Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры

Местный представитель царя, стратег, обладал не только исполнительной властью в округе, но и законодательной. Он должен был знать обо всех делах, происходящих на подчиненной его власти территории, а также принимал жалобы, касающиеся частных тяжб и адресованные царю. ^{104} Чтобы все его решения беспрекословно выполнялись, ему были подчинены все местные органы правопорядка.

Среди подчиненных стратега большинство занималось экономическими и налоговыми вопросами. Нужно было размечать и вносить в записи сельскохозяйственные угодья, планировать необходимые работы по ирригации земель (строительство каналов, запруд), осуществлять обязательный набор работников для выполнения «барщины». Единожды определенные, засеянные площади должны были оцениваться для последующего сбора государственных налогов. Кроме того, нужно было обеспечивать сбор пшеницы, принадлежащей царю, и последующий отвоз ее либо в Александрию, либо в гарнизоны. Необходимо было, наконец, организовать сдачу на откуп налогов и царских монополий. Все эти задачи контролировали чиновники, которые по мере уменьшения чина отвечали за уменьшающуюся территорию нома: кантоны ( топы) и деревни. Вначале эконом(управляющий) играл главную роль: местный представитель министра финансов, всемогущий диойкет занимался всем, что касалось царских расходов нома. Среди прочих, ему помогали эклогист(бухгалтер) и антиграф(контролер учетных записей).

Государственный писарь

Однако другой персонаж приобретал все больше и больше значимости — царский писарь. ^{105} Это звание, в отличие от эконома и его помощников, восходило к древнеегипетской традиции. Его греческий титул, звучащий как базиликограммат, дословно переводился на местный язык ( сэш-несу— на египетском классическом или сех-ан-пераа— на демотическом). Эта должность была уделом египтян. В администрации нома царский писарь в конце концов вытеснил эконома в течение II века, став, таким образом, вторым человеком в округе после стратега. Такому повышению статуса писаря без сомнения способствовало знание одновременно двух языков, которым отличались все египтяне, состоявшие на службе у Птолемеев, тогда как греки редко и с трудом овладевали местным египетским наречием. Также к положительным сторонам этой работы относилось прекрасное знание сельской местности и местного менталитета, что было несомненным козырем в решении проблем, касающихся сельского хозяйства. В нижней ступени иерархической лестницы роль царского писаря выполняли топограммат(писарь кантона) и комограммат(деревенский писарь). Естественно, все они были египтянами. ^{106} Их роль в управлении сельскими территориями была первостепенной, как показывают сохранившиеся архивы комограммата из Керкеозириса в Фаюме, некоего Менхеса. ^{107}

Этот Менхес, являясь представителем общественных интересов своей деревни, следил за всеми действиями административной власти, что повышало его престиж, которому завидовали другие знатные жители деревни, местный эпистат, глава местных правоохранительных органов, или комарх. Неизвестно, каким образом Менхес достиг желанного поста, но точно известно, при каких обстоятельствах он смог вернуться на этот пост в 119 году. ^{108} С одной стороны, чтобы добиться восстановления в должности от диойкета, к которому обращались финансовые чиновники, он должен был приобрести за собственные деньги неплодородную царскую землю в 10 арур (2,75 гектара), выплачивая при этом налог на плодородную землю по 50 артабов пшеницы. Это был удобный способ для администрации извлекать доход из неплодородных земель. Но такой подход приводил к тому, что кандидаты в чиновники уже имели способы противостоять налогам, установленным на возделанные земли, то есть тем из них, которые царские крестьяне не могли полностью взять на себя. Более того, Менхес должен был дать взятку деревенской общине. Эта взятка включала в себя 50 артабов пшеницы и 50 артабов чечевицы и других бобовых. Такая постановка проблемы означала, что к другим представителям деревни — имеются в виду комарх и старейшины — обращались за советом при назначении местного писца, и желательно было их подмаслить.

Чем более влиятельным оказывался пост писаря, тем более он был подвержен интригам местной власти, как это доказывают злоключения, происходившие с тем же самым комограмматом (декабрь 118 г.): «Семнадцатое хатира 53 года, я узнал о прибытии в деревню Асклепиада помощника Аминиаса, главы, следящего за правопорядком в номе. По традиции я вышел им навстречу в сопровождении комарха, нескольких старейшин деревни и Деметрия, главы охраны деревни. Когда мы их поприветствовали, они задержали меня, Деметрия и одного из крестьян по имени Маррес, сына Петоса, под тем предлогом, что на нас поступила жалоба от некоего Гариота, сына Харсиесиса, жителя Крокодиополя. В жалобе этого крестьянина было написано, что его пытались отравить, когда он вместе с остальными ужинал в деревенской таверне. Асклепиадос повелел нам предстать в суде перед Аминиасом 19 числа того же месяца, который снял с нас обвинения из-за неявки обвиняющей стороны…<…>». ^{109}

Менхес в своей петиции, адресованной путешествующей в то время по провинции царской семье, исходя из того, что на него нет обвинений, просит царя повелеть стратегу, чтобы никто не мог «повторить ту же самую процедуру, используя клевету или шантаж». План, имеющий своей целью дискредитировать Менхеса и подчиненных ему людей, провалился, однако у писаря были все основания опасаться новых попыток лишить его занимаемой должности.

Бремя налогов

Налоги являются ключевым словом в административной системе управления Лагидов. Птолемеи вели себя прежде всего как владельцы плодородной земли, из которой они мечтали извлечь максимум прибыли. Навязанные Египту аспекты экономического контроля, большинство из которых цари позаимствовали в системе внутреннего правления фараонов, поначалу даже способствовали росту экономики, названной некоторыми историками «управленческой», или «государственной». Однако итог подобного контроля выразился не столько в рациональном и централизованном экономическом управлении страной, направленном на повышение уровня ее производительности, сколько в гарантированных поступлениях излишних доходов в казну государства.

Налоги, как и вся структура товарообмена, базировались на двух основных единицах стоимости: деньги (в монетах) и пшеница. Несмотря на то что деньги были введены в Египте еще в V веке во время персидского правления, монеты как средство повседневного обмена прижились только в правление династии Лагидов, тогда как пшеница все это время оставалась основой традиционной системы экономики.

Государственные доходы базировались на двух параллельных системах, основанных на различных принципах. Взимание налогов с земель, засеянных пшеницей, осуществлялось прямо на месте, на молотильных токах. Взиманием налогов занимались царские чиновники, называемые « ситологами» (специалистами по ландшафту), затем пшеницу перевозили в царские амбары, прежде чем распределить ее по назначению: на содержание царских подданных (чиновников, военных), на снабжение пшеницей Александрии и на вывоз хлеба за пределы страны. Налоги, взимаемые с большинства прочих продуктов и других работ, исчислялись по различным системам. Но цель была одна — заставить поступать именно деньги в царскую казну, а не продовольственные товары. Чтобы достичь этой цели, Лагиды ввели в Египте систему отдачи на откуп налогов, задуманную греками как сбор пошлины с быстро портящихся продуктов, на которые невозможно было установить точную цену. Эта система предполагала существование банков и инвестиционных капиталов. Капиталы к тому времени вышли уже далеко за пределы Египта; потенциальные инвесторы видели в отдаче на откуп налогов средства для собственного обогащения.

На самом деле, внедрение частной выгоды в систему налогообложения было далеко от идеи «либерализации» экономики. Напротив, дотошный, тщательный контроль должен был осуществляться государством, чтобы помешать хищениям, наносящим ущерб уже выработанной экономической системе. Продукция, на которую государство определяло налог, подвергалась предварительной оценке чиновников-профессионалов, затем оцененный урожай становился предметом всеобщего торга, касающегося итоговой суммы налога, который богатое сословие обязалось выплачивать государству. Эти богачи объединялись в организации, подобные современным фирмам, дабы гарантировать выплату налога. Эти «фирмы» полностью скупали продукцию и выставляли ее на рынок по своей собственной цене. Затем урожай поступал на утвержденные пункты переработки, принадлежащие частным владельцам либо храмам, которые в свою очередь выплачивали налог по сходной системе. В конце концов, владельцы этих организаций продавали товар широкого потребления либо оптовикам, либо продавцам розничной торговли, которые устанавливали свою собственную надбавку к цене по государственной лицензии.

Можно догадаться, что законы свободного рынка никогда не рассматривались в качестве альтернативы во времена правления Лагидов. На всех уровнях, от производителя до розничного продавца, цены устанавливались государством. Только общая сумма налогов могла варьироваться в зависимости от той или иной прибавки к цене. В интересах государства было предоставить богатому сословию гарантию высокого качества и достаточного количества урожая, чтобы то могло установить максимально завышенную надбавку к общей сумме пошлин и тем самым пополнить государственную казну в надежде получить определенную выгоду и для себя. Чтобы сократить риск, контроль осуществлялся максимально строго. Чиновники, оценивающие урожай на корню, отвечали за возможный дефицит товара, что, впрочем, не мешало им перекладывать ответственность, в случае необходимости, на крестьян. Ремесленники и служащие переработочных пунктов обязаны были присутствовать на рабочих местах и в качестве гарантии принимали присягу. Их рабочие инструменты, например, давильни для масла, опечатывались по истечении рабочего дня, чтобы избежать тайного производства продукции, а также ее контрабанды. Что касается владельцев «фирм» и посредников на торгах, то они должны были выдавать долговые обязательства под заложенное имущество, а также предоставлять залоги. Все полученные суммы они клали на счет «фирмы» в царский банк. На этот счет накладывался секвестр до конца бюджетного отчетного года. Ежемесячные собрания объединяли эконома нома, его антиграфа, представителей «фирм» и банкиров для проверки счетных документов и установления промежуточного баланса. Эти документы в опечатанном виде отправлялись в Александрию, чтобы там их могли заново просмотреть диойкет и его эклогист, главный счетовод царства.

Можно описать организацию сбора налогов с сельскохозяйственной продукции, например, с масла, судя по расходным записям, которые велись на папирусных листах в эпоху Птолемея II. ^{110} Трудно сказать, действительно ли реальность совпадала с написанным. В любом случае, очевидно, что эта система иногда давала сбои. Если ее достоинством являлась гарантия денежных доходов государству, начиная с крестьянских работ, то ее недостатком стало ограничение и жесткий государственный контроль над производством, который мешал любому развитию экономики. Устранение частной инициативы привело к стагнации производства, цены на розничные товары резко пошли вверх. Так, пищевое масло в Египте было в среднем в два раза дороже, чем на внешнем рынке. Конкуренции можно было избежать только путем ужасающих таможенных тарифов, которые достигали подчас 50 %. Небольшое количество таможенных пунктов в стране облегчало контроль и существенно ограничивало ввоз товара контрабандным путем. Такая система требовала в равной степени и таможенных барьеров внутри страны. На самом деле, выплата налогов осуществлялась в рамках каждого нома, и было необходимо ограничить свободное хождение налогооблагаемых товаров, чтобы защитить интересы привилегированного класса и избежать конкуренции между номами, которая могла бы понизить надбавку на общую сумму налогов.

Неповиновение и контрабанда

Социальные последствия такой экономической политики государства не прошли даром. Если, с одной стороны, система давала некоторые гарантии производителям, а именно крестьянам и ремесленникам, заранее обеспечивая сбыт производимого ими товара, то с другой стороны, она позволяла им получать только жалкие доходы и вести очень низкий уровень жизни. Более того, ремесленники были защищены только на короткое время, возобновляя право на работу лишь раз в год, а то и в два года. Разрешение это можно было получить только посредством жесткого торга. Таким образом, они были полностью во власти финансовых чиновников, представителей владельцев фирм или банков. Не имея никаких средств дополнительно зарабатывать себе на жизнь, они понимали, что их положение, оправданно то или нет, вскоре может стать невыносимым. Как цари, так и их советники осознавали всю опасность, которую могли повлечь за собой злоупотребления царских чиновников по отношению к низшим слоям населения. Они старались в короткие сроки хотя бы временно облегчить ситуацию путем амнистий, предупреждений, адресованных ответственным чинам по поводу служебных нарушений. Однако неисправность крылась в самой системе, и потому кризисы были неизбежны.

Одной из возможных причин развала экономики являлась контрабанда внутри страны, ставшая неистребимой за счет многоуровневой системы цен на сельскохозяйственную и ремесленную продукцию. Несмотря на суровые репрессии, довольно большая часть товара избегала царского контроля при помощи широкой сети контрабандистов, среди которых нередко встречались и государственные служащие. К сожалению, невозможно ни оценить всю значимость этой теневой экономики, ни подсчитать точные потери, которые были нанесены налоговой системе страны. Очевидно, что первыми жертвами стали посредники, получившие исключительное право на продажу товара с царских монополий, которые были абсолютно безоружны перед лицом такой вероломной конкуренции. Примером тому может послужить жалоба, адресованная в 113 году уже знакомому нам комограммату из Керкеозириса — Менхесу: «От Аполодора, посредника по продаже и налогообложению масла в деревне, 4 года (время правления Клеопатры III и Птолемея IX). Мое предприятие разорено людьми, возившими оливковое и касторовое масло в деревню контрабандой. 11 Мехира (28 февраля 113 года) мне донесли, что некий фракиец из (деревни) Керкезефиса, чье имя мне не известно, хранил в доме сапожника Пехтезуха масло и тайком продавал его Таисии, которая жила в том же доме. Также он продал масло птицеводу и его дочери из той же деревни. Так как вас не было на тот момент, я тут же сообщил об этом главе охраны, чтобы он явился к вышеуказанному сапожнику. Мы встретили там этого фракийца, но товара уже не было. Все обыскав, мы обнаружили несколько [глиняных кувшинов], спрятанных под шкурами баранов. Кувшины эти принадлежали сапожнику, [во время обыска, фракийцу удалось] сбежать, а контрабандное масло [было только частью спрятанного товара]. Таким образом, я понес убытки в 15 талантов [= примерно 180 драхм серебром]. Я посылаю вам этот отчет, чтобы вы направили его в компетентные органы». ^{111}