Повседневная жизнь Москвы в XIX веке
Шрифт:
Устраивались сады преимущественно в районах гуляний — в тех же Сокольниках, где до наших дней сохранилось театральное здание одного из здешних увеселительных садов — «Тиволи», популярного в 1880–1890-е годы (вход в него стоил 30 копеек). Чуть раньше в дальней части парка имелся увеселительный сад Брауна, в котором в 1865 году принимали с музыкой и фейерверком американскую делегацию. Главной приманкой здесь был рассказчик комических народных сцен Орест Федорович Горбунов (брат и подражатель знаменитого И. Ф. Горбунова, родоначальника этого жанра).
Позднее недалеко от Круга, в «простонародной» части гулянья был устроен очень специфический сад «Эсперанца», более известный среди завсегдатаев, как «Испиранец». Вход здесь не превышал пятиалтынного, а для нижних чинов составлял и вовсе 8 копеек, но значительная часть посетителей попадала внутрь за гораздо более символическую плату и самым оригинальным способом. Дело в том, что среди сокольнических фабричных составилось несколько «бригад», предлагавших всем желающим свои услуги по доставке в сад всего за 3 копейки. Решившегося «клиента» ребята брали за руки и за ноги и… перебрасывали через ограду. Ничего, трава в этом месте росла густая и мягкая,
Увеселительные сады бывали не только в пригородах, но и в самом городе. В 1830–1840-х годах был широко известен частный сад Асташевского, находившийся совсем радом с Тверским бульваром и работавший каждый день. По описанию современника, «…против самой средины Тверского бульвара, на правой руке, ежели идти от Тверских ворот, есть два белые дома: балконы с золотыми перилами; на воротах почернелые львы; за двором сад; в саду музыка, и песни, и народ». Место было замечательно изрядной запущенностью и чрезвычайным множеством всевозможных диковин и чудес, размещенных на очень маленькой территории, густо, плотно, чуть ли не друг у друга на голове. Здесь были и редкие деревья и кустарники, и цветники, затоптанные полянки, и тинистый и пахучий пруд с лебедями, утками и яликами, и зверинец с попугаями, орлами, американскими воронами и обезьянами («все смотрят из любопытства увидеть какую-нибудь жар-птицу, и ничего не видят, кроме того, что никто не прибирается»), медведь на цепи, палатка с камерой-обскурой, рядом пещера, в которой сидел маг и предсказывал судьбу. Еще был механический мужик, который рубил дрова, две будки у ворот с солдатами из папье-маше. «В деревянной палатке, раскрашенной под холстину, на пыльных креслах сидят цыганки и поют „раздражительными“ голосами „ты не поверишь“… Готическая башня, вышиной в полторы сажени, смотрит с высоты своего величия на все проказы света и как будто смеется, зевая своим разбитым окном… Есть темная аллея, на конце которой находится панорама. Никто не может сказать, вышедши оттуда, что он видел, говорят только, что хорошо. В гроте лежит мертвый пустынник… В темном углу стоит китайский мандарин или Далай-Лама, не знаю порядочно. На нем платье шито стеклярусом; в комнате два зеркала; от этого кажется, что три Далай-Ламы… Есть и качели, но в этом саду гораздо приятнее качаться на стуле, потому что в лодке провалилось дно… Здесь позволено курить всякие сигары; точно так же, как являться во всяком костюме… Что не могла дать природа, исполнило искусство: на трех досках нарисован вид каскада, с разрушительными своими последствиями: т. е. вырванными деревьями, с брызгами и чуть ли не с радугой» [416] .
416
Описание нового московского гулянья в 1840 году // Сборник старинных бумаг, хранящихся в Музее П. И. Щукина. Ч. 8. М., 1901. С. 425–426.
В это причудливое место ходили многие, но в основном мелкие чиновники, купечество, армейские офицеры. Богатых купчих и их мужей владелец сада приглашал к себе в дом, угощал чаем, оршадом и фруктами — будучи и сам человеком небедным, все надеялся найти себе через их посредство невесту с полумиллионным состоянием.
В середине века обращал на себя внимание сад «Венеция» при одноименной гостинице на углу Мясницкой и Милютинского переулка. Летом здесь чуть не каждый день играл на горке в беседке военный оркестр и давались представления в деревянном театре. В палатках, расставленных по саду, были накрыты столы для публики, а для желающих существовали различные увеселения, к примеру «высокая, гладкая мачта, намазанная салом, на вершину которой, к горизонтально прикрепленному обручу, привешивались рубахи, сапоги, платки и другие вещи. Желающие карабкались вверх по мачте, но редко кому удавалось снять что-нибудь из этих призовых вещей; большею частью съезжали с мачты с пустыми руками, не добравшись до ее вершины» [417] . На Калужской улице был одно время известен сад купцов братьев Жемочкиных, где давались представления по воскресеньям и в праздники; на Щипке был быстро закрывшийся сад Мартыновой и др.
417
Щукин П. И. Воспоминания. Из истории меценатства в России. М., 1997. С. 9.
В 1858 году, когда по России путешествовал знаменитый французский писатель Александр Дюма (отец), в его честь был устроен праздник в увеселительном саду «Эльдорадо», находившемся недалеко от Бутырской заставы, между улицами Тихвинской и Бахметевской (нынешней Образцова; теперь на этой территории располагается Московский институт инженеров железнодорожного транспорта). Праздник назывался «Ночь графа Монте-Кристо». Программа обещала «оркестр музыки» под управлением Джона Виллиама фон Ранкена, тирольских певцов из Инсбрука, цыганский хор и «два хора военной музыки», а также «спуск воздушных шаров и карикатур, некоторые из которых осветятся бенгальскими огнями», иллюминацию, электрическое освещение пруда и —
«в заключение блистательный фейерверк из 12 перемен и освещение сада бенгальскими огнями». Основным «гвоздем» вечера, вход на который стоил 1 рубль серебром («дети платят половину»), был сам великий француз. Он любезно откликнулся на приглашение антрепренера и, как язвила тогдашняя газета, был «показываем за деньги»: «целые три часа публика любовалась зрелищем, как сидит Александр Дюма, как ест и пьет Александр Дюма, как смотрит фейерверк и, наконец, как уезжает Александр Дюма» [418] .418
Ведомости Московской городской полиции. 1858. № 160; Иллюстрация. 1858. № 33.
Одним из самых известных и наиболее долговечных был в Москве «Корсаков сад», возникший на территории усадьбы бывшего екатерининского фаворита Ивана Николаевича Римского-Корсакова (остатки принадлежавшего ему городского дома до сих пор украшают Тверской бульвар). Сад находился недалеко от Самотеки, между Селезневкой и Божедомкой (нынешней Делегатской улицей), где сейчас Самотечные переулки, занимал территорию в восемь гектаров и имел два проточных пруда (верхний был площадью в один гектар) и всевозможные затеи — павильон «храм Екатерины» с мраморной статуей великой императрицы, храм с бюстом Александра I, аллею со статуями других русских монархов, оранжереи и пр. На протяжении большей части девятнадцатого века сад снимали различные антрепренеры; ему давались разные названия, но в московском обиходе он всё был «Корсаковым».
С 1824 года сад назывался «Эрмитажем» и содержателем его был француз Борегар. В то время здесь устраивались гулянья с музыкой и фейерверком, на который продавались билеты (на «первые места» — по 2 рубля, на «вторые» — по «105 копеек медью»). Сам Самотечный пруд, на котором были устроены фонтаны и дорожки, пытались тогда превратить в место прогулок для местных жителей, но это как-то не привилось.
В начале 1840-х сад перешел в руки нового антрепренера, тоже француза, Мореля, и стал называться «Элизиум». Летом по воскресеньям он открывался в 3 часа дня, представление начиналось в половине пятого. Вход стоил 30 копеек серебром, дети проходили бесплатно.
Сад в это время славился великолепными концертами: в нем выступали лучшие в то время струнные оркестры — под управлением Сакса (того самого, который потом прогорел на садовом бизнесе), другой, знаменитый в Европе — под управлением Гунгля. Показывали вольтижировку, акробатику, фокусы и комические пантомимы — какой-нибудь «Арлекин в самоваре с превращениями-метаморфозами». Выступал цыганский хор Петра Соколова. Одно время показывалась знаменитая Юлия Пастрана — испанская танцовщица, так густо заросшая волосами, что в начале своей карьеры рекламировалась, как «женщина-обезьяна». Она плясала на сцене качучу, но привлекала публику главным образом необычной внешностью. В «Корсаковом саду» она делала Морелю большие сборы и приглашалась им на гастроли лет десять подряд.
«Потом появился здесь одноногий танцор Динато, он выделывал какие-то замысловатые для одноногого прыжки. Но больше всего наделал шума „герой Ниагары“ — Блонден, канатоходец. Он, говорили, по канату перешел знаменитый водопад Ниагару. Здесь он ходил через пруд на туго натянутом канате на высоте 120 футов (около 40 м). Блонден носил на себе человека, брал стол и стул, устанавливал их на канате и завтракал там, ходил с завязанными глазами, надевал на ноги корзинки и с ними бесстрашно ходил по канату» [419] . Помимо всех этих чудес важной приманкой сада был великолепный ресторан, в котором шеф-поваром трудился француз Л. Оливье (создатель знаменитого салата).
419
Московская старина. М., 1989. С. 167–168.
При Мореле «сад был особенно посещаем избранной публикой…: здесь даже в зимнее время в устроенном зале воксала давались концерты, на ледяных горах забавлялась аристократическая публика» [420] .
После Мореля в «Корсаковой саду» было несколько неудачных антреприз, а в 1880 году он попал в руки талантливого актера и антрепренера Михаила Валентиновича Лентовского, был вновь переименован в «Эрмитаж» (на сей раз название прижилось и закрепилось) — и это было лучшее его время.
420
Никифоров Д. И. Старая Москва. М., 1903. Ч. 2. С. 118.
При Лентовском сад был реорганизован и благоустроен. На большом пруду устроили эстраду для музыкантов, связанную с берегом изящным мостиком. Множество аллей, пестрых цветников, таинственных беседок, поэтических скамеек на берегах прудов, водяных фейерверков круглые сутки привлекали в сад Лентовского разного рода публику — семьи с детьми, простонародье, аристократию, деловых людей, кутящую молодежь, студентов, кокоток Вечерами все пространство сада было залито огнями иллюминации и превращалось в настоящее сказочное царство. В саду, как положено, играли оркестры, пели хоры, гастролировали коллективы венгерских цыган, американских негров. На Скоморошьем кругу работали дрессировщики, на открытой эстраде — фокусники и чревовещатели. Здесь можно было видеть воздухоплавательницу Леону Дар, которая поднималась вместе с шаром, держась зубами за трапецию, подвешенную под шаром, «и „человека-рыбу“, который, лежа в большом стеклянном ящике, наполненном водой, курил папиросу» [421] . Устраивались также соревнования по бегу на призы, причем состязались не только мужчины, но и женщины, что в то время было внове.
421
Розанов Н. П. Воспоминания старого москвича. М., 2004. С. 68.