Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

«Милостивый Государь Александр Сергеевич!

Вследствие повторительнаго отношения моего к послу нашему в Лондоне об исходатайствовании от Великобританскаго Правительства дозволения чиновникам английской миссии в Персии принять ордена Всемилостивейшее пожалованные хам за услуги нам оказанные при заключении мира Туркменчайского, князь Дивен сообщил мне ныне, что не предстоит надежды достигнуть сей цели Таковый отзыв посла нашего вменил себе в долг довести до Высочайшаго сведения, и Государю Императору благоугодно было пожаловать подарки из Кабинета тем самым чиновникам помянутой Миссии, коим были предназначены прежде орденские знаки, а именно:

Подполковнику Монтейту бриллиантовую табакерку с Высочайшим вензелем, капитанам Макдональду и Кемпбелю богатые перстни с шифром, поручикам Жаксону и Ши бриллиантовые перстни без шифра.

Во исполнение Высочайшей воли, препроводив все сии вещи Г Генералу от инфантерии Графу Паскевитчу Эриванскому я долгом поставляю о сём известить Вас, Милостивый Государь.

Пребываю с совершенным почтением и преданностью Вашего Высокородия покорнейшим слугою граф Нессельроде

№ 360

С.Петербург

26 февраля 1829-го» [80] .

Заслуживали ли англичане российских наград, вопрос особый, требующий отдельного изучения. В данном случае в Петербурге, конечно, преобладали дипломатические расчёты. Император и Нессельроде пытались хотя бы подарками и орденами сгладить напряжённость в отношениях с Великобританией, вставлявшей России палки в колёса везде, где было можно, в том числе на Кавказе и в Персии. Лондон при этом делал хорошую мину при плохой игре, а Петербург делал вид, что принимает эту игру за чистую монету, и платил англичанам тем же.

80

Орфография сохранена.

Через шесть дней вице-канцлер заготовил новое задание Грибоедову — теперь коммерческого характера, за которым явно чувствуются личные интересы Нессельроде (примеры «тихих» занятий главного дипломата России коммерцией можно привести и помимо Персии):

«Милостивый Государь, Александр Сергеевич!

Г. Министр финансов известил меня, что московский фабрикант Посылин в конце минувшаго года отправил через Баку из Астрахани в Персию своего прикащика с разными бумажными материями Российскаго изделия для распродажи оных ценою до 200 тыс. рублей. Прикащик тот по вероятности находится теперь в Зинзилийском порте.

Таковое довольно смелое предприятие, могущее способствовать увеличению сбыта в восточных краях произведений Российской промышленности, заслуживает особеннаго внимания и покровительства со стороны начальства. Сие побуждает меня, согласно требованию Г. Министра финансов, поручить означеннаго прикащика Вашему преимущественному покровительству и просить Вас, Милостивый Государь, о неоставлении его в случае нужды всяким содействием и защитою.

По сему же предмету неугодно ли Вам будет исходатайствовать от Персидскаго Министерства положительнаго повеления Гилянскому начальству; а вместе снабдить, буде признаете нужным, и Г-на Амбургера наставлениями Вашими.

Пребываю с совершеннейшим почтением… граф Нессельроде.

№ 438, марта 4-го дня, 1829-го» [81]

Письмом от восьмого марта директор Азиатского департамента Родофиникин спешит обрадовать миссию в Тегеране известием об удовлетворении просьбы её посланника о том, чтобы Петербург выслал в подарки «вельможам и другим лицам в Персии» ружья, пистолеты и 100 аршин тонкого сукна разной расцветки из Кабинета его величества, «в числе котораго одна половина тёмнозелёная, другая — бирюзоваго, третья — светлогороховая, а четвёртая — тёмногороховаго цвета, в каждой по 25 аршин длины». Весь груз отправляется в обитом кожей ящике «за Кабинетной печатью».

81

Орфография сохранена.

Эх, милостивый государь, Константин Константинович! Не до светло-горохового сукна теперь его высокородию и кавалеру Грибоедову! Ему на гроб прибивают позолоченный российский герб…

12 марта 2-й стол 1-го отделения Азиатского департамента уведомляет Тегеран и Тавриз о том, что «настоятель Сирийскаго Предтеченскаго монастыря архимандрит Симеон Айлиханов, прибывший в Россию без надлежащих видов, по Высочайшей воле выслан за границу через Таганрог с повелением никогда не возвращаться в наши пределы», и препровождает приметы означенного священнослужителя, дабы миссия, понеже он под своим или чужим именем появится в ней, ни под каким видом не выдавала ему паспорта на въезд в Россию.

А в это время в Тегеране происходили драматичные события, послужившие толчком к катастрофе 11 февраля. Грибоедов принял и укрыл в здании миссии евнуха и казначея шахского гарема Якуб-хана. Ходжа-Мирза-Якуб был эриванским армянином по фамилии Маркарьян, взятым пятнадцатью годами раньше в персидский плен, ослеплённым и обращенным в ислам. Теперь, когда по Туркманчайскому договору армянам разрешили вернуться на свою родину, Якуб тоже захотел воспользоваться этой возможностью. Фетх-Али-шах ни за что не хотел отпускать Якуба — евнух владел слишком многими дворцовыми тайнами. Чтобы «выцарапать» евнуха из рук Грибоедова, одряхлевший владыка прибег к разным средствам — от уговоров и угроз до фабрикации денежного начёта на своего евнуха, но ничто не помогало. Грибоедов не отпускал беженца и готовил его к отправке в российскую Армению. Обиженный владыка, надев на себя маску беспомощного старика, писал русскому посланнику: «Продолжайте, отнимите у меня всех жён моих — шах будет здесь молчать, но Наиб-султан едет в Петербург и будет лично на вас жаловаться Императору».

И тогда главный мулла Тегерана Месси (Месих) вместе с другими муллами и зажиточными жителями города, при потворстве шаха и попустительстве его визирей, начал подстрекать и возмущать народ против неверных русских, посягнувших на самое святое в мусульманском государстве. Результатом стало нападение 100-тысячной толпы на здание русской миссии 30 января/11 февраля 1829 года, жестокое убийство всех её сотрудников, разграбление имущества и сожжение всей документации. Разъярённая чернь проникла внутрь помещений и шаг за шагом приближалась к комнате, в которой нашли убежище Грибоедов и несколько оставшихся в живых казаков и сотрудников. Свидетели описывают, как мужественно и спокойно принял он свою смерть…

Вместе с посланником погибли 2-й секретарь Карл Фёдорович Аделунг, сын начальника Учебного отделения Азиатского департамента, врач Мальмберг, переводчик штабс-капитан Шахназаров (Мирза Нариман), переводчики П. Калатозов (Калатозошвили) и Соломон Меликов, чиновник «для рассылок и разных поручений» Соломон Кобулов (Кобулашвили), заведующий прислугой Рустам-бек, казначей Василий Дадашев, курьеры Исаак Саркисов, Хачатур Шахназаров и слуги Грибоедова Александр Грибов и Семён Захаров.

Грибоедов готовился накануне выехать в Тавриз, чтобы встретиться со своей 16-летней женой. Вместо себя он оставлял секретаря И. С. Мальцова. Вечером 29 января/10 февраля он написал выдержанную в резких тонах ответную ноту Фетх-Али-шаху, заключив её словами: «Нижеподписавшийся, убедившись из недобросовестного поведения персидского правительства, что русские подданные не могут пользоваться здесь не только должной приязнью, но даже и личной безопасностью, [решил] испросить у великого Государя своего всемилостивейшее повеление удалиться из Персии в российские пределы». Персы превосходно знали об отъезде посланника из Тегерана и не потому ли они так точно угадали момент нападения на миссию, не дав Грибоедову ни малейшего шанса на то, чтобы уехать в Тавриз?

Титулярный советник секретарь миссии Мальцов жил на первом дворе миссии, рядом с мехмендарем(приставом). Согласно его рассказу, толпа озверевших персов, преодолев ворота, устремилась мимо его квартиры и хлынула на второй и третий дворы, где была квартира Грибоедова и канцелярия миссии. Пока происходила драка с выбежавшими наружу сотрудниками и казаками, в ходе которой раздавались отдельные выстрелы, Мальцов подозвал к себе одного из персидских сарбазов(стражников, солдат), вальяжно разгуливавших по двору и демонстративно не вмешивавшихся в события, дал ему 200 червонцев и попросил его говорить нападавшим, что в его доме русских не было. Так Мальцов, трясясь от страха, просидел в своём убежище около трёх часов, наблюдая за всем происходившим. Потом к нему пришёл серенгенг (полковник) и приставил к его дверям стражу. Когда стемнело, и толпа сделала своё подлое дело, он переодел Мальцова в одежду сарбаза и отвёл во дворец к одному из сыновей шаха — Али-шаху по кличке Зими-султан («тень шаха»).