Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья
Шрифт:
Но это не единственный род расчетов, которым предаются посреди могил. Можно проследить, как долго некоторые здесь лежат. Время, протекшее со дня их смерти, рождает удовлетворение: вот насколько дольше я живу Кладбища, где есть старые могилы, сохранившиеся с XVIII или даже XVII века, особенно торжественны. Человек стоит перед стершейся от времени надписью, пока не разберет ее до конца. Расчет времени, к которому обычно прибегают лишь с практической целью, здесь вдруг наполняется глубокой жизненностью. Все столетия, которые я знаю, мне принадлежат…» (71, 299).
Глава
Тусклое золото ВДНХ
За Крестовским путепроводом проспект Мира окончательно превращается в мистическую «дорогу ведущую к храму» — храму Коммунизма. Именно такая идейная сверхзадача была усвоена открытой в 1939 году Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ), переименованной в 1959 году в Выставку достижений народного хозяйства СССР (ВДНХ). Формула — «достижения народного хозяйства» — не вызывает сегодня ничего, кроме иронической улыбки. И потому плечистая аббревиатура ВДНХ съежилась до ВВЦ — Всероссийский выставочный центр. Безупречность этой формулы очевидна: выставить можно все, что ни есть на свете…
Посещение ВДНХ требует некоторого предуведомления. Ведь храм давно заброшен, светильники погасли, а священнослужители разбежались кто куда.
На каждом входном билете на территорию бывшей ВДНХ бывшего СССР следовало бы написать слова одного из умнейших людей минувшего века, историка Марка Блока. «Можно ли считать, что среди явлений, отошедших в прошлое, именно те, которые как будто перестали управлять настоящим, — исчезнувшие без следа верования, неудавшиеся социальные формы, отмершая техника — бесполезны для понимания настоящего? Это означало бы забыть, что нет истинного познания без шкалы сравнения» (13, 27).
Опустевший храм коммунизма быстро ветшает. Позолота осыпается со скульптур и куполов. Новые хозяева жизни не любят вспоминать о своих клятвах на низвергнутых алтарях. Храм коммунизма обречен на разрушение. И только использование его нефов, капелл и галерей в качестве лавок, чуланов или ярмарочных площадок продлевает агонию. «В наш расчетливый век руинам даруют пощаду лишь при условии, что они еще могут на что-то сгодиться», — заметил Теофиль Готье (41, 22). В наш еще более расчетливый век эта гипотеза превратилась в аксиому.
Глядя на огромный памятник Ленину, стоящий на площади перед главным павильоном, мне всегда хочется представить себе, какой эффект он мог бы произвести, если бы вдруг спрыгнул с пьедестала и двинулся по направлению к лоткам и киоскам «торгующих во храме»… Как говорится, Кинг-Конг отдыхает… Но это уже из области галлюцинаций…
Для россиян из «поколенья пепси» советские времена загадочны, как древняя Месопотамия. А между тем ВДНХ представляет собой, быть может, самое яркое воплощение советской мифологии. Заметим, что без мифологии как совокупности идей и чувств, обеспечивающих единство социальной группы, ее нацеленность на решение мобилизационных задач, не обходится ни одно общество (44, 81).
Величественный храм коммунизма состоял из собственно зданий, павильонов Выставки, и широких пространств между ними, расчерченных аллеями и заполненных скульптурами, цветочными клумбами, скамейками и фонтанами. Он призван был вселять в посетивших его советских людей уверенность в правоте своего дела, гордость своей страной, чувство своей личной причастности к «строительству коммунизма». Всем иностранцам, посещавшим Москву, показывали
Выставку как неоспоримое доказательство экономических и политических успехов СССР.В архитектуре павильонов Выставки идеология помыкает эстетикой. Коммунизм — рай для бедных. К нему стремится «весь мир голодных и рабов». Соответственно, главным атрибутом коммунизма является изобилие всего материального, и в первую очередь — еды. На это нацеливала каждого, кто «хотел быть в первых рядах строителей коммунизма», и хрущевская программа партии. Задача номер один — «создание материально-технической базы коммунизма». То есть, в сущности, то же умножение еды…
В архитектуре ВДНХ идея изобилия материальных благ выражена с наивной прямолинейностью. Увешанные пышными снопами и тучными гроздьями фасады павильонов напоминают витрину Елисеевского магазина в пору его расцвета. Рог изобилия извергает всё, чего только могла пожелать душа «простого советского человека».
Но если в убранстве павильонов ликует материальное начало, то в общей планировке Выставки, в упорядоченности и размахе ее пространств угадывается иное, духовное послание. Эти магические ритмы должны подчинять себе стихию народных масс. Личность теряется в этих просторах, как песчинка на морском берегу. Но при этом она обретает чувство сопричастности неизмеримым массам себе подобных. Канетти нашел бы здесь богатый материал для еще одной главы своей знаменитой книги…
Храм коммунизма наполняли и одушевляли мифы о «стране рабочих и крестьян», о «братской семье народов» и «первом в мире социалистическом государстве». Без этих мифов ВДНХ как исторический памятник имеет не больше смысла, чем скорлупа от яйца.
Здесь, как на развалинах Дельфийского оракула, каждая постройка, каждая стена должны сопровождаться пояснительным текстом. Но их, увы, нет. И если вы решили обойтись без путеводителя и не желаете раскошеливаться на квалифицированного экскурсовода (впрочем, ни того ни другого вы здесь при всем желании не найдете), то позвольте предложить вам для ориентировки хотя бы краткую схему, наподобие тех, что выдают посетителям в сторожке при входе на старые парижские кладбища.
Согласно учению Маркса и Энгельса, на основе которого строил свои политические схемы их русский последователь Ульянов-Ленин, коммунизм — осуществление вековой мечты о социальной справедливости, «светлое будущее всего человечества». Социализмом называли некое переходное состояние общества между двумя общественно-экономическими формациями — капитализмом и коммунизмом. Подобно чистилищу, социализм необходимо предшествовал коммунизму — подлинному раю на земле.
Российский коммунизм — последнее великое религиозное движение Средневековья. Уже самый источник российского коммунизма — европейский социализм — Бакунин называл «новой религией народа» (51, 230).
Но старая Европа к концу XVIII столетия уже исчерпала свой религиозный потенциал. Она разучилась верить и жертвовать всем ради своих убеждений. Условность всех истин — печальная мудрость старости — делала ее духовную жизнь бесплодной. Осмеянная просветителями и растоптанная якобинцами христианская доктрина быстро растворялась в культуре и повседневной морали. И только на далеких окраинах европейской цивилизации — в Соединенных Штатах Америки и в России — в силу обычного для культурных процессов «провинциального запоздания» еще возможны были сильные духовные движения, горячая вера и готовность к самопожертвованию.