Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения
Шрифт:
Справедливости ради надо сказать, что студенты, чтобы раздобыть себе пропитание, не только воровали, но и пытались прокормиться честным путем. Например, Диего Торрес Вильяроэль (1693–1770), обошедший в XVIII веке Испанию и Португалию, играл на музыкальных инструментах, пел и танцевал, даже участвовал в корриде. Наконец он вернулся в свою альма-матер — университет в Саламанке — и занял там кафедру профессора математики.
В разные времена власти разных стран издавали суровые законы против бродяжничества и нищенства, а голодные, одетые в лохмотья студенты, перебивавшиеся подаянием, выглядели весьма подозрительно.
В 1778 году Филипп Пинель [16] и некий молодой англичанин отправились из Монпелье в Париж пешком, закинув за спины мешки со скудными пожитками. По дороге путники без документов показались подозрительными одному бальи, который велел их арестовать.
С Михаилом Ломоносовым произошло еще
16
Филипп Пинель (1745–1826) — известный французский врач-психиатр, впервые классифицировавший душевные заболевания и избавивший от цепей умалишенных, содержавшихся в лечебницах. Сын бедного хирурга, сначала стал священником и преподавал теологию, но в 1771 году отказался от этой деятельности и изучал математику и медицину в Тулузе. Работая над диссертацией, наблюдал за поведением буйных сумасшедших в местной больнице. Продолжил учебу в Монпелье, а в 1778 году перебрался в Париж, где какое-то время зарабатывал частными уроками математики и переводами медицинских книг.
«Миновав Диссельдорф, ночевал поблизости от сего города, в небольшом селении, на постоялом дворе. Нашел там прусского офицера с солдатами, вербующего рекрут. Здесь случилось с ним странное происшествие: путник наш показался пруссакам годною рыбою на их уду. Офицер просил его учтивым образом сесть подле себя, отужинать с его подчиненными и вместе выпить так ими называемую круговую рюмку. В продолжение стола расхваливана ему была королевская прусская служба. Наш путник так был употчеван, что не мог помнить, что происходило с ним ночью. Пробудясь, увидел на платье своем красной воротник; снял его. В карманах ощупал несколько прусских денег. Прусский офицер, назвав его храбрым солдатом, дал ему, между тем, знать, что, конечно, сыщет он счастье, начав служить в прусском войске. Подчиненные сего офицера именовали его братом.
„Как, — отвечал Ломоносов, — я ваш брат? Я россиянин, следовательно, вам и не родня…“ — „Как? — закричал ему прусский урядник, — разве ты не совсем выспался или забыл, что вчерась при всех нас вступил в королевскую прусскую службу; бил с г. порутчиком по рукам; взял и побратался с нами. Не унывай только и не думай ни о чем, тебе у нас полюбится, детина ты добрый и годишься на лошадь“.
Таким образом сделался бедный наш Ломоносов королевским прусским рейтаром. Палка прусского вахмистра запечатала у него уста. Дни через два отведен в крепость Вессель с прочими рекрутами, набранными по окрестностям.
Принял, однако же, сам в себе твердое намерение вырваться из тяжкого своего состояния при первом случае. Казалось ему, что за ним более присматривают, нежели за другими рекрутами. Стал притворяться веселым и полюбившим солдатскую жизнь…
Караульня находилась близко к валу, задним окном была к скату. Заметив он то и, высмотрев другие удобности к задуманному побегу, дерзновенно оный предпринял и совершил счастливо.
На каждый вечер ложился он спать весьма рано; высыпался уже, когда другие на нарах были еще в перьвом сне. Пробудясь пополуночи и приметя, что все еще спали крепко, вылез, сколько мог тише, в заднее окно; всполз на вал и, пользуясь темнотою ночи, влекся по оному на четвереньках, чтобы не приметили того стоящие на валу часовые. Переплыл главный ров… и увидел себя наконец на поле. Оставалось зайти за прусскую границу. Бежал из всей силы с целую немецкую милю. Платье на нем было мокро».
Одному отправляться в дорогу было заведомо опасно; всегда лучше иметь надежного попутчика, предпочтительно знающего дорогу и обычаи тех мест, куда ты направляешься, или просто порядочного человека, на которого можно положиться.
Известный врач и профессор Базельского университета Феликс Платтер (1536–1614) оставил красочный рассказ о своих юных годах, подробно описав и свои путешествия. В 15 лет отец отправил его учиться медицине во Францию, в Монпелье. Медлить с отъездом было нельзя — в Базель пришла чума; но именно поэтому лионские купцы, возвращавшиеся с Франкфуртской ярмарки, под покровительство которых Платтер-старший собирался передать сына, решили объехать город стороной. По счастью, один парижанин по фамилии Робер направлялся в Женеву через Базель; договорились, что Феликс поедет с ним.
Отец купил ему лошадку за семь крон, положил в узел из клеенки две рубашки и несколько платков, тщательно зашил в камзол сына четыре золотые кроны и вручил на дорогу три кроны мелочью, предупредив, что все деньги на его снаряжение взяты в долг.
В путь выехали в воскресенье 9 октября 1552 года в девять утра. Мать плакала, не чая вновь увидеть единственного сына, ведь ему столько лет придется провести на чужбине. К тому же она боялась, что Карл V, осадивший Мец,
сотрет Базель с лица земли и мальчику будет некуда возвращаться. Отец провожал Феликса пару миль. В тот же день их служанка свалилась от чумы, которая произвела большие опустошения на их улице.Сын школьного учителя, а не дворянина, Феликс не привык к верховой езде. Вечером первого же дня его лошадь упала, и он ударился о камень, но, к счастью, не расшибся. Спускаясь по лестнице, он зацепился за ступеньку шпорами и скатился кубарем. Его спутник Томас Шепфиус, также отправлявшийся учиться на врача, был постарше, но оказался таким же горе-кавалеристом: его приходилось ждать, потому что он вечно плелся где-то сзади. Выяснилось, что его надули барышники, всучив никуда не годную лошадь. Она быстро захромала, и Томасу приходилось большую часть пути идти пешком. От своей клячи он избавился, продав за жалкие гроши.
Ночевали на постоялых дворах в деревнях, где было тесно, шумно и не продохнуть от дыма, или в городских гостиницах, где, конечно, было почище, но и дороже.
Через четыре дня путники заблудились ночью в густом тумане. В деревушке, на которую они каким-то чудом набрели, их отказались пускать на ночлег, но один местный житель согласился проводить их через лес. Здесь начинается история, которая пригодилась бы автору приключенческого романа. Провожатый привел трех путешественников на скверный постоялый двор посреди леса, который держала какая-то женщина. Собственно, это был даже не дом, а продуваемый всеми ветрами одноэтажный сарай, состоявший из общей комнаты и каморки. В зале с камином стоял длинный стол, за которым сидели савойские крестьяне и нищие, ели жареные каштаны с черным хлебом и запивали молодым вином. Делать нечего — пришлось остаться, хотя у хозяйки не было ни постелей, ни конюшни. Лошадей пристроили в хлеву, не расседлывая, а сами подсели к бродягам. Вид у них был совершенно разбойничий, но, по счастью, они перепились и заснули у очага. Проводник ушел спать на сеновал, а путники забаррикадировались в каморке, подперев дверь кроватью и закрыв ставни. Вынули из ножен рапиры и положили на стол. Спать никто и не думал. Напряженно вслушивались в тишину, вздрагивая от каждого шороха. Наконец нервное напряжение сделалось невыносимым; они решили бежать, благо заплатили хозяйке еще с вечера. Отодвинули кровать, осторожно пробрались в общий зал — все спят.
Тут пришел проводник и предупредил Робера (он единственный из всей компании понимал по-французски): бродяги договаривались рано утром подстеречь их в лесу и ограбить. Но они еще крепко спали, когда путники покинули негостеприимные стены за три часа до рассвета. Проводнику пообещали щедрую награду, если он выведет их к Лозанне проселком. На счастье путешественников, он оказался честным малым.
К рассвету путники выбрались из леса на большую дорогу и к полудню уже были в Лозанне, где рассказали о своих приключениях. Как оказалось, они действительно подвергались большой опасности: в лесу под Мезьером ежедневно убивали людей — там орудовала банда Длинного Пьера. Некоторое время спустя его изловили и колесовали в Берне; между прочим, он признался, что намеревался убить в Мезьере несколько студентов.
Феликс и Томас расстались с Робером в Женеве и поехали дальше под покровительством врача Мишеля Эроара, путешествовавшего со своим лакеем. Дорога, шедшая вдоль озера и кромки гор, становилась довольно опасной. Граница между Савойей и Францией проходила по реке Эн, через которую пришлось переправляться на лодках.
Впоследствии путникам еще не раз доводилось форсировать водные преграды — и вброд (при воспоминании об этом у Феликса даже 30 лет спустя мороз подирал по коже), и на пароме. Несмотря на то что был уже конец октября, на юге Франции стояла страшная жара, и после обеда путники отдыхали, пережидая зной до вечерней прохлады.
В общей сложности путешествие продлилось 20 дней, из которых собственно путь занял 15 дней — остальное время ушло на ожидание попутчиков и отдых. Феликс преодолел 95 миль и потратил 10 ливров, 12 шиллингов и 10 денье, в том числе на корм для лошади, чаевые и пошлину за переправу через реки. Добравшись до цели путешествия, Монпелье, он продал своего конька за восемь крон и на эти деньги купил одеяло и кое-что из одежды.
Пять лет спустя, завершив образование и возвращаясь домой, Феликс Платтер решил проехать через всю Францию и побывать в Париже.
В дорогу он со спутниками отправился 3 марта 1557 года. Наступил Великий пост, а это означало, что в католической Франции на всём пути уже не придется есть мяса. Дороги становились всё хуже (только дорога из Парижа в Орлеан была мощеной). По ночам улицы городов не освещались и было темно, хоть глаз выколи. В Кастельнодари Феликс, разыскивая гостиницу, ударился головой о крюк, на котором мясники вывешивают свой товар. С наступлением темноты городские ворота закрывали, и путникам, не успевшим войти, приходилось ночевать на постоялых дворах за городской чертой. Эти заведения по-прежнему были ненадежны; в одном месте в компанию к студентам набивался какой-то подозрительный тип со слугой, оба вооруженные холодным оружием (в те времена во Франции запрещалось носить с собой пистолеты); пришлось сбежать и прятаться от них в лесу.