Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»
Шрифт:
В конце пути
Служба в Иностранном легионе оставляет след на всю жизнь. Принцип ГРУ, придуманный Виктором Суворовым, когда «вход рубль, выход — два», можно применить и к легиону, если рубли пересчитать на евро… разница лишь в том, что заставлять тебя остаться никто не станет. Ты пришел сюда добровольно и по истечении срока контракта волен уйти. Или остаться надолго, возможно, и навсегда.
В легион не просто вступить, еще сложнее забыть службу в его рядах. Нынешние французы отличаются друг от друга отношением к своей стране: одни не могут прожить без нее и быстро возвращаются из любой другой, непохожей на их собственную. Другие, наоборот, могут жить где угодно, только не во Франции — там, где все так непохоже на «милую Францию». Первые очень далеки от нас, вторые нам гораздо ближе по духу. А третьи —
«Лежьонер ан жур — лежьонер тужур» («Однажды став легионером, остаешься им навсегда»), И это не просто солдатская присказка: уволившись из легиона, ты все равно остаешься членом большой солдатской семьи, этого мужского братства. Если что-то не сложится на «гражданке», то в старости или по болезни ты всегда можешь вернуться в Иностранный легион… Здесь тебя ждут. Случается, что это — единственное место на всей Земле, где тебя ждут.
…Майор Дагийон ведет казенную «реношку» Первого полка как истинный танкист: лихо и уверенно. Девятнадцать лет он отслужил в бронетанковых войсках и счастлив, что перевелся в легион. Когда он говорит о нем, то его темные бретонские глаза начинают сверкать, как у юноши, рассказывающего о своей возлюбленной. Обань остается позади. После гонки по шоссе влетаем в уютную долину среди невысоких гор. И тут майор сбавляет ход и вальяжно откидывается в водительском кресле. С блуждающей улыбкой на губах осматривает окрестности Ориоля и говорит: «Вам тут понравится».
Узкая дорожка петляет среди кипарисов. Еще поворот и за кипарисами проглядывают стены небольших домиков поместья Де-Вед (Le Domaine de Vede)— это и есть Дом легионера. Дом ветеранов. Мы — на месте.
Приют для стариков-легионеров открылся еще в 1933 году. После многотрудной войны в Северной Африке Марсель тогда наводнили «клошары с орденами» — так тогда прозвали в городе легионеров-ветеранов без определенного места жительства. Франции эти солдаты были уже не нужны. Они уцелели во всех битвах и переболели всеми тропическими болезнями, похоронили всех своих товарищей, а теперь у них не было ни денег, ни семьи, ни дома. Только награды да воспоминания, которые они топили в красном вине.
Марсельцы видели, что эти опухшие от пьянства, дурно пахнущие и что-то бессвязно бормочущие старики в лохмотьях формы — старые солдаты. Сочувствовали, но сторонились. Горожане знали, что легионеры подыхают на пристанях Марселя. Все понимали, но ничего не делали: во Франции, также как и в России, обыватель привык, что все социальные проблемы должно решать государство, а их это не касается.
Узнав о бедственном положении своих верных солдат, опустившихся сегодня «бомжей с медалями», командующий легионом генерал Ролле бросился хлопотать о приюте для ветеранов. Для того чтобы понять, чего стоило Ролле добиться обустройства стариков, достаточно хотя бы раз столкнуться с отлаженной и смазанной веками системой французской бюрократии: как только им попадает твое дело, так все винтики, болтики и шестеренки старой машины работают с точностью хронометра. Но вся проблема в одном: как попасть внутрь этой машины. Ролле этого добился, и весь механизм пришел в движение.
В живописной долине в сорока километрах от Марселя правительство купило для легионеров старое поместье и четыре гектара земли, где и построили странноприимный дом. Ветеранов с затянувшимся «кафаром» собрали по всем причалам порта, вытащили из-под мостов и доставили сюда. Они снова были вместе! А что сказать друг другу, они знали, главное — быть услышанными.
Сегодня в этом приюте 70 отдельных комнат. Клуб. Прачечная. Бар. Медпункт. Столовая. Магазинчик.
На тенистой площадке перед баром за столиками сидят несколько ветеранов и азартно играют в какую-то настольную игру. Бар насквозь пропитан запахом холодного пепла: такой бывает только в комнате злостного курильщика. За оцинкованной стойкой шестидесятых годов — такую редко теперь увидишь во Франции — возвышается носатый и худой немолодой бармен, напомнивший мне карикатуры на де Голля. На стене над его головой — телевизор, звук включен на полную громкость. Но никто ничего не слышит и никуда не смотрит. Завсегдатаи, ежедневные и единственные посетители этого странного старомодного бара, заняты более важным делом: в клубах сигаретного дыма они о чем-то упорно спорят за бутылкой «легионерского» вина. По отдельным репликам становится ясным, что речь идет вовсе
не о футболе. И уж точно не о политике — она не интересовала легионеров никогда, даже на пенсии. Почему? У них есть свои командиры, которые отдают им приказы, а у их командиров — свои начальники, которые и придумывают, куда на этот раз послать легион. Зачем же тратить время на то, что все равно не дано изменить? Когда прикажут, тогда и начнем менять течение чьей-то неугодной Франции политики, на жаре или в холоде. Так о чем они спорят? Кажется, о войне, но отсюда толком не разобрать…— А что это они в вашем баре курят? — ехидно спрашиваю я бармена. — Теперь во Франции, как в Америке — курить повсюду запрещено…
— Так они же у себя дома! — было мне ответом.
Поселиться в Ориоле может всякий, кто служил в Иностранном легионе. Для этого нужно лишь представить свою служебную характеристику, которую каждый легионер получает перед увольнением. Паспорт. Если у ветерана-иностранца нет вида на жительство во Франции, то без лишних проволочек его сделают тут же, на месте. И еще нужно платить 650 евро в месяц, но жить за эти деньги на всем готовом. Самостоятельно передвигаться. И быть холостяком. Или считать себя таковым и жить одному…
В этом «доме» не работают, а просто доживают в приятной и привычной компании близких по духу людей. Среди тех, кому всегда можно сказать: «А помнишь?»
Не стоит думать, что здесь нашли свое последнее пристанище только те, кому не повезло в «гражданской» жизни: брошенные всеми старики. Сюда уезжают не только вдовцы и одинокие, есть и те, кто предпочитает обществу детей, жен и внуков жизнь среди тех, с кем прошла юность. Живет здесь и некогда модный продюсер. Светское общество Ривьеры, яхту и виллу на Лазурном Берегу он в конечном счете сменил на прокуренный бар Дома легионера.
Умирать старые легионеры тоже предпочитают здесь. Недавно ушел из жизни один старик. У него был рак в последней стадии. Его хотели положить в больницу. Он отказался. Сказал, что хочет умереть среди своих. Начальник приюта, тоже старик — полковник в отставке, держал его руку в своей до последнего вздоха умирающего товарища.
Что же делать старому солдату, который болен, всеми покинут, но у него нет 650 евро в месяц на комфортную старость среди братьев по оружию в Доме легионера? А таких одиноких и полусумасшедших стариков много в сытой и веселой с виду Франции. Они никому не нужны, и если не найдется среди соседей человечных людей, то о его смерти узнают только тогда, когда из-под двери просочится запах разложения.
До разгрома в Индокитае судьба покинувших легион по выслуге лет, по ранению или болезни снова перестала волновать французов. К тому времени уже успешно работал Дом легионера… Но каждая новая война во спасение разваливающейся империи приносила не только длинные списки убитых, но и живых, хотя и израненных свидетелей надвигающегося краха. Примерно с тем же столкнулись американцы во Вьетнаме, когда молодые люди в инвалидных колясках раздражали Белый дом: их увечность и возмущение были не просто укором бессмысленной войне, а платой за глупую веру в миссионерскую роль своей родины. Рядовым легионерам было еще хуже: у них не было ни дома, ни семьи, а их единственной родиной оставался легион. Им больше негде жить так, чтобы не чувствовать себя никому не нужными. Изгоями в стране, за которую они воевали. Вместить их Дом легионера уже не мог, да и не все были способны платить за свое содержание.
«Ты не бросаешь своих никогда: ни в бою, ни в жизни», — гласит пункт в «Кодексе чести» легионера. К чести командования легиона и Министерства по делам войны, об этом помнили. Своих не бросили в мирной жизни: в пятидесятые годы легион купил землю в живописной долине на фоне гор в Полубье, что в 30 километрах от Обаня. И вот, наконец, в 1953 году у подножия горного хребта Сен-Виктуар в Провансе Министерство по делам войны приобретает участок земли с фермой и передает его в пользование Иностранному легиону.
Но речь не шла только о том, чтобы куда-нибудь определить инвалидов и надолго забыть о них, как это случалось с инвалидами Великой Отечественной, когда их свезли на Валаам, в монастырь, предоставив самим себе и водке. Легионеры строили дом для тех, кто уже никогда не сможет вернуться к себе на родину по политическим причинам: сбежавшие из социалистического лагеря венгры, чехи, поляки и немцы из ГДР вряд ли могли рассчитывать на радушный прием у себя дома. Так же как и бывшие пленные русские и нацисты, служившие в СС.