Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Что в сердце вашем я нашла? Какой ответ? одну суровость. Не правда ль? Вам была не новость Смиренной девочки любовь? И нынче — боже! — стынет кровь, Как только вспомню взгляд холодный И эту проповедь… Но вас Я не виню: в тот страшный час Вы поступили благородно.

Ни об одном из описанных случаев Пушкин не знал, когда создавал «Онегина». Что обусловливало сходные сюжетные коллизии в жизни и в литературном произведении? Общий воздух эпохи.

Забытые письма

Еще более вопиющий пример переплетения жизни и текста дают письма Ж. Дантеса барону Л. Б. Геккерну об объяснении с Н. Н. Пушкиной зимой 1836 года. Судя по ним, поклонник был уверен в чувстве прекрасной дамы. «Всего ужаснее в моем положении то, что она тоже любит меня, и мы не можем видеться до сих пор, так как муж бешено ревнив», — сообщал Дантес 20 января. «У нас было объяснение. Оно было ужасно, но облегчило меня, — продолжал он 14 февраля. — … Невозможно внести больше такта, прелести и ума, чем она вложила в этот разговор; а его было очень трудно поддерживать, потому что речь шла об отказе человеку, любимому и обожаемому, о том, чтобы нарушить ради него свой долг; она описала мне свое положение с такой непосредственностью, так просто, просила у меня прощения, что я в самом деле был побежден и не нашел ни слова, чтобы ей ответить. Если бы ты знал, как она меня утешала, потому что видела, что я задыхаюсь и что мое положение ужасно; а когда она сказала мне: я люблю вас так, как никогда не любила, но не просите у меня никогда большего, чем мое сердце, потому что все остальное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой иначе, чем уважая свой долг, пожалейте меня и любите меня всегда так, как вы любите сейчас, моя любовь будет вашей наградой; право, я упал бы к ее ногам, чтобы их целовать… с этого дня моя любовь к ней еще возросла, но теперь это не то же самое; я ее уважаю, почитаю» ^[288] .

288

Звенья. Т. IX. М., 1951. С. 173–175.

В. В. Вересаев считал, что этим словам научил Наталью Николаевну муж, показав пример Татьяны ^[289] . А кто научил им Пушкина? В 1824 году, когда накануне высылки из Одессы поэт решил объясниться с Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой, «он прибежал впопыхах с дачи Воронцовых весь растерянный, без шляпы и перчаток, так что за ними посылали человека от княгини Вяземской» ^[290] . Значит, таков был разговор, что Пушкину пришлось бежать по жаре. Генерал-губернаторша тогда жила на взморье на хуторе Рено, а неподалеку снимала хутор Вера Федоровна с маленьким сыном. Именно ее доброхотному языку графиня обязана распространению нелестных слухов о романе с поэтом ^[291] .

289

Вересаев В. В. Пушкин в жизни. Минск, 1986. С. 659.

290

Вяземская В. Ф. Воспоминания // Пушкин в воспоминаниях современников. М., 2005. С. 556.

291

Переписка Я. К. Грота и П. А. Плетнева. Т. 2. СПб., 1896. С. 680.

Среди неотосланных пушкинских писем есть одно — неизвестной даме. Оно не окончено, не датировано и первоначально относилось исследователями к июню-июлю 1823 года, поскольку лежало среди бумаг этого периода. Источниковеды понимают, насколько признак зыбок: документ может затеряться и быть переложен. Позднее появилась более обоснованная датировка, относящая письмо к началу приезда Вяземской в Одессу, когда она, Воронцова и Пушкин втроем прогуливались по берегу моря ^[292] .

292

Фомичев С. А. Рабочая тетрадь Пушкина ПД № 832 (из текстологических наблюдений) // Пушкин. Исследования. Т. 12. С. 240.

На наш взгляд, в письме описана ситуация, очень близкая к рассказу Вяземской о бегстве Пушкина с дачи Рено. «Не из дерзости пишу я вам, но я имел слабость признаться вам в смешной страсти и хочу объясниться откровенно. Не притворяйтесь, это было бы недостойно вас — кокетство было бы жестокостью, легкомысленной и, главное, совершенно бесполезной, — вашему гневу я также поверил бы не более — чем могу я вас оскорбить; я вас люблю с таким порывом нежности, с такой скромностью — даже ваша гордость не может быть задета… Припишите мое признание лишь восторженному состоянию, с которым я не мог более совладать, которое дошло до изнеможения. Я не прошу ни о чем, я сам не знаю, чего хочу, — тем не менее я вас…» ^[293]

293

Пушкин А. С. Собрание сочинений. Т. 10. М., 1962. С. 69.

Эпистолы Пушкина и Дантеса рисуют похожую душевную коллизию. Возможно, потому что обе написаны по-французски, а язык и литературная традиция заставляли следовать установившимся образцам. Согласно с ними, дама всегда отдает сердце стороннему почитателю, ее отказы — или кокетство, или верность семейным узам, но не конкретному человеку, а муж «бешено» или «холодно ревнив», но в сущности играет роль третьего лишнего.

Датировке приведенного письма помогает строка: «Будь у меня какие-либо надежды, я не стал бы ждать кануна вашего отъезда, чтобы открыть свои чувства». Пушкин объяснился с Воронцовой на даче Рено 30 июля, буквально за день до того, как графиня покинула Одессу, чтобы отправиться к матери в Белую Церковь. Сам поэт выехал в новую ссылку под Псков 1 августа ^[294] . О том, что между героями, вопреки страстному желанию ряда исследователей, не случилось романа, свидетельствует пушкинская эпиграмма на графиню, написанная уже в Михайловском, по горячим следам уязвленного сердца:

294

Цявловская Т. Г. Храни меня мой талисман // Прометей. Историко-биографический альманах из серии «Жизнь замечательных людей». Т. 10. М, 1974. С. 30–34.

Лизе страшно полюбить. Полно, нет ли тут обмана? Берегитесь — может быть, Это новая Диана Притаила нежну страсть — И стыдливыми глазами Ищет робко между вами, Кто бы ей помог упасть.

Поэт понимал, что его отвергли, но не верил в искренность отказа. Пока для него «Верная жена» — комедия, которую играют женщины ^[295] , не решившие еще, с кем бы «упасть». Слова «между вами» — отсылка к друзьям, оставшимся в Одессе, тогда как сам Александр Сергеевич вышел из игры. Отзвуком этого ощущения полно и приведенное письмо.

295

Бартенев П. И. Рассказы о Пушкине // Русский архив. М., 1884. Т. III. С. 188.

Видимо, в разговоре графиня проявила гнев и оскорбленные чувства, поклонник выглядел дерзким, его прогнали. Причем словами, близкими к отповеди Татьяны. Кто научил им саму Елизавету Ксаверьевну? Мать — дама в юности весьма легкомысленная? Крепостная нянюшка, эдакий прототип Потапьевны? Или роман Ж. Ж. Руссо «Новая Элоиза», где баронесса Юлия д’Этанж после брака с достойным господином Вольмаром встречает прежнего возлюбленного Сен-Пре, но между ними уже ничто невозможно, поскольку героиня уважает супруга, а тот, зная тайну жены, бережет ее чувства?

Воздействие названной книги на поведение женщин конца XVIII — начала XIX века очевидно, как и на сюжет «Евгения Онегина». Спор о влиянии жизни на текст и текста на жизнь напоминает историю про курицу и яйцо. Фрагменты биографий пушкинских знакомых встают из-за спин героев и могут о них кое-что рассказать. В том числе и о загадочном князе N, у которого вроде бы нет лица.

Глава вторая «Важный», «толстый», «старый»?

А теперь предадимся самому отъявленному, самому «мещанскому» биографизму, который по мере развития сюжета будет только возрастать.

Несмотря на кажущуюся простоту — муж Татьяны генерал 1812 года, — с возрастом героя не так легко разобраться. Конечно, «важный» — не значит старый. Но героев было множество, и они принадлежали к разным поколениям — от стариков 1750-х годов рождения до совсем мальчиков, появившихся на свет в середине 1790-х.

В 1929 году Н. О. Лорнер писал: «Почему, например, полковника Скалозуба в „Горе от ума“ наши актеры всегда изображают застарелым армейским батальонным командиром. Скалозуб — блестящий офицер эпохи наполеоновских войн. Тогда и высший офицерский состав был полон молодежи. Декабрист Волконский лет в двадцать пять был генерал-лейтенантом. Вспомните знаменитую портретную галерею Доу… сколько молодых людей с жирными генеральскими эполетами на плечах! Скалозуб — боевой офицер и „знаков тьму отличий нахватал“: Фамусов указывает на быстроту его карьеры, — значит ему много 24–25 лет… В предыдущем поколении Раевский, впоследствии герой 1812 года, был полковым командиром лет в 19–20, и отличным полковым командиром, а несколько позднее эпохи „Горя от ума“ — его сын, друг Пушкина, в 29 лет был лихим кавалерийским генералом.

Подобной же ошибкой неизменно сопровождается каждая постановка „Евгения Онегина“ Чайковского… Сам Пушкин нигде не говорит о старости генерала и даже косвенно на нее не намекает… он родня Онегину, с которым „вспоминает проказы, шутки прежних лет“; по словам самой Татьяны, он „в сраженьях изувечен“. Вот и всё… Последняя встреча Онегина с Татьяной относится к концу царствования Александра I, и битвы, в которых отличался муж Татьяны, конечно, происходили лет десять тому назад или немногим раньше. Генералу можно дать, таким образом, около 35 лет и уж никак не больше сорока… Представляя Онегина Татьяне, генерал называет его не только родней, но и другом своим, что указывает на не очень большую разницу в их летах, а Онегину в это время лет 28–29… В ту эпоху, когда жили Пушкин и Онегин, понимали, что чем раньше человек вступит в активную жизнь, тем больше успеет» ^[296] .

296

Лорнер Н. О. Рассказы о Пушкине. Л., 1929. С. 213–216.