Повседневная жизнь старообрядцев

«Боголюбцы», или «ревнители благочестия», стоявшие в середине XVII века у истоков старообрядческого движения, сурово обличали образ жизни своих прихожан — как представителей знати за отсутствие нищелюбия, приверженность к стяжательству, «суетным утешениям», охоте, играм и пирам, так и простой народ — за любовь к плясунам и скоморохам, к винопитию и разврату, «плясанию» и «игрищам бесовским». Наблюдая, как одновременно с падением христианской нравственности возрождаются пережитки язычества, они стремились к широкому преобразованию церковной жизни, которое было для них равнозначно оцерковлению всего русского быта.

По словам С.А. Зеньковского, «ревнители благочестия» «осмысливали церковь как соединение всего духовенства и мирян под благословением Христа, смотрели на её работу как на общее молитвенное стремление к правде и Богу. Они хотели торжества веры в сердцах русских людей и этим надеялись провести в жизнь свой теократический идеал государства, руководимого церковью» [252] . Церковь во время соборного богослужения казалась им живым, зримым воплощением Царства Божия на земле. Святая Русь, идеал которой они носили в своей душе и за возрождение которой так ревностно боролись, виделась им неким подобием храма. Поэтому упорядочение богослужения, «чин церковный» занимали столь важное место в жизни и мировоззрении «боголюбцев». В последующие века среди их идейных последователей — старообрядцев — мы встречаемся с подобным же трепетным отношением к церковному богослужению и всему, что связано с ним.

252

Зеньковский С.А Русское старообрядчество. В 2 т. С. 182.

Вместе с тем условия постоянных гонений, в которых вынужденно находились ревнители «древлего благочестия» на протяжении более чем трёх столетий, вызвали к жизни ряд специфических черт, выделяющих их на фоне других представителей русского народа. К таким чертам можно отнести эсхатологизм и как следствие его — политику изоляционизма.

Выводы о наступлении «последних времён» развивались с самого начала церковного раскола. Об этом было сказано уже достаточно. Вся никоновская «реформация» воспринималась староверами именно под таким углом зрения: замена двоеперстия «антихристовой щепотью», православного трёхсоставного креста — латинским «крыжем», добавление к имени Спасителя второго «и» (что трактовалось как «ин Исус», то есть иной Исус — антихрист), наконец, замена в крестных ходах и церковных таинствах движения «посолонь» — по солнцу, вслед за Солнцем-Христом — на движение против солнца, то есть против Христа. «В литургийном действе правая и левая сторона поменялись местами… Поскольку “вывернутый”, “левый” мир в условиях русского двоеверия воспринимался как антихристианский, то никоновские реформы могли смыкаться в культурном сознании с языческими или колдовскими обрядами» [253] .

253

Лотман Ю.М. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Труды по русской и славянской филологии. XXVIII: литературоведение. К 50-летию проф. Б.Ф. Егорова. Тарту, 1977. С. 16.

При этом, как нередко отмечали исследователи, эсхатологизм в старообрядчестве сочетался с представлением о собственной исключительности и избранности, с чувством глубокой ответственности за сохранение неповреждённой православной веры. «Мессиански ориентированные защитники старой веры признают себя последними, единственными хранителями православной религии и считают, что наделены миссией сохранения истинного благочестия в условиях апокалипсического времени» [254] .

254

Хирьянова Л.В. Духовная история и культура старообрядчества (на примере Белгородского края). М., 2013. С. 64.

Особый взгляд на мир и особое отношение к миру, всегда отличавшие староверов на протяжении всей их истории, неизбежно приводили к своеобразию повседневных форм жизни. Ниже мы рассмотрим некоторые особенности старообрядческого богослужения и быта. Речь пойдёт по преимуществу о богослужении и быте староверов-беспоповцев, поскольку именно они составляли подавляющее большинство старообрядческого населения Русского Севера.

Моленная

Храм, или, точнее, моленная, представляет собою безусловный центр всего старообрядческого космоса. Весь круг жизни старовера — от купели до погоста — так или иначе связан с моленной. Стоит только изъять этот смыслообразующий центр из жизни староверческой общины, как она через некоторое время превратится в нечто вроде «фольклорного ансамбля», а затем и вовсе перестанет существовать.

В этом смысле показателен один эпизод из истории староверческой моленной, расположенной на территории нынешней Псковской области и на протяжении почти трёх веков служившей духовным центром местных староверов. Как сообщала столичная газета «Еженедельник» в 1873 году, в деревне Пружинцы (Невельского уезда) «устроены… две раскольничьи молельни, при которых живут несколько наставников, под главным управлением местного крестьянина М. П. Личности эти уверили местных жителей, что от существования одной из их молелен “зависит судьба остального мира”, что с уничтожением этой молельни погибнет мир; что они — наставники есть “члены одного из Вселенских соборов”… Разъезжая по разным деревням не только Вязовской волости, но и по уездам Псковской и Витебской губернии, эти лженаставники набивают свои карманы и настолько расположили в свою пользу невежественных последователей феодосиевского толка, что последние деревню Пруженицы начали считать выше по святости Самаго Иерусалима, а пружинецких наставников единственными в мире служителями истины, успевшими и по настоящее время уберечься от печати Антихриста» [255] .

255

«Еженедельник». № 46, пятница 23 ноября 1873. С. 158.

Изгнанные после начала никоновских церковных реформ из древних, намоленных их благочестивыми предками храмов, староверы вынуждены были тайно собираться на общую молитву у кого-либо из своих единоверцев в доме. По сути, прообраз такой первой старообрядческой моленной мы встречаем уже в событиях августа 1653 года — когда протопоп Аввакум, вынужденный уйти со службы в Казанском соборе на Красной площади, перешёл с частью своей паствы в простое «сушило» (сарай для сена) во дворе дома Иоанна Неронова, где продолжил служение всенощной. «Ибо в иную пору, — говорил при этом Аввакум, — и конюшня лучше церкви бывает». Вот таким — без алтаря и «внешних оказательств» — стал первый старообрядческий храм…

В годы гонений нередко зажиточные староверы обустраивали у себя в домах целые комнаты — моленные, или 'oбразные, — где проводился весь суточный круг богослужений. Так, в палатах опальной боярыни Ф.П. Морозовой действовал небольшой женский монастырь приверженцев «древлего благочестия». Впоследствии мы видим, что подобные тайные молельни и скиты нередко существовали при домах богатых купцов-староверов, причём служили они не только в качестве частных моленных, но и в качестве общественных.

С прекращением открытых гонений со стороны властей старообрядческие моленные дома тем не менее долгое время существовали полулегально. Интерьер их был достаточно аскетичен. Вот, например, описание внутреннего вида уже упоминавшейся выше пружинецкой моленной: «Оказалось: при доме крестьянина Якова Андреева находится чрез сени особая изба, гораздо большего размера, где живёт Андреев. — Изба найдена запертою нутренним клюнем, совершенно новая в длину и ширину 12-ть аршин, с полом и потолком, дверь в неё из сеней с запада, при входе с правой стороны — два окна на улицу и одно с левой стороны в огород. Во всю противоположную двери стену устроена деревянная полка и на ней разной величины иконы счётом дватцать, по всей полке, против икон стоят наполовину и больше сгоревшие восковые свечи, большею частию толщиною в руку. Посредине у образной полки деревянный стол, вроде престола, покрыт тёмного цвета шерстяною материею, по краям обшита в два ряда галуном, с передней стороны насредине тоже галунный крест. Тут же неподалёку другой меньшего размера деревянный стол — и на нём два небольших ящика, один с ладуном — другой пустой. По обе стороны этих столов вдоль образной полки устроено вроде налоя и покрыто ситцем. В правом угле под иконною полкою плетёная корзина и в ней до ста поминовенных книжечек и тут же разного цвета шерстяные и ситцевые наручники (имеются в виду подручники. — К.К.) 13-ть штук, на стене в разных местах четверо коженных чёток и несколько белых полотенцев. На образной полке с левой стороны медная с ручкой кадильница, по стенам где окны, во всю длину деревянные скамейки. Вообще по всей обстановке этой избы видно совершенное доказательство раскольнического молитвенного дома» [256] . Как видим, интерьер более чем скромный…

256

Национальный исторический архив Беларуси. Ф. 1416. Oп. 1. Д. 1499. Л. 5–6.

Характерной особенностью старообрядческих молитвенных домов стало отсутствие алтаря и, соответственно, ведущих в него Царских врат. Обычно всю восточную стену занимал иконостас, в центре которого находилась икона Спаса. Иногда (это касается прежде всего крупных городских моленных) иконостас мог быть многоярусным — по типу древнерусского высокого иконостаса — и включал в себя образа, добытые из дораскольных церквей. Иконостас — это смысловой центр и главное украшение старообрядческих моленных. Именно на нём должны быть сосредоточены взоры молящихся. «Между верующими и святыми, изображёнными на иконостасе, устанавливается живая связь взаимного общения, которая есть не что иное, как связь и общение Небесной и земной Церквей. Небесная, торжествующая Церковь, представленная иконостасом, оказывает деятельную помощь земной, воинствующей или странствующей Церкви, как принято её называть. В этом смысл и значение иконостаса. Всё это можно отнести к любой иконе, в том числе и находящейся в жилом доме, и к настенным росписям храма» [257] .

257

Настольная книга священнослужителя. Т. 4. М., 1983. С. 68.

В домах старообрядцев роль церковного иконостаса играла божница («образа», «красный угол», «передний угол») — полка или киот [258] с иконами. Первое, что делали старообрядцы, приступая к строительству нового дома, — определяли место для размещения домашних икон. Согласно православной традиции моление должно совершаться лицом к востоку, поэтому божница размещалась в восточном или юго-восточном углу комнаты. Вот как говорит об этом популярный среди старообрядцев «Домострой»: «В дому своем всякому християнину во всякой храмине святыя и честныя образы написаны на иконах по существу ставити на стенах устроив благолепно со всяким украшением и со светилники, в них же свещи пред святыми образы возжигаются на всяком славословии Божии, и по пении погашают завесою закрываются всякия ради чистоты, и от пыли благочиния ради и брежения, а всегда чистым крылышком ометати, и мяхкою губою вытирати их и храм тот чист держати всегда а к святым образом касатися достойным в чистеи совести и на словословии Божии, и на святом пении, и молитв свечи вжигати, и кадити благовонным ладоном и фимияном, а образы святыя поставляются, иже в начале по чину свято почитаеми суть имяны прежереченными, в молитвах и во бдениих и в поклонех, и во всяком славословии Божии всегда почитати их со слезами и рыданием и сокрушеным сердцем исповедатися, просяще отпущения грехом» [259] .

258

Киотом (греч. — «ковчег», «деревянный ящик») называется резной деревянный футляр со стеклянной передней дверцей (а иногда и без нее), внутрь которого помещается икона или литое Распятие. Нередко старообрядческие киоты богато украшались позолоченным деревянным обрамлением в виде виноградных гроздьев, листьев и цветов.

259

Домострой. Сильвестровская редакция. Томск, 2010. С. 22–24.

Перед образами помещали одну или несколько лампад, которые возжигали (вместе со «свещами») накануне и в дни больших праздников, на Страстной седмице, а также во время домашней молитвы. В Вербное воскресенье в божницу ставили освящённую в моленной вербу, а на Пасху «христосовали» образа красным яичком. Как правило, божница украшалась нарядными рушниками, вышивкой и кружевами. Во многих домах было принято закрывать божницу раздвижной занавеской, скрывавшей чтимые образа от посторонних глаз.