Повседневная жизнь в Венеции во времена Гольдони

Свое творчество Элизабетта ограничивает переводами, однако публикуемые ею многочисленные сборники превращаются в настоящие трибуны для размышлений о путях национального театра и идейных баталий. Высказывая критическое отношение к традициям английского и испанского театров, которые, по ее мнению, исполнены «отталкивающей жестокости» и «чудовищ», она выступает в защиту французского театра, прежде всего «слезной драмы», которую хочет внедрить в Венеции, и по этому поводу вступает в яростную полемику с придирчивым Карло Гоцци. Достойная наследница Гольдони, она разделяет его представления о назидательной функции театра, в то время как Гоцци причисляет театр исключительно к средствам развлечения, бегства от действительности. Для Гоцци существует театр вымысла, волшебных сказок, перенесенных на сцену (некоторые из его пьес основаны на сказках Базиле, например «Любовь к трем апельсинам» и «Ворон»), [555] или же театр действия, вдохновителями которого являлись испанские драматурги. С 1760 г. он предлагает венецианцам свои пьесы, они имеют успех, и в конце концов Гольдони вынужден уступить ему место. Для Гоцци, уязвленного острой критикой своих произведений на страницах «Энциклопедической газеты», идеи Элизабетты становятся наживкой, заглотив которую, он принимается громить имперские замашки французов, душащих итальянскую продукцию, и утверждает, что чувствительность «слезной драмы» пагубна для широкой публики. Защита жанра, которую организовала Элизабетта во имя утверждения моральных ценностей, разума и контроля над чувствами, перерастает уровень критической дискуссии и начинает затрагивать сферы политические.

555

C. Gozzi. Fiabe teatrali, a. c. P. Bosisio, Roma, Bulzoni, 1984.

Как женщина с женщиной

Одним из основных поводов посмеяться над женщиной считали ее безудержное кокетство. Охотно иронизируют над соблазнительными вырезами корсажей, над валиками, которые подкладывают под юбки, чтобы исправить то, над чем не слишком постаралась природа, над вызывающими прическами, накладными волосами и «кудряшками», делающими женщину похожей на Медузу Горгону, над пудреными сооружениями на головах, вмещавшими сцены из древних мифов. [556] Мода на мушки также не ускользнула от пера сатириков, равно как и пристрастие к французским модам и французским платьям — знаменитым «адриеннам», введенным в моду Адриенной Лекуврер, и «корзинкам» («панье»); литераторы громко и всеми доступными способами разоблачают «новую французскую напасть, проевшую женщин до самых костей» [557] и наносящую ущерб венецианской экономике и самобытности.

556

V. Malamani. La Satira… p. 18.

557

P. Chiari. Lettere scelte. Venise, Pasinelli, 1752.

Общие места, традиционные мишени сатириков, передавались от мужчины к мужчине. Женщины приспосабливались. Они либо продолжали наряжаться и кокетничать, либо же радостно отвергали все, что считалось символом женственности (особенно в Венеции), а главное, красоту. «Не говорю, что я красива, — заявляет Мирандолина Кавалеру, — но у меня были отличные оказии». [558] Ей вторит — еще более категорично — Элизабетта: «Я не красива и не нахожу в себе даже намека на красоту». [559] Однако родственница Элизабетты, Джозефа Корнольди Каминер, редактор журнала «Дама воспитанная и образованная», основанного в 1786 г. издателем-книгопродавцем Альбрицци, выдвинула дерзкий тезис: можно быть красивой, даже кокетливой и при этом умной. [560]

558

Трактирщица, I, 15.

559

Pazzi e poesie de E. С. T, in: V. Malamani. Una giornalista veneziana del sec. XVIII, Nuovo Archivio veneto, I, 1891, II, p. 12.

560

G. Cornoldi Caminer. La Donna galante ed erudita, а. с. C. de Michelis. Venise, Marsilio, 1983.

В отличие от ее родственницы, у Джозефы нет интеллектуальных и политических пристрастий. В журнале, которым она руководит, пишут в основном о пустяках: это скорее журнал мод, где скрупулезные описания женских и мужских туалетов чередуются с легкими короткими историями, нередко хвалебными, написанными по заказу, и общими рассуждениями об обществе. Даже Альбрицци ничего не меняет в содержании этого издания, хотя деятельность именно этого издателя является наиболее характерным примером динамичной политики в области журналистики и книгоиздания XVIII в. [561] Эклектик, не имеющий собственных пристрастий, ориентирующийся прежде всего на рентабельность, он издает и путеводители для иностранцев («Чужестранец», имевший огромный успех), и рекламный листок «Новости литературной республики», где рассказывает о книгах, выпущенных его типографией, и «Вечный венецианский альманах», содержащий информацию о движении светил, о «востребованных» профессиях, о театральных спектаклях, о школах, рынках, паромах, ценах, мерах и весах, о лекционных днях в Падуанском университете. [562] Уже внешний вид «Дамы воспитанной и образованной» говорит о конъюнктурном и утилитарном характере журнала: он прекрасно иллюстрирован. Таким образом, потенциал женской аудитории был задействован на все сто процентов: женщин побуждали к чтению и, соответственно, к культуре.

561

M. Infelise. L'editoria. Storia della cultura veneta, 5, 1, p. 91. Gli stampatori-librai, in: II teatro di Goldoni, а. с. M. Pieri, Bologne, II Mulino, 1993, p 97-109.

562

T. Plebani. Gli almanacchi veneti, in: L'editoria del 700 e i Remondini, a.c. di M. Infelise e P. Marini, Ghedina e Tassotti, 1992, p. 21.

Джозефа не хочет ни полемизировать, ни вступать на чужую территорию. В шутливом тоне она дает советы, как стать красивой. Отчего женщины бывают толстыми? Недостаток физических упражнений, слишком сырой воздух, слишком много еды и отсутствие сильной страсти: «Разве влюбленная женщина когда-нибудь бывает толстой?» Как можно похудеть? Влюбляться, двигаться, не есть лишнего, «пить чай, лимонный сок или раствор уксуса, пить отвары сухих трав: можжевельника, розмарина и вероники, растолченных и заваренных в пинте белого вина, или же… носить соляной пояс», пытка, которая, по словам Джозефы, «растворяет жидкости, концентрирующиеся в железах». В качестве доказательства эффективности данного средства для похудения приводится женщина, имевшая прежде объем талии более трех саженей и с трудом стоявшая на ногах. [563] Заметки Джозефы об обществе не отличаются оригинальностью, и сатирики уже давно высмеяли «дамские» рассуждения о поклонниках, о мужьях, которые нынче в моде, о супружеской любви, элегантности, избытке кокетства у женщин, суетном времяпрепровождении светских дам, пустых салонных сплетнях и пороках так называемого благородного общества. Она утверждает простые истины: что удачный брак может быть заключен только по любви; что в отнюдь не платонических отношениях супруги со своим чичисбеем виноват обманутый муж, сам ставший творцом своего несчастья; что необходимо уделять больше внимания воспитанию детей; что от журналов большая польза, а от многих журналов и газет пользы еще больше; что журнал — это «советчик», позволяющий своим читательницам обходиться без чужих услуг. Ее описания пестрят английскими и французскими терминами; иногда она дает их с переводом на итальянский, но чаще оставляет без оного: chapeau bonnets, cul postiche, gros de Naples, manchettes, pouf, tapet, chemise, chignon, cr'ep'e, chin'e, redingote, gilet, caraco. Для пуристов, борющихся за «национальный дух» и спорящих, какое наречие важнее: литературное тосканское или венецианское, — подобное словоупотребление поистине скандально. [564]

563

Moyens pour conserver la beaut'e des femmes, La Donna galante… p. 26–27.

564

E. Leso. Polemiche letterarie e linguistiche, in: Storia della cultura veneta, 5, 2, p. 197 sqq.

Марьяж — платье, отчасти созданное воображением, сшитое из единого куска ткани, отделанное разноцветными лентами и разжигавшее соперничество обеих героинь «Дачной лихорадки» Гольдони, стало классическим. Кукле, французскому манекену, демонстрирующему моды из Франции на Мерчерии, приходится часто менять туалеты. Более половины статей посвящено скрупулезному описанию одежды и аксессуаров, однако увлечение новомодной одеждой не идет ни в какое сравнение с пристрастием к чрезвычайно броскому макияжу, которым увлекались ее современницы и от которого Джозефа пытается уговорить их отказаться, ибо «избыток макияжа делает черты лица грубыми». Но самое главное для женщины — это портаменто («осанка», «походка»). При ходьбе надо высоко держать голову, держаться прямо, гордо, быть уверенной в том, что делаешь, и никогда ничего не делать, не подумав: «Держитесь, Зелида, уверенно, поступь ваша должна быть величава: вскиньте высоко голову, держитесь смелее, подражайте гордым и благородным натурам, созданным, чтобы чувствовать и рассуждать». [565] Но надо также уметь пользоваться женскими уловками, в частности, в нужную минуту изобразить обморок — оружие из арсенала Мирандолины. [566] Только прислушиваясь к советам, что печатаются в ее журнале, полагает Джозефа, женщины смогут выбраться из «бездны глупости» и бездействия, куда их низвергла власть мужчин, и наконец сесть «на трон», дабы судить мужчин и делать все, что надобно, для того чтобы дела пошли успешнее. [567] Самое главное — вывести из-под града мужских насмешек женское кокетство; именно этим и занимается Джозефа, выковывая стиль, дающий возможность ощутить поэзию тканей и цветов, стиль, заставляющий забыть о насмешках и почувствовать щекочущее прикосновение шелка:

565

La Donna galante… p. 20.

566

Трактирщица, II, 17.

567

Br`eve observation sur le beau sexe, La Donna galante… p. 128.

Представьте себе красавицу в узком платье из белого плотного батиста; по вороту платье отделано двумя кружевными оборками из того же батиста. Пышные рукавчики с напуском сделаны из итальянского газа и украшены кружевами. Талию обхватывает пояс из узорчатой ткани с двумя широкими синими лентами, концы которых свободно развеваются сзади. На плечи красавицы наброшена большая плиссированная косынка, абсолютно воздушная и украшенная двумя кружевными прошвами… [568]

568

Illustration LVI, ibid., p. 197.

Поппея Просвещения

«Молодая, красивая, благородная, умная, живая» [569] : Гольдони награждает ее всеми эпитетами, присущими положительным женским образам в его театре. «Светлая Аврора», «белокурое создание с нежной кожей, и вместе с тем отважная и задиристая в речах своих», — это слова Гаспаро Гоцци; сдержанный, когда речь заходит о его собственной жене, он не просто восхищается ею, он перед ней преклоняется [570] Карло Гоцци посвящает ей эпическую поэму «Причудница Марфиза», [571] построенную по образцу «Неистового Роланда» Ариосто, где прославляет ее порывистые и решительные манеры, ее острый и быстрый ум и абсолютную искренность. Женщина, вызывавшая восторги всех мужчин, включая записных женоненавистников, — это Катерина Дольфин Трон, одна из тех красавиц, которые, как считали некоторые, ввергали Республику в страшную опасность и которых, по мнению сих мрачных советчиков, следовало ссылать на остров Сан-Серволо, где находился приют для умалишенных. [572]

569

Прекрасная дикарка, 1758. Посвящение Катерине Дольфин Тьеполо. Т.О., IX, 817 sqq.

570

Lettre `a С. Dolfin 14 juin 1768, in: Opere scelte… p. 847.

571

C. Gozzi. Scritti, а. с. E. Bonora, Turin, Einaudi, 1951, p. 97 sqq.

572

Anonyme, in: V. Malamani. La satira… p. 15.

Катерина Дольфин, эта авантюристка XVIII в. в чистом виде, женщина, чье поведение выходит за рамки привычных правил, охотно рассказывает о себе: «Принадлежность к женскому полу меня нисколько не смущает, ибо я всегда старалась обособиться, чтобы не быть похожей ни на кого». [573] Инквизиторы, найдя у нее запрещенные книги, спрятанные под кроватью служанки, записывают ее в разряд «недостойных женщин», ибо она «не посещает церкви, в еде не соблюдает законов ни божеских, ни человеческих и богохульствует как еретик». [574] Впрочем, и воспитание ее, и сама жизнь подтверждают данные ей характеристики. В десять лет ее на время помещают в монастырь; [575] отец, заботливо занимающийся ее воспитанием; аристократическая семья с весьма умеренным состоянием и без политического будущего; ранний брак по воле семьи с разорившимся дворянином Маркантонио Тьеполо; встреча на даче с «патроном Венеции» Андреа Троном, сенатором, на двадцать лет ее старше; меньше чем через год после этой встречи прошение об аннулировании брака и после долгого, одинокого ожидания, отчасти из-за сопротивления отца сенатора, второй брак. Результат: она поэт, ее стихи вполне могли бы быть представлены в антологиях Луизы; она держит литературный салон, объединивший просвещенные умы, — Гольдони посещает его вплоть до самого своего отъезда в Париж. У нее бывают Карло и Гаспаро Гоцци, последний избирает ее своим нежным поверенным, называет своей «любимой девочкой». Выйдя замуж за сенатора Трона, она, по сути, приобщается к высшим властным сферам Республики. Говоря словами сатирика, она была одной из тех макиавеллиевских дам, которые судачили не столько о любви, сколько о политике — «в казино, в кафе, в постели и даже в ванной комнате». [576]

573

G. Damerini. Settecento Veneziano. La vita i tempi gli amori i nemici di C. Dolfin Tron, con 103 lettere inedite a G. G. Serbelloni. Milan, Mondadori, 1939. Lettre du 26 juil. 1783.

574

G. Damerini. La vita avventurosa di C. Dolfin Tron. Milan, Mondadori, 1929. 27 juin 1772.

575

D. Casanova. Histoire de ma vie… vol. II, chap. Ill, I, 272.

576

A.M. Barbara, in: V. Malamani. La satira… p. 54.

Безумие, ей приписанное, заключалось в непомерном честолюбии и стремлении сказать свое слово в политике, стать в своем роде второй Поппеей. Чего в ней было больше: честолюбия, стремления проникнуть в высшие круги власти или же искреннего восхищения сенатором, быть может, даже любви к нему? При чтении строк, адресованных ею Трону после того, как он наконец предложил ей вступить с ним в брак, многие склоняются к тому, что, вероятнее всего, она была в него страстно влюблена:

Вот уже несколько месяцев, как я молча страдаю, ибо не желаю беспокоить Вашу светлость. В понедельник же после вашего отъезда меня сразила такая лихорадка, что я с трудом добралась до своей комнаты; вскоре все узнали о моем нездоровье. Должна Вас заверить, что ни ночью, ни на следующий день у меня лихорадки не было, и если бы не то потрясение, я бы могла сказать, что чувствую себя прекрасно.

Катерина легко падала в обморок, с ней часто случались судороги: об этом она пишет в своих письмах. По ее мнению, это объясняется тем, «что она женщина и обладает всеми недостатками своего пола», а также робостью и страхом:

Завтра вечером я напишу Вам… и Вы получите полный отчет омоем путешествии вместе с описаниями моих страхов перед дождем… потоками воды и дорогами, в чем я признаюсь Вам открыто и без всякого стыда. Сегодня я видела молнию… и мне хотелось бы, чтобы Вы объяснили мне, отчего стоит мне увидеть вспышку, как я теряю сознание от страха прямо в лодке… наверняка я кажусь Вам странной, коли начинаю дрожать при одном только упоминании имени Кристофоли. [577]

577

Lettre a A. Tron de Monigo, 9 aout 1772, in: G. Damerini. La vita avventurosa…