Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

«Вспоминаю, с каким наслаждением в жаркие летние дни пивал я в этой лавке холодный черносмородиновый или вишневый квас и заедал его горячими пирогами с вареньем, которые продавал по пятачку за пару ходивший тут же пирожник, державший их в ящике, покрытом тюфячком. В квасной лавке также торговали разносчики провесной белорыбицей, вареной белугой, ветчиной, жареным поросенком, мозгами, сосисками, почками и другими съестными припасами, смотря по тому, был ли постный или скоромный день» ^[200] , — рассказывал П. И. Щукин.

200

Щукин П. И. Воспоминания. Из истории меценатства в России. М., 1997. С. 55.

Помимо пирогов с вареньем предлагались и мясные, с ливером, творогом, с кашей, с капустой и яйцами, с яблоками и грибами. Стоили они, как и почти везде по Москве, 5 копеек пара. «Пирожник, когда его подзывали, подбегал с лотком, покрытым сверху сальною холстиною наподобие потника, и открывал ее перед вашими глазами, с ловкостью жонглера извлекая оттуда один пирожок за другим, смотря по требованию, и никогда не ошибаясь в начинке» ^[201] . Многие пирожники и ветчинники работали возле этой лавки всю жизнь — по 30–40 лет. Ветчинники стояли у входа в белых фартуках, с засученными рукавами, и до того пропитывались со временем запахом своего товара, что при одном их виде начинали течь слюнки. «Бывало, пройдешь мимо его, — вспоминал И. А. Свиньин, — и скажешь ему:

201

Свиньин И. А. Воспоминания студента 1860-х гг. Тамбов, 1890. С. 101.

— Ветчины на 15 копеек, да получше.

— Слушаю, батюшка, пожалуйте, — ответит он, показывая на один из свободных столов.

— Только, смотри, не жирной, а полюбовинестее (любовиной называлось чистое, хорошее мясо без жиру, жил и костей. — В. Б.), — добавишь ему.

— Слушаю, слушаю, батюшка! Вот от этого местечка… Как прикажете, с сайкою и уксуском?

— Сайку и уксус отдельно, — ответишь ему почти на ходу и спешишь занять место» ^[202] .

202

Там же. С. 102.

Заказать можно было и на 5, и на 10 копеек Получив заказ, ветчинник наклонялся над доской, служившей ему столом, отрезал порцию закуски, если требовалось, присаливал, перекладывал на кусок толстой серой оберточной бумаги и подавал вместе с деревянной палочкой, заменявшей вилку, куском сайки и пузырьком «уксуска».

Клиентами квасной были и рядские приказчики, и покупатели (даже дамы), и прохожие, оказавшиеся в Городе по делам или безделью, и городское купечество, и воспитанники расположенного поблизости духовного училища, и — особенно часто — студенты университета, прибегавшие в Сундучный ряд в перерывах между лекциями. «Студенты обыкновенно ограничивали свои требования чаще всего одними пирожками, как продуктом наиболее дешевым, в редких случаях поднимались до жареной колбасы, а в область остальных продуктов простирали свои вожделения только при особых счастливых обстоятельствах» ^[203] .

203

Там же. С. 100.

Вообще Ряды представляли собой собственный оригинальный мирок живший хлопотливой и самобытной жизнью. Здесь все было «рядское» — традиции, понятия, жаргон, обращение. Были собственные (в каждом ряду свои) рядские иконы, у которых осенью служили ежегодный молебен, соревнуясь с соседними рядами в набожности и количестве приглашенных святынь. Приходили Чудовские певчие, привозили реликвии из храмов, для них устраивали места, убранные коврами, зеленым и красным сукном. Лавки украшали можжевельником, проходы посыпали песком. После молебна певчие пели концерт и собирали массу публики. После этого купцы ехали отмечать начало сезона к Яру или в «Стрельну».

Имелись собственные пожарные. Притом что двери в Рядах были тонкие и ветхие, ночные покражи случались здесь редко. Зато пожары были частым явлением и специально для торговых зданий в Городской части имелась пешая пожарная команда. Бочки с водой везли на себе сами пожарные, по три человека на бочку, и то ли из-за тяжелой поклажи, то ли по нерасторопности, вечно прибывали с опозданием. Эта же команда пожарных отряжалась дежурить в Большом и Малом театрах.

Были собственные игры — в холод в Рядах перетягивали канат, играли «в ледки», то есть гоняли ногами большой кусок льда; в минуты «простоя» купцы, одетые в лисьи шубы, сидя возле своих лавок, играли друг с другом в шашки — и нередко доигрывали партию уже после окончания рабочего дня.

В Рядах постоянно толклось много юродивых и нищих — спившихся купцов, изгнанных со службы приказчиков и чиновников. Некоторых купцы заставляли петь и плясать возле своих лавок, как это показано на известной картине И. М. Прянишникова «Шутники». Приказчики и мальчики, коротая время ожидания покупателей, как умели, развлекались: прикалывали на спину нищим карикатуры и надписи; на бойких местах подбрасывали коробки с живыми мышами и монетки на ниточке.

То и дело приходили бродячие музыканты увеселять купцов музыкой; на Новый год появлялись целые группы военных музыкантов, которые сперва «урезали» какой-нибудь марш, потом поздравляли купцов с Новым годом и получали на водку.

Целыми днями по Рядам сновали поставщики («давальцы»), ломовики, конторщики, артельщики, мастеровые, сторожа. Всю эту публику обслуживали разносчики и «рядские повара». Большинство торгующих, как и вообще Городское купечество, на протяжении дня в трактиры не ходили и кормились на своем рабочем месте с лотков. Даже какое-нибудь «высокостепенство», у которого в лавке или амбаре товаров было на сотни тысяч и в десяти акционерных обществах он был заправилой и председателем, — и тот обедал всухомятку, покупая у разносчика провизию и запивая ее множеством стаканов чая вприкуску.

Разносчики носили пироги и сайки, вареные яйца, баранки, рыбу, квас. «Рядские повара» тащили в одной руке завернутый в одеяло большой глиняный горшок со щами, в другой корзину с мисками, деревянными ложками и черным хлебом. Миска щей с мясом стоила 10 копеек. Объедки в мисках торговцы ставили на пол, их подъедали бегавшие по рядам бродячие собаки. Потом возвращался повар, обтирал миски полотенцем и шел торговать дальше.

Ходила баба с горячими блинчиками с сахаром в лукошке; много лет был торговец сухарями, писклявым голосом выкликавший: «Сахарные сухари!» В лотках, поставленных на голову, носили горячую ветчину, сосиски и телятину, выкрикивая при этом во весь голос: «Кипит телятина!» Некоторые из «носящих» даже на фоне собратий выделялись колоритностью. «Вдруг неожиданно пролетит мимо вас, как угорелый, верзило с большим лотком на голове и отрывисто прокричит что-то во все горло, — писал П. Вистенгоф. — Я, сколько ни бился, никак не мог разобрать, что эти люди кричат, а как товар покрыт сальною тряпкою, то отгадать не было никакой возможности… От купцов уже узнал я, что это ноги бараньи, или „свежа-баранина“, разносимая для их завтрака» ^[204] .

204

Вистенгоф П. Очерки Москвы. М., 1842. С. 49.

У каждого из рядских разносчиков были свой круг постоянных клиентов и собственное прозвище — Петух, Козел, Барин, под которым его и знали в Рядах.

В свою очередь, и торговцы «прекрасно знали своих покупателей, учитывали, что они видывали гастрономические виды, и потому имевшийся у них товар был всегда самого наивысшего качества. В продовольственный лоток для Города из сотни каких-нибудь жирных рыб выбиралась одна, наилучшая, после тщательной дегустации. Окорока и колбасы беспощадно браковались. Ягоды отсортировывались поштучно» ^[205] .

205

Бахрушин Ю. А. Воспоминания. М., 1994. С. 357.

Собственные разносчики имелись и у рядских кошек, без которых не существовала ни одна лавка. Кошки жили в Рядах постоянно и обслуживались особыми кошачьими «давальцами» по «абонементу», обходившемуся хозяину лавки в 60–75 копеек в месяц. Ранним утром каждый из кошачьих кормильцев обходил свой участок Они «молча подходили к запертым лавкам, спускали с головы лоток резали на нем мелкими порциями мясо, завертывали в бумажку и подсовывали под затвор запертой лавки» ^[206] .

206

Белоусов И. Ушедшая Москва. С. 64.