Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации

— Жируют, — как-то совсем равнодушно кивнул в ту сторону старшина, бывший председатель колхоза «Завет Ильича». И прибавил минуту спустя тем же безразличным тоном, повернувшись к стене и громко стукнув в нее кулаком: — Санька, подь сюды.

Стуча новыми сапогами, в горницу с вызывающим видом вошла старшая дочь старшины, полная краснощекая девка лет девятнадцати. Кофточка ее была помята, несколько пуговиц расстегнуто.

— Смотри у меня, не перегуляй. Жируй, да с осторожкой: завтра приезжает твой хауптман. Слышишь? — тем же равнодушным голосом предупредил отец.

— Отвяжись, без тебя знаю, — огрызнулась девка, а глаза ее добавили: сам, смотри, у меня не задирайся: я знаю, чем бы ты был без меня…

— Ну, иди. Нечего твоего гостя томить. Кто у тебя? Вахмистр?». [690]

Кроме немцев пытались найти свою любовь на Новгородской земле и испанские солдаты «Голубой дивизии»: «В двухстах шагах, в единственном уцелевшем домишке, в жарко натопленной горнице сидел за столом испанский поручик. Он был полураздет, перед ним стояло несколько бутылок коньяка и водки, сковорода с недоеденной рыбой и крупно нарезанный лук Чудесный домашний свежий ржаной хлеб и овсяный кисель, почти нетронутый, придавали пиршеству местный колорит. Вся семья хозяина дома — и сам хозяин с женой, и молоденькие дочери его, и старуха бабка — с раскрасневшимися лицами и мутными глазами сидели за столом. Хозяйский сынишка, парень лет четырнадцати, что есть силы терзал гармонь, а денщик-испанец подыгрывал ему не в тон на гитаре и выл что-то дикое и нечленораздельное. Я предъявил офицеру свой пропуск и свои документы. Он пьяно взглянул на меня и на возницу и сунул нам в руки объемистые кружки с коньяком:

690

Филиппов Б. Избранное. Лондон, 1984. С. 90.

— Пейте! Пейте, вам говорят! — На документы он и не взглянул.

— Они ничего, испанцы-то, щедрые. Все солдаты ихние на девках наших попереженились. По-православному. И в церкву нашу ходют. А девкам в подарок и коров, и свиней подарили. С соседних деревень грабанули. Хороший народ, подходящий, — объяснял мне заплетающимся языком хозяин дома, помощник волостного старосты…

И мы опять на дровнях. Дорога вьется — однообразная и унылая, а возница рассказывает мне:

— В Курицко испанский комендант запретил солдатам с девками гулять… Ну да разве испанцы послушают кого? Поймали комендантские девок и баб с солдатами на гулянке в клубе. Девкам голову наголо сбрили, бабам полголовы выстригли, а солдат выпороли… Смех и грех!». [691]

691

Там же. С. 96.

Нацистское руководство было крайне обеспокоено фактами «морального разложения» своих солдат. 8 июня 1942 года вышла «Памятка солдату о поведении в оккупированных восточных областях». В ней, в частности, говорилось: «В оккупированных областях немецкий воин является представителем германской империи и ее власти. Он должен это чувствовать и соответствующим образом вести себя. Затяжная война, пребывание на гарнизонной службе сопряжены с той опасностью, что отношения с женской половиной гражданского населения становятся более близкими, чем это желательно.

Поддержание престижа вооруженных сил и угроза опасности причинить вред чистоте расы требует того, чтобы этому вопросу было уделено серьезное внимание и чтобы в этом отношении на солдат оказывалось постоянное воздействие.

Командующим издано постановление о запрещении дальнейшего пребывания немецких солдат у местных жителей. Все солдаты без исключения должны размещаться вместе. Поскольку для этого необходимы жилые дома, надлежит выселять из них гражданское население. В таких случаях местные жители переселяются в другие квартиры или эвакуируются.

В районе боевых действий, в условиях развивающихся военных операций, когда место стоянки требуется на короткий срок, нет необходимости в переселении местных жителей». [692]

Нужно отметить, что это распоряжение, несмотря на всю пресловутую любовь и уважение немцев к приказу и порядку, практически не выполнялось. Скорее всего, местных «отцов-командиров» раздражали подобные требования «берлинских чинуш», которые не могли понять всю сложность жизни простых фронтовиков.

692

РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 6. Д. 173. Л. 31.

Когда немецкому командованию стало понятно, что исключительно репрессивными мерами данную проблему решить невозможно, оно приняло ряд других мер. В частности, в марте 1943 года принимается решение, согласно которому при рождении ребенка от немецкого солдата русские матери имели право на алименты: «При регистрации внебрачных детей, которые происходят от германских отцов, надо одновременно представить доказательства, которыми подтверждается отцовство германского солдата.

Каждый раз, если мать при регистрации внебрачного ребенка в ЗАГСе указывает, что отцом ребенка является германский солдат, чиновник ЗАГСа должен снять с матери показания, кто является отцом (фамилия, имя, чин или знаки отличия, воинская часть, почтовый номер, в крайнем случае только род войск отца) и что привело к половому сношению (пребывание на квартире, работа матери в воинской части и подобное) и признает ли солдат отцовство. Одновременно надо спросить мать, с какими другими мужчинами она имела еще половое сношение в период зачатия.

Различные находящиеся на руках матери доказательства отцовства (письма, фотокарточки отца или подобное) надо приложить к акту.

Волостной старшина дает заключение, заслуживает ли показание матери доверия, допрашивает еще возможных со стороны матери знакомых свидетелей, берет у матери отпечатки всех 10 пальцев и, как можно скорее, отправляет материалы со своим заключением районному бургомистру.

Содержание детей, относительно которых установлено, что отцом их является германский гражданин, обеспечивается уплатой текущего пособия. Пособие составляет ежемесячно 200 руб. и выплачивается матери районной кассой ежемесячно вперед со дня рождения ребенка.

Если имеются налицо особые обстоятельства, то пособие на содержание по заявлению матери или опекуна может быть увеличено до 300 руб. ежемесячно. Суммы, которые выплачиваются районами таким детям, должны быть взяты из общего фонда обеспечения, но проведены по особым счетам. Об их возврате в дальнейшем районы получат в ближайшее время указание.

Если отцовство германского гражданина не установлено с достаточной достоверностью, то текущее пособие на содержание не выплачивается. В этом случае матери должны получать помощь от районного Управления из общих средств обеспечения». [693]

693

ГАОО. Ф. Р-159. On. 1. Д. 29. Л. 28.

Но если ребенок, рожденный от немецкого солдата, в условиях оккупации мог быть определенной формой заработка, ситуация кардинально менялась после прихода советских войск. И здесь речь шла не только о моральном осуждении со стороны соседей. Могла последовать и более строгая кара.

В одном из партизанских воспоминаний описан следующий случай: за три года, пока Северо-Запад России был оккупирован нацистами, местная жительница «прижила» от них двух детей. В первый же день после освобождения своей деревни она вышла на дорогу, положила туда своих малышей и с криком «смерть немецким оккупантам!» убила их булыжником. [694]

694

АУФСБПО. Д. 100. Л. 114.

Для удовлетворения половых потребностей солдат и офицеров на оккупированной территории России открывались публичные дома. Были среди них и фешенебельные: так, в Смоленске в бывшей гостинице действовал бордель исключительно для офицеров-летчиков. В нем работали профессионалки, прибывшие из Польши и Франции. В других русских городах все было «попроще». Так, вскоре после освобождения Пскова от гитлеровцев обком партии получил от чекистов информационную записку о жизни города в условиях оккупации. В ней речь шла и о публичных домах: