Повседневная жизнь российского спецназа

Нас сразу к врачу. Геологу руку перевязали, мне — ногу. Все-таки пуля внутрь зашла. Слепое ранение. А у Паши и в самом деле пуля оказалась в голове, вернее, рубашка от пули под кожей над ухом. Немного глубже она вошла бы — все. Кроме того, у него оказалось пять сквозных ранений осколками пуль. В бок, руку и ногу. Пули бились в кирпичную кладку, кололись вдрызг и отлетали в Пашу.

Когда в госпиталь прилетели, Паша снял свитер, и на пол посыпались осколки пуль. Свитер весь посечен.

Старлей осколком пули был ранен. И рядовому еще в начале боя пуля разворотила лицо. Рядового сразу эвакуировали, а мы до конца оставались. Я, Паша, Геолог и старлей.

Надо отметить, что медицинская служба хорошо работает. Конвейер у них налажен от и до. В Северном вертолет только сел, а нас уже машина ждет. И в приемный покой. Тут же на столы, рентген, перевязки.

Пулю извлекать не стали. Дырочка от нее аккуратная, уже затянулась. Пластырем заклеили и все.

Вышли мы из перевязочной. Адреналина в крови столько! Можно стометровку запросто пробежать. В назначенной нам палате мы скинули грязные камуфляжи, отдали постирать. Девчонок, сестер, попросили что-нибудь приготовить. Есть очень хотелось. И выпили чуток, чтобы адреналинчик снять. Сестрички нам и видак достали, кассету просмотреть. Геолог ее все это время прижимал к себе, как любимую девушку.

На кассете записана жизнь чеченской семьи в Казахстане. Мне б так жить! Машины, квартиры — шикарно. А потом показано, как в Курчалое нашим бойцам головы режут. Кассета — отчет о проделанной работе…

Мы в госпитале переночевали. Утром встали, что делать? 31 декабря. Вот он, Новый год! Стоп винты, стоп колеса, стоп моторы. Ничего не летает и не ездит. К своим уже не поехать, на базу тоже.

— Будем встречать здесь, — решил я.

Паша с Геологом завелись.

— Блин, надо ехать на базу, в Ханкалу.

— Как? Чего выдумываете? На чем?

— На такси, — не смутились они.

— Где ваше оружие? — возмутился я. — Только я пистолет прихватил. Вы же все посдавали, гады.

— Ничего, как-нибудь доедем.

— Я дорогу знаю, — горячился Геолог. — От блокпоста к блокпосту. Что тут ехать? Доедем!

— Ладно, уговорили. Поехали.

Написали отказ от госпитализации. Геолог поймал такси. Я на переднее сиденье. Демонстративно перезаряжаю «Стечкин». Таксисту говорю:

— Все, брат, если что, не обижайся, первая пуля твоя.

— Командир, чего там, — понял водила.

Я никогда так не психовал, как при этой глупости, но мы моментом долетели до Ханкалы. Отпустили таксиста, в его машину тут же загрузились такие же остолопы, как мы. Тоже куда-то ехать Новый год встречать.

Мы потопали к себе. Тут вдали: «Бэмс!» — выстрел. Первое желание у всех лечь. Грязь вокруг непролазная. Все присели. Ух ты! Сознание еще от недавнего боя не отошло.

Отмечать праздник нас зазвали к себе фээсбэшники. От них мы узнали продолжение истории с Цоцин-Юртом, когда я стал сетовать, переживая недавний бой.

— Стрелял, стрелял. А они пешком ушли. Вот такой я стрелок!

Фээсбэшники смеются и переглядываются.

— Слышь, сегодня стали осматривать место, где ты стрелял — там два трупа нашли. Те, что пешком шли. Все в дырках. Потому они и шли — бежать уже не могли. Ты их полоскаешь: дырка за дыркой, они тоже на адреналине были, зашли за угол, упали в канаву и умерли.

Один из них, как потом выяснилось, был снят на видеокассете «Мидео», здоровый бык.

— Мы утром обыскали все вокруг, — продолжал рассказывать фээсбэшник. — Шесть лежек нашли, замаскированных копнами кукурузы. Откинули копны, а там все в крови. Тяжелораненые в этих лежках были. Короче, вчера вы восьмерых уничтожили и нескольких ранили. Они все известные боевики.

«Чехи» напугались, что какое-то подразделение, то есть мы, может так биться ночью. А мы чувствуем друг друга — как бы ситуация ни менялась, я всегда знаю, что в следующую секунду будет делать тот или другой боец. Это взаимопонимание достигалось тяжелым трудом в течение трех лет.

Начало «Новой жизни»

31 декабря новогодняя жизнь началась для нас с выезда в село Новая жизнь. Вот такой каламбур.

Был радиоперехват накануне, из которого узнали, что в Цоцин-Юрт пытались прорваться боевики из Новой жизни. В Новую жизнь и нагрянули.

Мы с офицером ФСБ и Пашей оставались на базе. Пользовались своими ранениями. О том, что происходило в селе, узнали от ребят.

В группе блокирования дома стоял наш снайпер. Его позывной Капрал. Стоял, смотрел по сторонам как положено.

Одна молодайка посылает ребенка куда-то. Капрал ему:

— Стой! Обратно, — загнал мальца в дом.

Дети постоянно «летают» как связные боевиков. Женщины мечутся по дому. Что-то их гложет. Одна выскакивает с мокрой тряпкой, вроде постирала. Развешивает эту белую тряпку на заборе. Калитку во двор оставляет открытой. Идет дождь, а она белье сушит.

Капрал калитку закрыл. Через несколько минут женщина выходит снова. Будто по делам, и якобы ненароком оставляет калитку открытой.

У чеченцев обычай, если в доме мертвый, похороны, вывешивается белое полотенце и открываются двери — «В доме смерть». Они это переиначили и превратили в условный сигнал: «В доме противник, не ходите сюда».

Капрал закрыл дверь и выглянул на огороды. В глубине белела небольшая мазанка. Снайпер смотрит, а к этой мазаночке из другого дома посылают пацаненка. Он ему: «Стоять! Обратно иди!»

Через время от третьего дома старик идет.

— Ко мне, старый, — скомандовал Капрал.

— Я заслуженный учитель Чеченской Республики. Я просто иду.

— Постой, потом вместе сходим. Походим, погуляем.

Из дома выходит старлей, командир группы. Его позывной Бам, потому как если ударит, то всё!

Капрал докладывает командиру ситуацию.

— В мазанке кто-то есть.

— Кто в мазанке? — обратился к старику Бам.

— Там дети.

Капрал глянул в прицел снайперской винтовки и видит, как к окошку мазанки изнутри такая харя приблизилась!