Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне
Шрифт:
Золотой перстень с бриллиантами и рубином — подарок Льва Николаевича жене в благодарность за переписку романа «Анна Каренина». В семье Толстых перстень получил название «Анна Каренина».
Чернильный прибор отца Л. Н. Толстого. Писатель пользовался им, когда работал над романом «Война и мир».
Боевые награды Л. Н.
Шашка, подаренная Льву Николаевичу Толстому его кунаком чеченцем Садо Мисербиевым.
Татьяна Андреевна Кузминская. Фотография «Мейер и Пирсон». Париж, 1867 г.
Александра Андреевна Толстая. Фотография 1860-х гг.
Комната под сводами.
Сергей, Николай, Дмитрий и Лев Толстые. Фотография 1854 г.
Аллея
«Прешпект» в усадьбе Ясная Поляна. Фотография «Шерер, Набгольц и К 0 ». 1892 г.
Деревня Ясная Поляна. Фотография «Шерер, Набгольц и К 0 ». 1892 г.Деревня Ясная Поляна. Фотография В. Г. Черткова. 1908 или 1909 г.
Афанасий Афанасьевич Фет. Иван Сергеевич Тургенев.
Михаил Никифорович Катков. Николай Николаевич Страхов.
Л. Н. Толстой в кругу семьи и гостей. Ясная Поляна, 1887 г.
Мария и Александра Толстые с крестьянками Авдотьей Бугровой и Матреной Комаровой и крестьянскими детьми. Ясная Поляна, 1896 г.
Лев Николаевич и Софья Андреевна. Ясная Поляна, 1895 г.
ки,
посматривая на буквы. Тишина была мертвая, никто I ie шептался между собой, каждый думал, что Бог даст. Идруг издали звонко, весело раздалось: "А, Б, В, Г, Д". И частые шаги послышались по первой комнате. И к нам изошел вчерашний знакомый, наш учитель, дюжий, черный.— Здравствуйте!
— Здравия желаем, васятельство, — ответили редкие голоса, те, которых родители раньше научили, как вести себя.
— Все пришли?
— Все, — робкими голосами отвечали на вопрос его каждый за себя.
— Как все? А что же я не вижу кесаря Морозова?
Я стоял в кучке товарищей, сжатый, как спичка. Фронт развернулся, попятились в стороны, и я оказался I ia виду. Весело улыбающиеся глаза его глядели на меня.
— И Шураев пришел?
— Присол. — Этот Шураев был более всех ростом и старше всех, 17 лет, сюсюка.
— Ну, теперь будем заниматься, начнем учиться.
Он взял мелок и написал все остальные буквы.
— Ну, теперь говорите за мной.
Затем взял палочку, которая служила указкой, и воткнул указкой в первую букву
— Ну, говорите за мной: а, бе, ве.
Переводя указку на другие буквы: ге, де, же, сделал запятую, поворачивая опять к первой букве.
— Это — а, бе…
И так далее до отметки.
Мы тянули нараспев за ним, поначалу потихоньку, без голосу, но дальше усвоили голоса, громче и громче твердили за ним. Каждому хотелось, чтобы и его голос был бы слышен, и мы до того распелись, что потеряли нее приличие, — сперва боялись даже взглянуть "на гра- ха", а то так разошлись, что его стеснили и несколько раз держались за его блузу.
— Вот и прекрасно. Кто может повторить? Я буду спрашивать, — сказал Лев Николаевич, тыкая в первую букву указкой. — Это что?
У нас вышло замешательство, хотя знали и запомни-
ли первую букву, но что-то оторвалось, будто боялись своего голоса.
— Вы забыли? Кто скажет, кто помнит? — и свой взгляд он перевел на доску. Он понял, что мешает нашему ответу. В этот момент я пропищал как бы не своим голосом, а будто чьим-то чужим, скороговоркой:
— А.
За мною дружно потянули все.
— Так, хорошо. Дальше. Это что?
Опять заминка. Я опять тявкнул, но неправильно.
— Би.
За мною послышались голоса:
— Бе.
Я, как выскочка изо всех, за свою ошибку почувствовал стыд. От зоркого глаза мой стыд не ускользнул. И вот мне уже представилось наказание, как слышал раньше, линейкой наказывали дьячки или учили отставные солдаты.
— Так, так, это хорошо! Кто сказал первый? — полусерьезно, с милой улыбкой, смотря на меня, спрашивал Лев Николаевич.
Я не отвечал, робел. Кто-то из толпы выдал меня, кажись, Кирюшка.
— Морозов, ты как сказал? Прекрасно, хорошо. Ну а за буквой бе, как называется?
Опять столбняк Все молчали. Буква казалась мудреной.
— Ну, кто скажет? Морозов, ты помнишь?
Я молчал, боясь промаху.
— Ну, кто?
Все смотрели на букву молчком, никто не отвечал, все забыли.
— А кто знает, чем воду таскают из колодца?
— Ведром, — сказал Игнатка.
— А буква какая?
У нас будто на язык память пала. Мы дружно отвечали:
— Ве-э! — И так дальше мы твердили. Если нам не удавалось, он намекал на какой-нибудь предмет, например, железо, мы отвечали — же.
Прошла в учении неделя, за ней другая, скользнул ме
сяц. Незаметно кончилась осень. Наступила зима. Мы успели ознакомиться хорошо со стенами школы, успели привыкнуть душою ко Льву Николаевичу. Однажды Лев Николаевич сказал нам: "Не называйте меня 'ваше сиятельство'. Меня зовут Лев Николаевич, так и зовите меня". И мы уж после того никогда не говорили ему "ва- сятельство".