Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте

Не пренебрегали и пилингом — очищением кожи с помощью деревянной или стеклянной лопатки — работа, выполнявшаяся профессионалом, которого специально приглашали на дом. По канонам красоты требовались высокий лоб, очень тонкие высоко посаженные и выгнутые углом брови, белый, как лебединые перья, цвет кожи, золотисто-светлые волосы, пирамидой уложенные на макушке и поддерживавшиеся специальной сеткой для волос; использовались также накладные волосы со светлой косой.

А драгоценности? Несмотря на законы против роскоши, украшения были многочисленны и изысканны: кольца, браслеты, колье, диадемы, пояса, инкрустированные драгоценными камнями и жемчугом, — все тонкой работы в соответствии с ремесленными традициями, составлявшими — и составляющими до сих пор — славу флорентийских золотых дел мастеров. Попытки обуздать с помощью законов против роскоши любителей дорогого удовольствия были тщетны. В 1330 году даже ввели должность муниципального чиновника, в сопровождении нотариуса ходившего по улицам в поисках нарушителей, модников-расточителей. Но не было предела находчивости флорентийцев, всякий раз дурачивших несчастного муниципала. Франко Саккетти, новеллист конца XIV века, оставил нам весьма забавные истории о неприятностях, постигавших не в меру усердного исполнителя постановлений. Увидев женщину, нарядившуюся в меха горностая, ношение которых было исключительной привилегией судей и нотариусов, он решил составить протокол. Нотариус уже взялся было за перо, как женщина остановила его со словами: «Ничего не пишите, ведь это не горностай, a lattizzi». — «А что такое lattizzo?» — спросил нотариус, не знавший смысла слова и обозначаемой им вещи. «Это баран», — ответила хитрая бестия. [15] Онемевший от удивления нотариус был полностью обезоружен столь необычной логикой. Хотя во времена Данте мода оставалась весьма незатейлива, тем не менее она уже становилась более изысканной: поэт возмущался «цепочками, венцами, поясами, дороже той, что их носила». [16] Судьба уберегла его от лицезрения безумств моды последующих десятилетий.

15

Sacchetti F. Il Trecento novelle. № 137.

16

В переводе M. Лозинского: «Не знала ни цепочек, ни корон, / Ни юбок с вышивкой, и поясочки / Не затмевали тех, кто обряжен» (Рай, XV, 100–102).

Питание

Если роскошь в одежде была грешком флорентийцев, то в еде они отличались умеренностью, и в этом отношении Данте не имел повода упрекнуть своих современников. Как бедные, так и богатые за столом довольствовались малым, и пиры устраивались только по особым случаям, публичным или семейным — но с какой щедростью, с каким размахом! Ж. Ле Гофф верно подметил, что склонность к обильным пирам, переходящим границы разумного, с избытком мяса и напитков, служила психологической компенсацией, освобождением от гнетущего страха голода, вполне оправданного в Средние века. [17] Голод был таким же неотъемлемым атрибутом средневекового мира, случался столь же часто и разил столь же безжалостно, как и страшные эпидемии, и непрерывные войны, внутренние и внешние. Историки подсчитали, что голод повторялся раз в четыре или пять лет: с 1276 по 1348 год шестнадцать раз! [18] Правда, в те времена город менее, чем в наши дни, зависел от сельской округи, поскольку внутри его стен было множество огородов. Однако, помимо неизбежных перепадов климатических условий (засухи и наводнения), подробно обрисованных в книге Ш. де Ла Ронсьера, [19] беспрестанные военные действия опустошали окрестности ( contado), откуда Флоренция получала продовольствие. Кроме того, город был вынужден завозить некоторые основные продукты питания (особенно зерновые) из других стран (Неаполитанского королевства, Прованса, Сицилии, Северной Италии, стран Востока), связи с которыми то и дело прерывались из-за превратностей внешней политики. Наконец, еще один неблагоприятный фактор, исключительный по тяжести последствий: продовольственное снабжение Флоренции, не являвшейся морской державой, зависело от флотов Генуи, Пизы, Неаполя и Венеции, которые часто были ее врагами. Поэтому флорентийцы, с одной стороны, учредили специальную службу продовольственного снабжения в составе шести магистратов ( Sei della biada), отвечавших за создание необходимых запасов хлеба и других основных продуктов питания. С другой стороны, ввели исключительно жестокие меры наказания: смертная казнь для препятствующих подвозу хлеба или ненадлежащим образом складирующих его; большие денежные штрафы и тюремное заключение для тех, кто в голодный год организует вывоз хлеба. Таким образом, к вопросу продовольственного снабжения правительство города относилось со всей серьезностью: Ш. де Ла Ронсьер хорошо показал, что количество и качество питания было предметом особой заботы, элементом концепции хорошей жизни, естественной для одного из экономических центров средневекового Запада.

17

Le Goff J. La Civilisation de l'Occident m'edi'eval. Paris, 1982. P. 437 et sq.

18

Pinto G. Firenze e la carestia del 1346–1347 // Archivo storico italiano, 1972. P. 3—84. См. также: De La Ronci`ere Ch. Florence centre 'economique r'egionale au XIV si`ecle. Paris, 1976.

19

De La Ronci`ere Ch. Op. cit.

Исходя из этого, уместен вопрос: хорошо ли питались во Флоренции времен Данте? Ответить на него не просто. Исчерпывающие исследования, проведенные Ш. де Ла Ронсьером, к сожалению, относятся к более позднему периоду и потому нуждаются в уточнениях. Само собой разумеется, общий уровень жизни определяет качество питания. Однако, все взвесив, можно утверждать, что в нормальный период достигался пищевой баланс для большинства активного населения с учетом неизбежных различий между отдельными социальными слоями, а внутри одного социального слоя — между представителями различных профессий. Кроме нищих и безработных, никто не боялся умереть с голоду, даже в голодный год. И тем не менее часть населения жила в состоянии постоянного или временного (экономический кризис, неурожай, гражданские смуты, войны) неудовлетворительного питания и даже хронического недоедания, что влекло за собой функциональные нарушения в организме из-за нехватки основных питательных элементов (протеинов и углеводов).

Простой народ ест два раза в день. Утром между 9 и 10 часами — завтрак ( desinare), вечером, на заходе солнца (летом чуть раньше) — обед ( cena). Как правило, в день довольствуются одним приемом специально приготовленной пищи — по утрам, вечером доедают оставшееся от завтрака. Однако и утренняя трапеза скромна и однообразна: овощной суп, иногда с клецками, два раза в неделю (четверг и воскресенье) дополнительно к супу вареная говядина или жареное мясо (телятина или баранина). По пятницам и во время поста, который соблюдается неукоснительно, едят рыбу, обычно спинку копченого тунца ( tonnina), с овощами — нутом или цветной капустой. Хлеба, основного продукта питания, съедают много, так что все остальные компоненты трапезы называют companatico— «сопутствующее хлебу». Пьют простую воду или пикет — вино из виноградных выжимок. Хорошее вино мужчины пьют в компании, собравшись в таверне или остерии, перед вечерней трапезой или после нее. К повседневному меню по праздникам добавляются свинина, домашняя птица, дичь, фаршированная нежной морковью или другими ингредиентами. Чтобы все это осилить, потребляли перец в количествах, способных поразить воображение, зарабатывая тем самым болезни и сокращая себе жизнь.

Богачи — тогда, как и сейчас, — любили кулинарные излишества. Тот же Ж. Ле Гофф мастерски показал, что значила в средневековом менталитете застольная роскошь, как она, наряду с одеждой, выражала этику власти и репрезентации, объединяя тем самым аристократию и горожан. [20] Прежде всего, богачи питались три раза в день. К уже упомянутым трапезам, утреннему завтраку ( desinare) и вечернему обеду ( cena), они добавили полдник ( merenda). Кроме того, роскошь стола служила важнейшим элементом роскоши как таковой: дорогие скатерти из тонкого полотна и соответствующие им салфетки, посуда, столовое серебро, кувшины для воды, дорогие графины, вилки, ножи и т. д. Решающее значение имели количество, разнообразие и изысканность блюд. Первое отличие трапезы богачей от еды бедняков — почти ежедневное потребление мяса. Второе — отборные и разнообразные вина, иногда привезенные из других областей Италии и даже из дальних краев. Третье — обилие дичи, добытой в собственных владениях или доставленной крестьянами и арендаторами. Четвертое — избыток специй и соли (государственная монополия, они слишком дороги для бедняков). Такова общая картина. Кроме того, трапезы богачей совершаются по тщательно разработанному ритуалу, для которого характерны мытье рук до и после еды, присутствие многочисленной прислуги, музыкантов, иногда шутов или странствующих жонглеров, обилие свечей, благовоний и т. д. Короче говоря, вечная помпезность «великого шутовства» снобов и сильных мира сего.

20

Le Goff J. Op. cit., loc.

Что же тогда говорить о праздничных обедах и особенно о свадебных пирах? Здесь теряли всякое чувство меры: регламент 1330 года вынужден ограничить трапезу двадцатью переменами блюд! Вот пример, хотя, строго говоря, и не относящийся к Флоренции времен Данте, однако и не слишком далекий от флорентийских обычаев:

«Что касается питания, то граждане Пьяченцы творят чудеса, особенно на свадьбах и банкетах. […] Начать с того, что на столах у них отличные белые и красные вина и, что стоит особо отметить, всевозможные кондитерские изделия. На первую перемену блюд у них подают двух каплунов или каплуна и большой кусок мяса на человека. […] Затем предлагают в большом количестве жаркое (каплуны, цыплята, фазаны, куропатки, зайцы, кабаны, косули и прочее, в зависимости от сезона). Потом подают сладкие пироги и сыры. Наконец, все моют руки и приступают к винам и кондитерским изделиям. Некоторые угощают гостей несладкими, а круглыми пирогами с яйцами, сыром и молоком с большим количеством сахара». [21]

21

Процитировано по: Viscardi, Barni. P. 312–313.

На самом деле чудеса, совершаемые жителями Пьяченцы, не представляют собой чего-то исключительного. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о пире, устроенном в июне 1466 года по случаю свадьбы сестры Лоренцо Великолепного, продолжавшемся три дня. Тогда две сотни приглашенных поглотили 260 каплунов, 500 гусей, 236 уток, 1500 цыплят, 470 голубей, залив все это 50 бочонками белого вина и 70 красного! [22]

Что касается питания населения Флоренции в целом, то благодаря Ш. де Ла Ронсьеру [23] мы имеем предельно точное представление о том, что ели ее жители в XIV веке. Для уточнения этой картины применительно к эпохе Данте достаточно скорректировать в сторону уменьшения приведенные ниже цифры, относящиеся к периоду, для которого были характерны более высокие запросы и лучшее качество жизни. В общих чертах дело обстоит так. Хлеб — основа питания (в среднем по килограмму в день на человека). Он хорошего качества и высокой питательной ценности. Удивительно много потребляют фруктов и овощей (в частности, 100 граммов бобов на человека в день). Еще больше удивляет количество мяса, съедаемого человеком в день (в среднем 100 граммов), не считая дичи и домашней птицы, а также речной, озерной и морской рыбы. Зато молока и меда, если не учитывать того, что идет на изготовление кондитерских изделий, потребляют мало. Специй, ввозимых с Востока (перец, корица, мускатный орех, гвоздика, имбирь) или выращенных в Италии (шафран, горчица, розмарин), напротив, едят много. Что до вина, то им, откровенно говоря, злоупотребляют: полтора литра в день на человека! Известны были также пиво ( cervisia, ячменное пиво) и спиртосодержащие напитки, которые во Флоренции потреблялись в умеренных количествах: здесь не испытывают недостатка в хороших винах местного производства (тем не менее привозят и из-за границы), продающихся в тавернах, многочисленных и не страдающих от недостатка посетителей, как и в наши дни (в барах и пабах). Вину приписывают всевозможные достоинства, в том числе свойство «ускорять рост всех членов тела, которые, не будь вина, оставались бы маленькими и хилыми…» — так проповедовал в 1306 году брат Джордано да Ривальто (из книги Ла Ронсьера. Т. 1. С. 404). «Каждый год 1 ноября устраиваются праздники вина нового урожая, и popolo minuto(простой народ) радуется, что важным персонам запрещено по этому случаю пребывать в городе» (там же. Т. 1. С. 127). Ясно, что хорошие еда и напитки являются во Флоренции предметом особой заботы и что, несмотря на неурожаи и эпидемии (правда, нередкие), большинство флорентийцев могут, когда лучше, когда хуже, удовлетворить свои потребности в достаточном и сбалансированном питании.

22

Pampaloni G. В книге: Vita privata a Firenze nei secoli XIV e XV. P. 51.

23

De La Ronci`ere Ch. Op. cit., I. P. 403 sq.

Глава вторая Периоды жизни

День, месяц, год

В эпоху Данте отсчет времени ведется при помощи простой свечи с делениями, песочных часов ( arenario), клепсидр (водяных часов) или солнечных часов ( meridiana). О наступлении дня и ночи религиозные и гражданские сообщества оповещают колокола монастырей, церквей, городских учреждений. Они зовут на молитву и работу, свидетельствуют о радостных и горестных событиях в публичной и частной жизни, о пожарах, «беспорядках» и восстаниях, о созыве народных собраний, о канунах праздников — короче, обо всем, что образует коллективное время, в которое включено время индивидуальное, или, если употребить выражение Ж. Ле Гоффа, «время купца и время Церкви». [24] «Каждый звук, от позвякивания колокольчика до гула большого колокола, имел свой смысл» (Давидсон). У каждой колокольни — свое назначение. Колокол капеллы Делла Бадиа (до реконструкции 1330 года), располагавшейся в старом поясе городских укреплений, возвещал о третьем и девятом каноническом часе, иначе говоря, согласно старинному комментатору Данте, Якопо делла Лана, о начале и конце рабочего дня (мы еще вернемся к вопросу о распорядке рабочего дня, далекому от решения). Колокол Дворца приоров, весивший 5775 килограммов и требовавший усилий двенадцати человек, чтобы привести его в движение, пока некий хитроумный механизм не позволил обойтись силами лишь двух, подавал мирянам сигнал о пробуждении и начале рабочего дня. Колокол Дворца подеста (современный Барджелло), который называли «ла Монтанина» (он весил 3 тысячи килограммов), в военное время звонил о сборе и выступлении в поход городского войска. К ним следует добавить колокола капелл и церквей, наперебой, непрестанно выводившие над городом волнующую мелодию молитвы. Вот почему столь тщательно подбирали многочисленных звонарей: иногда их приглашали из других мест, предоставляли жилье и питание, одевали в официальный мундир с гербом Флорентийской республики (колокол над красной лилией).

24

Le Goff J. Pour un autre Moyen Age. Paris, 1977. P. 46 sq.

Ритм рабочего дня сильно отличается от нашего. Прежде всего, очень рано вставали. Не будем говорить о монастырях, где колокол в полночь созывает на заутреню, а через три часа — на утреню. Поговорим о мирянах. Они просыпаются в шесть часов утра, когда колокола звонят первый канонический час. Домочадцы встают и, наскоро умыв руки, лицо и шею, идут в церковь на молитву; особенно пунктуальны женщины: предводительствуемые матерью семейства или кормилицей, они обычно не пропускали ни одной службы.

Возвратившись из церкви, садятся за скромную трапезу. Мужчины тем временем уже ушли на работу, натощак, прихватив с собой легкий завтрак: городские конторы открываются на заре, в третий канонический час у них перерыв. Вопрос о начале рабочего дня чрезвычайно сложен. Принимая во внимание приведенное нами свидетельство Якопо делла Лана из его комментария к стихам Данте:

Флоренция, меж древних стен, бессменно Ей подающих время терц и нон.

(Рай, XV, 97–98)

Терция (третий канонический час) была началом, а нона (девятый канонический час) окончанием рабочего дня. Но, как заметил А. Пезар, в таком случае «рабочий день был бы на удивление коротким». [25] К тому же, уточняет исследователь, Данте «ясно объясняет, почему колокола звонили не в девять утра и три часа дня, как сказали бы мы, а непосредственно до и после полудня» (Пир, IV, XXIII, 14–16). [26] Если предположить, как поступают некоторые (в частности, Дж. Фазоли), [27] что перерыв в работе делали между третьим и девятым каноническим часами, то трудовой ритм прерывался бы в тот момент (середина второй половины дня), на который приходится пик трудовой активности. Речь определенно идет о коротком перерыве, чтобы, к примеру, рабочие на стройке могли съесть свой скромный завтрак. Но вернемся к нашей терции. Именно в этот час в университетах начинались лекции, а студенты и профессора, как известно, никогда не любили подниматься очень рано… Предположим, что (тут мы вновь обратимся к тексту Якопо делла Лана) работу прекращали в девятом каноническом часу (примерно в три часа пополудни). Вполне вероятно, так и было зимой, по солнечному времени. Но мы знаем, что дневная работа продолжалась вплоть до захода солнца, когда колокола начинали звонить к вечерне ( Vespero), около шести вечера. Как бы то ни было, это и есть время вечерней трапезы ( cena), свидетельствующее об окончании дня: сразу после ужина ложатся спать — за исключением летней поры, когда проводят время на улице вплоть до сигнала, возвещающего тушение огня: все расходятся по домам, препоручив город ночному дозору. Только таверны и публичные дома остаются открытыми до повечерия ( compieta), примерно девяти часов вечера. Затем воцаряются тишина и ночной покой.

25

P'ezard A. OEuvres de Dante. P. 1495, примечание к стиху 98.

26

P'ezard A.Op. cit., loc. cit.

27

Fasoli G. Op. cit.