Повседневная жизнь итальянской мафии
Шрифт:
Мы опустим подробности ареста, запомнив лишь немаловажную деталь о деньгах. Начальник полиции впоследствии заявил, что во время ареста имела место попытка подкупа должностного лица; в то же время Бускетта утверждал, что у него дважды вымогали деньги в размере от 40 тысяч до одного миллиона долларов.
Действуя в соответствии с международным ордером на арест и поручением бразильского прокурора, местная полиция, возможно, действительно рассчитывала кое-что получить с этого человека, которого она уже арестовывала десять лет назад. В таком случае полицейские должны были быть сильно разочарованы, когда несколько дней спустя после ареста готовый к бою Томмазо Бускетта принял в своей камере нескольких местных журналистов. То, что он им сообщил, было на удивление
Примерно те же речи держал Томмазо Бускетта и перед двумя следователями из Палермо, Джованни Фальконе и Винченцо Джерачи, которые прибыли несколько месяцев спустя, чтобы допросить его в тюрьме Рио. Правда, говорят, что в конце этой, в сущности, пустой встречи Томмазо Бускетта попрощался с ними, явно на что-то намекая:
— Надеюсь, скоро увидимся.
В мире намеков и скрытых смыслов такая фраза сошла бы за некий тайный призыв, если, конечно, «человек чести» не потерял разум или не разучился говорить.
Его слова были встречены с пониманием обоими следователями, которые с тех пор сделали все возможное, чтобы добиться передачи Бускетты в руки итальянского правосудия в надежде, что, приехав в Италию, он откроет все свои карты.
Самоубийство
3 июля 1984 года Верховный суд Бразилии утвердил решение о передаче Томмазо Бускетты итальянским властям. Через четыре дня итальянские и бразильские полицейские предприняли первую попытку препроводить Томмазо Бускетту в аэропорт Рио-де-Жанейро.
В пути Томмазо Бускетта думал только об одном. У него была идея, идея безумная, от которой непременно отказался бы истинный «человек чести»: он хотел покончить с собой. Во всей истории «Коза ностры» еще не было случая, чтобы мафиози наложил на себя руки: с одной стороны, конечно, потому, что восприятие жизни «человеком чести» сильно притупляется легкостью, с которой он расправляется с себе подобными; с другой же стороны, мысль убить самого себя просто не может прийти в голову «человеку чести», ибо менталитет мафиози основан исключительно на идее выживания его «семейной» ячейки, а это значит, что его собственная жизнь принадлежит не ему, а его «семье».
Томмазо Бускетта собирался убить себя, придя к этому логическим путем, и логика эта была специфическая, свойственная как раз, пожалуй, истинному «человеку чести», каким он и был на самом деле. Это вовсе не было жестом слабости с его стороны и уж тем более не означало, что в его психике произошли необратимые перемены. Еще меньше следовало понимать его поступок как реакцию на страх быть убитым теми, кто так жестоко расправлялся с его родственниками на протяжении нескольких последних месяцев. Речь шла о поступке, продиктованном понятием чести и вызванном отношением к жене и детям, это было проявлением любви к тем, кто стал теперь для него смыслом жизни. Он полагал, что, покончив с собой, облегчит жизнь своей семье. И тогда, прежде чем сесть в самолет, который должен был доставить его в Рим, Томмазо Бускетта раскусил ампулу стрихнина, которую потихоньку достал из кармана. После чего упал как подкошенный.
Человек слова и дела
Томмазо Бускетта всегда имел при себе маленькую ампулу с ядом, он говорил, что ампула была нужна ему на случай, если он попадет в руки врагов, таких же жестоких, как «люди чести» из «семьи» Корлеоне или Чакулли. Похоже, что ему не стоило труда сохранить яд во время ареста, поскольку, по его словам, его даже не обыскали. К несчастью для Бускетты, стрихнин не успел сделать свое дело. Через несколько часов яд полностью вывели из его организма, а спустя еще три дня Томмазо Бускетту вновь привезли в аэропорт, чтобы посадить в самолет, совершавший обычный рейс из Рио-де-Жанейро в Рим.
И если автор позволил себе в начале настоящей главы задержать внимание читателя на присутствии Томмазо Бускетты в самолете, который уносил его к родным берегам, и если мы вновь вернулись к этому полету, то только потому,
что во время принудительного путешествия в Италию в голове у Томмазо Бускетты произошел переворот, который не только в корне изменил его жизнь, но и буквально стал переломным для истории мафии.Томмазо Бускетта, как мы знаем, всегда стоял на том, что честно выполнял все приказы мафии. И если уж он и нарушил некоторые из ее установлений, регулирующих повседневную жизнь мафиози, то его мелкие грешки объясняются тем, какое неотразимое впечатление производил на него прекрасный пол. Но он никогда не нарушал основополагающих принципов «Коза ностры». Для него до настоящего времени обет молчания был тем законом, который «человек чести» должен соблюдать любой ценой. Бразильской полиции, которая имела с ним дело в первый раз в 1972 году, это было хорошо известно. Напрасно полицейские самым диким образом пытали его, прикладывая электроды ко всем мыслимым и немыслимым частям тела, вырывая ногти, а после поджаривая на солнце, привязав на несколько часов к столбу и накрыв лицо капюшоном. Несмотря на все ухищрения мучителей, Бускетта не заговорил. Десять лет спустя, в то время как его тело сохраняло на себе следы выпавших на его долю мучений, Томмазо Бускетта всерьез думал о том, чтобы довериться полиции по доброй воле. Теперь, когда его никто не мучил, что-то вдруг побудило Томмазо Бускетту нарушить обет молчания.
Где-то на пути между Рио и Римом, на высоте около десяти тысяч метров над седым океаном, Томмазо Бускетта принял окончательное решение. Он наклонился к одному из сотрудников криминальной полиции Италии из группы сопровождения.
— Дотторе, — сказал Бускетта, которому было явно не по себе, — я должен вам кое-что сказать… Наклонитесь ко мне… Когда мы прилетим… через несколько часов… я скажу вам очень важные вещи… вам и следователям… Я плохо себя чувствую… Я решил рассказать все, что знаю о мафии…
Признания Томмазо Бускетты
В протоколе, зарегистрированном в канцелярии суда города Палермо, можно прочесть о допросе Томмазо Бускетты следователем Джованни Фальконе, который начался 16 июля 1984 года в 12.30.
Томмазо Бускетта настоял на том, чтобы в протоколе было четко записано, что он никогда не был платным шпионом итальянского правосудия и что заявления, которые он намеревался сделать, не были продиктованы никакими корыстными соображениями.
— Я был мафиози, и я совершал ошибки, — читаем мы в протоколе допроса, подписанном им собственноручно. — Я готов вернуть свои долги правосудию, не претендуя ни на какое снисхождение. В интересах общества, моих сыновей, молодежи я готов рассказать все, что знаю, об этой раковой опухоли под названием мафия, чтобы жизнь следующих за нами поколений была более достойной и человечной.
Томмазо Бускетте понадобилось больше месяца, чтобы рассказать свою историю, уместившуюся на 349 страницах. И хотя он был очень сдержан в том, что касалось его собственных дел, Бускетта охотно высказывался, когда речь заходила о «Коза ностре» в целом. Он объяснил следователям, как осуществляется контроль за территорией, квартал за кварталом, каким образом различные «семьи» установили свою диктатуру почти на всей западной части Сицилии. Томмазо Бускетта назвал сообщников мафии, содействовавших сокрытию преступлений организации, которой он верой и правдой служил более четверти века.
Если бы судебный следователь Фальконе хоть на минуту усомнился в точности сообщаемых Томмазо Бускеттой сведений, разрешить его сомнения было бы очень легко: то, что рассказывал ему бывший «человек чести», совпадало с информацией, собранной во время предыдущих расследований.
Когда Томмазо Бускетта заканчивал давать показания, он потребовал, чтобы в протокол было занесено его последнее заявление, которое можно назвать идейным завещанием. Он хотел, чтобы все знали, что смерти он не боится и не испытывает страха при мысли о том, что его настигнет пуля врагов. Он утверждал, что сделал окончательный и бесповоротный выбор и готов посвятить все свои силы тому, чтобы уничтожить мафию.