Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо (1900—1910)
Шрифт:
Жизнь Утрилло на проспекте Жюно особенно не изменилась: из одной камеры он перешел в другую. Как и на улице Корто, он был заточен в своей комнате, служившей ему и мастерской. Окно закрывала элегантная, но очень прочная решетка кованого железа. Богатство не сделало его счастливее, даже напротив! Теперь он еще и всем мешал. Слыша по вечерам смех и радостные восклицания из гостиной, он, заявляя о своем присутствии, начинал швыряться стульями и другими предметами. «Ничего, — успокаивала Сюзанна Валадон удивленных гостей, — это Рамину!»
Так звали кота…
И все-таки, сменив тюрьму, Утрилло в чем-то выиграл: проспект Жюно был гораздо оживленнее и богаче на развлечения, чем улица Корто. Рисуя
Большое удовольствие он получал, когда, завидев полицейского на велосипеде, с усилием взбирающегося по склону, начинал азартно выкрикивать: «Да здравствует анархия!» Это могло поднять ему настроение на целый день. «Ты слышал, — спрашивал он у Пулбо, — я ведь громко кричал, правда?»
Соседи по кварталу привыкли и не удивлялись: они знали, что он не злой, и лишь пожимали плечами, если он обращался к ним: «Эй, куча дерьма! Я не сумасшедший, я просто алкоголик!» Это было правдой, но очень горькой.
На границе Маки и Монмартра жил художник, который, не принадлежа авангарду, тихо работал над произведениями, признанными наиболее волнующей и притягательной вариацией кубизма. Жак Вийон — его настоящее имя Гастон Дюшан — обосновался на улице Коленкур, близ Маки. Его вид он запечатлел на одной из своих акварелей. Приехав в 1898 году, он прожил здесь десять лет, потом перебрался в Пюто, где его мастерская стала центром «Золотой секции», группы, объединившей кубистов, не входивших в компанию «Бато-Лавуар»: Фернана Леже, Альберта Глеза, Метценже, Ла Френе.
Спальня Жака Вийона
Старший из трех братьев Дюшан выбрал псевдоним Вийон в знак восхищения автором «Баллады повешенных». Жак Вийон все время прилежно работал. Небольшая сумма в 150 франков, ежемесячно высылаемая отцом, нотариусом в Бленвилле близ Руана, города мадам Бовари, позволяла ему без особых забот предаваться творчеству, тем более что он еще подрабатывал, предлагая газетам «Асьетт о Бёрр» («Тарелка с маслом»), «Курье франсэ», «Смех» рисунки, отмеченные едким и циничным юмором, столь любимым в «Прекрасную эпоху».
Жак Вийон, получивший известность много позднее, не был доволен своими творениями и считал, что эта продукция относится «к периоду, о котором лучше не говорить».
«Я долго работал для газет, — рассказывал он, — и это научило меня внимательно относиться к улице. Я придумывал подписи, комбинировал ситуации, одним словом, улавливал главное… В ту эпоху влияние прессы на искусство было неоспоримым. Благодаря ей живопись быстрее освободилась от академизма».
Того же мнения придерживался и Аполлинер.
Хотя Вийон и не обладал хваткой Форена, он был юмористом, быстро реагирующим и умеющим использовать технические возможности газеты. Уже по рисункам Вийона можно предугадать его движение к первым картинам «Бурлаки» и «Солдаты на марше».
Больше всего он любил изображать монмартрский мирок — экзотичных персонажей богемы, содержанок, рассыльных, падших девочек, хулиганов из «Гут д’ор». Один из рисунков, присланных им в «Курье франсэ», где также сотрудничали Ван Донген и Хуан Грис, весьма характерен для его юмора. Изображена женщина, лежащая в постели с художником.
— У тебя, значит, подруга? — спрашивает сосед, внезапно открыв дверь.
— Да, старина, а теперь еще и дружок.
Меньше известно, что младший брат Жака Вийона, Марсель, приехавший к нему на Монмартр в 1904 году, тоже сотрудничал в юмористических газетах. Правда, нерегулярно и не отличаясь
обязательностью, что было ему весьма свойственно. Будущий «туз» дадаизма Марсель Дюшан оттачивал свое бичующее искусство, работая в юмористической прессе. Что же удивительного, если позднее он согласится принять орден «Великого Насмешника Патафизического коллежа»!Живя на Монмартре, Жак Вийон не бывал ни в кабаре «Проворный кролик», ни в тех бистро, где собиралась компания «Бато-Лавуар». В ответ на мои вопросы он пояснил: «Я не был особенно близок с Пикассо, когда мы жили на Монмартре, не ходил в „Бато-Лавуар“. Это удивительно, тем более что я встретил Пикассо во время его первого приезда в Париж. Он был с группой испанцев, которых я знал. Нас представили друг другу, но я не задержал на нем своего внимания. Не было причин! Потом я как-то встретил его на улице Лепик с тележкой, нагруженной скарбом и картинами: он переезжал украдкой! Думаю, его испанская гордость не перенесла моего смеха. После этой встречи он сердился на меня пятнадцать лет!»
В саге о Пикассо нет эпизода о тайном переезде. Очевидно, Жак Вийон дал насмешливую интерпретацию обычным житейским обстоятельствам.
Жизнь прилежного художника, какую вел Жак Вийон, не исключала, однако, и некоторого внимания к тем, кто его окружал. По необходимости он общался с колоритными персонажами трущоб, тем более что питал симпатию к обиженным судьбой, демонстрируя таким образом протест против буржуазной среды, в которой воспитывался. Порой его мастерская напоминала общую спальню «Армии спасения». По словам Франсиса Журдена, его соседа по площадке, здесь всегда роилась разношерстная публика — художники без мольбертов, журналисты-хроникеры без хроники, один претендент на премию Рима, юноша-колбасник, сбежавший с колбасного завода, и даже будущий посол Франции в Венесуэле, Жан-Пьер Леве, высокий, худощавый — карикатура на Валентина Ле Дезоссе.
Главным украшением этой коллекции маргиналов были Биби ла Пюре, Марселин Дебутен и Морис Константин Вейер.
Безобразный, грязный, вонючий воришка и попрошайка Биби ла Пюре в зеленом рединготе и цилиндре представлял одну из самых заметных фигур Холма. Когда Ренуар жил на аллее Туманов, передавал ему через Габриэль съестное: единственный способ от него отделаться — это хорошенько его накормить. Пикассо и Вийон охотно рисовали Биби, заинтригованные его выразительной рожей.
Вошедший в легенду бродяга, чье настоящее имя Салис де Салья, хвастался своей дружбой с Верленом, демонстрируя всем один из сборников Верлена с посвящением: «Биби ла Пюре, такому восхитительному и удивительному». Он уверял, что рубашка, которую он носил, подарена ему самим поэтом: вот вам и объяснение, почему он никогда ее не менял. С таким «поручительством» Верлена он нахально являлся туда, куда его не звали. В мастерских, где, по его сведениям, должны были собираться, он представлялся: «Биби, в прошлом студент и друг Верлена». И пользуясь этим, начинал приставать к гостям, — «Послушай, старина, одолжи мне десять су…»
Из-под полы своего редингота этот небесталанный воришка вытаскивал самые разнообразные предметы: будильники, старые книжки, кухонные принадлежности, зонтики, прихваченные по случаю в самых разных местах, даже на складе потерянных вещей при комиссариате полиции, куда он нередко просился переночевать.
В кабаре «Проворный кролик» он читал Верлена или, подражая весьма модному тогда Жану Мореасу, подвывал, как и сам автор «Стансов»: «Не надо быть негодяем… Не надо делать гадости!»
Марселин Дебутен жил у Жака Вийона недолго: он умер в 1902 году. Талантливый гравер, давний друг импрессионистов, он бывал в кафе «Гербуа», «Новые Афины» в те годы, когда там ежедневно по вечерам встречались Мане, Моне, Дега, Писсарро и Ренуар.