Священники продолжают делать свою повседневную работу. «Тилен» принял эстафету от Фрици и Урсулы. Он действует в контакте с Хельмутом, Клюстом и Юттой — молодой еврейкой, работающей одновременно на организацию фрау Бэрхен и на «Красную капеллу» (и уже научившейся убивать). Килограмм муки стоит 300 марок. В госпиталях самым тяжелым больным выдают гранаты — видимо, чтобы они могли в случае чего организовать оборону своих коек. Последние газеты комментируют случаи «насилия», совершаемого русскими в восточных провинциях, где оккупанты уже объявили о национализации частной собственности и теперь крадут что ни попадя, вплоть до рельсов. После февральских воздушных налетов американцев весь квартал прессы снесен с лица земли, редакций «Дойчер ферлаг» и «Дойче альгемайне цайтунг» больше не существует. О двенадцатой годовщине прихода к власти нацистов из выступающих по радио вспоминает только Геббельс — он до сих пор уверяет своих слушателей, будто со дня на день будет одержана «тотальная победа». Между тем из громкоговорителей доносятся все те же настойчивые призывы: «Они идут (Sie kommen)! Уезжайте из города, уезжайте как можно скорее!» Циркулируют самые невероятные слухи: будто нацисты, чтобы замести следы, взрывают концентрационные лагеря, а «Красная капелла» готовит группы рабочих, которые должны будут этому воспрепятствовать. Повсюду (в подвалах, известных только узкому кругу посвященных) изготавливают фальшивые рабочие и командировочные удостоверения, другие документы, железнодорожные билеты. Одна такая фальшивка стоит от 500 до 1000 марок. А, скажем, килограмм настоящего кофе — 300 марок. Берлинцы стараются не покидать своих убежищ, куда приносят мешки с постельными принадлежностями, — отчасти по привычке, отчасти потому, что у них нет денег. Потсдамерплац и весь «шикарный уголок» центра были еще раз прочесаны американской авиацией. «Адлон» перестал быть табуированным для вражеских летчиков «островом блаженных». И тоже уже уничтожен. Жителей рабочих кварталов эвакуируют. Люди богатые улетают на самолетах — с двух оставшихся, еще не пострадавших от обстрела аэродромов. На старом вокзале, построенном еще в Первую мировую войну, десятки тысяч людей кричат, толкают друг друга, пытаются влезть в поезда через окна, но их отталкивают. Полицейские требуют предъявить билеты. А офицеры в «черно-серебряной форме» (эсэсовцы), с револьверами в руках, останавливают подростков и пожилых мужчин, сгоняют их в отдельную группу. Вообще же 70 % пятнадцатилетних парней из «фольксштурма», [281] «молодых волков», — добровольцы. Геббельс устраивает им смотры, даже Гитлер на минуту вышел из своего бункера, чтобы пожать маленькие руки невинных ребят в униформе, обреченных на смерть. Повсюду снуют деятельные монахини из госпиталя Святого Франциска. Известно, что даже в брошенные бараки власти приглашают безработных, которые проводят там всю зиму (при минус 20°), каждый день от восхода до заката, чтобы эти помещения не пустовали и чтобы легче было их контролировать. Понятно, почему после 1943 года было так много беременных женщин, — они не хотели выполнять трудовую повинность. «Мы тогда засовывали подушки под свои юбки», — рассказала мне одна женщина в 1984 году. По городу по-прежнему расклеивают листовки: «Они насилуют, они убивают!»; «Мы хотим победить — значит, мы победим»… Штаб-квартиры гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе уже нет. она была снесена внезапным взрывом. По улицам торопливо движутся размытые силуэты — из никуда в никуда, сквозь задымленный день, сквозь озаряемую фосфорными вспышками ночь… Советские солдаты уже в городе.281
Немецкое ополчение, созданное по инициативе Гиммлера и Геббельса для последней обороны Третьего рейха зимой 1944/45 г. «Фольксштурм» набирался из числа немцев, по той или иной причине не годных к строевой службе, в возрасте от 16 до 60 лет. Первые батальоны считались вспомогательными отрядами местной полиции, но в последние дни обороны Берлина подразделения «фольксштурма» были брошены против наступавших регулярных войск союзников. (Примеч. пер.)
Kriegsende, конец войны
Район Тиргартен (Зоологический сад) превратился в поле битвы. Неповрежденным осталось только здание министерства пропаганды. Геббельс в последний раз обращается к своим соотечественникам через громкоговорители: «Фау-5 уничтожат Россию, Англию, всю Вселенную». [282] Фрау Бэрхен — героиня этих последних дней войны, когда берлинцы (циничные, исхудавшие, потерявшие все, с ввалившимися глазами, похожие на встревоженных птиц) прячутся на этажах полуразрушенных домов. Она и сама живет, если можно так выразиться, в полукомнатке (у которой осталось лишь две стены), где достаточно сделать лишний шаг вправо или влево, и ты провалишься в пустоту. Она называет такие жилища Sperlinger Lust, «услада для воробьев». Она видела старика в гражданской одежде, который вывесил белый флаг на десять минут раньше срока и в результате был расстрелян за 60 секунд до окончания военных действий. Она помогала организовывать первые обеды в оккупированном Берлине: тогда суп стоил 100 марок, а ложка выдавалась под залог в 200 марок. Она видела, видела собственными глазами, в конце апреля, как человек по кличке «золотой фазан», известный гешефтмахер из нацистской партии, пришел в аптеку, которая расположена на маленькой улочке за рейхсканцелярией, чтобы реквизировать яды для «Черного паука». Провизор Шваб сказал: «Я приготовил очень маленькие дозы, достаточные, чтобы заставить человека страдать, но недостаточные, чтобы принести смерть. Это будет наша месть». Какой-то иезуит молится; вокруг него собрались дети в белых одеждах, впервые принимающие причастие, и женщины в черном. Адъютант Геббельса, задержанный тремя русскими, не сомневается в том, что его сейчас расстреляют. Вдруг он кричит: «Шнапс, шнапс!» — и, сорвавшись с места, бежит вместе со своими красными конвоирами туда, где раньше был бар Gruban und Souchay, чтобы достать из тайника в развалинах припрятанные им бутылки. Все четверо тут же напиваются. Одна женщина выменяла на несколько фляг спиртного новенький гроб — и теперь, умиротворенная, сидит в нем, дожидаясь конца войны. Эсэсовцев проводят по улицам, заставляя держать руки за головой, и потом расстреливают у руин Бранденбургских ворот. Русский младший офицер (который расскажет мне об этом эпизоде в 1983 году) спрашивает молоденького немецкого солдата: «У тебя есть невеста?» — «Да». — «Она красивая?» — «Да». — «Хорошо, тогда давай быстрей сматывайся!» В последней стычке танки «Т-34» одерживают победу над «тиграми». Мальчики из «фольксштурма», переодетые в солдатскую форму, еще стреляют. Видела ли фрау Бэрхен, как бежал Мартин Борман? [283] Знала ли, что Гиммлер предал фюрера? [284] Что Геринг, уже некоторое время находившийся в Альпах, в одной из «твердынь национал-социализма», поступил так же? [285] Во всяком случае, она знает, что Адольф и Ева, заключившие брак in extremis уже мертвы, как и семейство Геббельсов. Они все покончили жизнь самоубийством! [286] От внимания фрау Бэрхен не ускользает ничего. Она, например, разделала тушу убитой лошади и распределяет между желающими, которые принесли с собой ведра, окровавленные куски мяса. Вернувшись домой, она окликает бродящих по этажам русских солдат, и те, уловив в ее интонации что-то родное, сла вянское, вдруг начинают плакать, как дети, у нее на груди. Эта женщина, в красном платке и больших сапогах, с простонародным выговором, на самом деле есть другое воплощение, другой лик Урсулы. Вот она кипятит в котелке грязноватую воду, оказывает первую помощь раненым мальчишкам, на несколько часов примиряет «черных» и «красных».
282
Об этих днях Томас Манн в романе «Доктор Фаустус» (1947) пишет: «Наши разбитые, разрушенные города падают, как созревшие плоды…
Русские войска, заняв Кенигсберг и Вену, высвободили силы для форсирования Одера, миллионные армии устремились к лежащей в развалинах столице империи, из которой давно уже вывезли все министерства, и, довершая разрушения с воздуха огнем своей тяжелой артиллерии, в настоящую минуту подходят к центру города…
Тем временем заокеанский генерал приказывает населению Веймара продефилировать перед крематорием тамошнего концлагеря, объявляет (так ли уж несправедливо?) всех этих бюргеров — по видимости, честно продолжавших заниматься своими делами, хотя ветер и доносил до них зловоние горелого человеческого мяса, — соответчиками за совершенные злодеяния и требует, чтобы они своими глазами все это увидели. Пусть смотрят, я смотрю вместе с ними, мысленно бок о бок с ними прохожу в тупо молчащих или содрогающихся от ужаса рядах…
Ах, я боюсь, что за дикое это десятилетие подросло поколение, которому мой язык столь же непонятен, сколь непонятен мне тот, на котором говорит оно, боюсь, что молодежь нашей страны так от меня далека, что негоже мне быть ее учителем; и более того: сама злосчастная Германия стала мне чужой, совсем чужой, именно потому, что, предчувствуя страшную развязку, я стоял в стороне от ее прегрешений, одиночеством спасался от них. И вот опять я должен себя спросить, правильно ли я поступал? И еще: было ли то поступком?» (пер. С. Апта и Н. Ман). (Примеч. пер.)
283
Перед смертью, в своем политическом завещании, Гитлер назначил Мартина Бормана руководителем НСДАП. Борман покинул бункер уже после смерти фюрера и погиб 2 мая, пытаясь прорваться из осажденного Берлина. Долгое время ходили слухи, что Борман бежал в Латинскую Америку. В 1973 г. Франкфуртская прокуратура официально подтвердила, что Борман погиб в мае 1945 г. Однако лишь в 1998 г. экспертиза окончательно удостоверила, что найденные в Берлине останки принадлежат Борману. (Примеч. пер.)
284
С 1943 г. Піммлер становится вместо Фрика имперским министром внутренних дел, а после провала июльского заговора 1944 г. — командующим Резервной армией. Начиная с лета 1943 г. Піммлер через своих доверенных лиц начал осуществлять контакты с представителями западных спецслужб с целью заключения сепаратного мира. Узнавший об этом Гитлер в своем политическом завещании, составленном 29 апреля 1945 г., исключил Гиммлера из НСДАП как изменника и лишил его всех чинов и занимаемых постов. Покинув рейхсканцелярию, Піммлер направился к датской границе, но 21 мая был арестован британскими военными властями и покончил с собой, приняв яд. (Примеч. пер.)
285
В конце лета 1944 г. Люфтваффе практически распалось. Гитлер публично обвинил Геринга в том, что тот не смог организовать противовоздушную оборону страны. 23 апреля 1944 г. Геринг обратился к Гитлеру по радио, прося его согласия на принятие им, Герингом, на себя функций руководителя правительства. Геринг объявил, что, если не получит ответа к 22 часам, будет считать это согласием. В тот же день Геринг получил отказ Гитлера и был арестован отрядом CC по обвинению в государственной измене. Гитлер впал в ярость, называл Геринга «проклятым наркоманом» и «вороватым спекулянтом», а в своем политическом завещании исключил Геринга из НСДАП и вместо него официально назначил своим преемником гросс-адмирала К Дёница. Геринг содержался в заключении в замке близ Берхтесгадена. 8 мая был арестован американскими войсками. На Нюрнбергском процессе превосходно построил свою защиту, но был приговорен к смертной казни через повешение. 15 октября 1946 г., за два часа до исполнения приговора, отравился цианистым калием. Геринг не считал себя предателем и, узнав о самоубийстве Гитлера, сказал жене: «Он мертв, Эмма! Теперь я уже никогда не смогу объяснить ему, что был верен ему до конца!» (Примеч. пер.)
286
Бракосочетание Гитлера и Евы Браун состоялось в бункере 29 апреля 1945 г. Затем фюрер продиктовал своему личному секретарю Гертруде Юнге последнюю волю и политическое завещание. На следующий день он застрелился, выпустив себе пулю в рот, а Ева Браун приняла капсулу с цианистым калием. В соответствии с распоряжением Гитлера их тела облили бензином и сожгли в саду рейхсканцелярии. Йозеф Геббельс и его жена Магда попросили присутствовавшего в бункере врача сделать смертоносные уколы шести своим дочерям, а их самих, также по их просьбе, прикончил выстрелами в затылок один из эсэсовцев.
Пока догорали их трупы, последние обитатели бункера выбрались наружу, чтобы, воспользовавшись темнотой, попытаться скрыться. Генриху Мюллеру, находившемуся в бункере, удалось бежать. По некоторым сведениям, он перешел на службу в советскую разведку и умер в Москве в 1948 г. Кальтенбруннер, Риббентроп, Кейтель, Розенберг, Йодль, Франк были на Нюрнбергском процессе приговорены к смертной казни и повешены. С Вальтера Шелленберга в ходе судебного разбирательства были сняты все обвинения, кроме членства в преступных организациях, а также причастности к расстрелам военнопленных. В 1949 г. он был приговорен к шести годам тюремного заключения, но в декабре 1950 г. освобожден. Жил в Швейцарии, а потом в Италии, где и умер в 1952 г. Гудериан был взят в плен американцами, но вскоре освобожден. (Примеч. пер.)
Англичане и американцы в Берлин еще не вошли! Между тем Германия Дёница и Кейтеля уже капитулировала. [287] Немцы слышат, как иностранные солдаты просят: «Frau, komm», «Пойдем, фрау», — обращаясь к тридцатилетним женщинам, которым можно дать 60. Солдаты пытаются подманить женщин пальцем или щелкают себя по горлу, что означает: «Я хочу выпить». Десятилетние шалопаи играют в войну, забравшись в перевернутый обгоревший танк, застрявший напротив рейхстага. Берлин сейчас напоминает разрушенный Сталинград. Вокзал Груневальд еще функционирует. Дежурный диспетчер нарочно замедляет ход поездов, чтобы молодые немецкие военнопленные успели выскочить из вагонов! В первом вновь открывшемся театре, украшенном портретами Сталина и Гарро Шульце-Бойзена, одного из руководителей «Красной капеллы» (которого повесили в 1942 году вместе с его сестрой Либертас), играют «Трехгрошовую оперу» Брехта. Весь город пропах смертью, характерным запахом Muckefuck (кофейного суррогата), затхлостью давно не мытых человеческих тел.
287
Карл Дёниц 20 апреля посетил Гитлера в бункере в связи с его 56-летием. Гитлер в политическом завещании назначил Дёница своим преемником на посту президента и верховного главнокомандующего. Став главой страны, Дёниц 2 мая перенес свою резиденцию во Фленсбург. Он предпринимал активнейшие попытки добиться скорейшего заключения перемирия с западными союзниками и вывести как можно больше войск и гражданского населения с территорий, которые могут быть заняты советскими войсками. 23 мая вместе со всем составом правительства был арестован американскими военными властями. В Нюрнберге блестяще провел свою защиту, но был приговорен к десяти годам тюремного заключения. Отбывал свой срок в тюрьме Шпандау и вышел на свободу в 1956 г. Автор нескольких книг по истории мировой войны и мемуаров. Умер в 1980 г.
Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель (вместе с генералом Г. Штумпфом и адмиралом Г. Фридебургом) 8 мая 1945 г. в Берлине подписал акт о безоговорочной капитуляции Германии. Затем выехал во Фленсбург, к К. Дёницу, где и был арестован вместе со всеми членами правительства. На Нюрнбергском процессе признал себя виновным по предъявленным ему пунктам обвинения, был приговорен к смертной казни и повешен. (Примеч. пер.)
Мир, содрогаясь от страха, открывает для себя правду о концентрационных лагерях. Многие берлинцы — тоже. Незнакомые люди легко переходят на «ты», бросаются друг к другу на шею, отпускают циничные шутки, плачут. Вскоре на Кудамме появляются британцы — они выглядят безупречно, часто прогуливаются под руку с не менее элегантными женщинами. Вот какой-то берлинский дедушка бродит среди руин вместе со своей внучкой. Девочка-подросток кивком головы показывает на молодого немецкого солдата с покалеченными ногами, в грязной униформе, и спрашивает: «Скажи, он тоже хотел войны?» Старик ничего не отвечает и только печально смотрит на нее. Тогда она пожимает плечиками и изрекает странную фразу: «Erst kommt das Fressen, dann kommt die Moral», «Сперва приходит жратва, а уж потом мораль».
Иллюстрации