Повседневная жизнь Версаля при королях

Сохранилось упоминание об одном «физике», который в 1779 году предложил модель движущегося кресла о четырех колесах, где умещались бы двое. Позади седоков на «сундучке, маскирующем механизм», предполагалось поставить дюжего детину: нажимая ногами на педали, он мог то увеличивать, то сбавлять скорость. Автора конструкции удостоили права показать свое детище парижской публике: экипаж видели на площади Людовика XV и на Елисейских полях; он доехал аж до Версаля. Разумеется, те, кто имел счастье в нем прокатиться, уверяли, что ничего лучшего им не приходилось испытывать; у крутившего педали бедолаги, скорее всего, сложилось несколько иное впечатление, впрочем, им никто не поинтересовался. Видимо, он выглядел под конец поездки настолько вымотанным, что «физик» счел целесообразным устроить по дороге станции, где меняли бы не лошадей, а людей… На этом дело и остановилось. Движущемуся креслу оставалось подождать еще какую-то сотню лет, чтобы превратиться в велосипед.

То и дело вниманию министра или Директора зданий Его Величества предлагались новшества куда более странные — настоящие химеры, будто рожденные в тяжелых сновидениях или в воспаленных мечтаниях утописта.

Идея вечного двигателя — вот что сверлило мозг большинства изобретателей. Теоретиков-простаков, полагавших, что они произвели движение «безо всякой помощи со стороны человека, ветра, речного течения, огня или животного», было такое множество, что их записки не удостаивались ответа. Письма с иными предложениями обычно подлежали быстрому рассмотрению, но и таких тоже было невероятно много. Гибридные порождения самых разных наук: физики, оптики, астрономии, географии, химии, механики, агрономии — все они оказались погребенными в папке с письмами изобретателей. Необычное получилось кладбище.

Один ученый, например, с гордостью сообщает о найденном им способе «передавать секретные сигналы столь осторожно, что они заметны лишь тому, кто их посылает, и тому, кто их принимает». Ему отослали в ответ луидор, с просьбой несколько развернуть описание. Он ответил, что аппарат его «основан на распространении звука по трубам», то есть ему тогда удалось открыть применение акустической трубы, оказавшейся в большой чести в середине XIX века. Другой уверял, что умеет «передавать новости из одной страны в другую куда быстрее, нежели почта». Так, может быть, это был предшественник Шаппа, изобретателя телеграфа? Некий Рено хвалится умением с помощью «одной лишь зажженной свечи» обогреть помещение. Паран де Мартинье предлагает работающий «без поршня, без трения и без крана» насос. А некий кюре из окрестностей Тарба объявляет, что нашел корешок — «изумительное слабительное средство, применение которого надежно спасает от водянки». Какой-то шутник сулит дать людям возможность «разглядеть так же ясно и крупно, как мы видим здешние, предметы, находящиеся на Луне».

Ружья, выпускающие сто пуль в минуту, управляемый аэростат, башмаки, способные нести человека по воде, чудовищных размеров репа, гигантские дыни, удивительные столы, поднимающиеся из-под пола с великолепной сервировкой, несгораемые ткани и обивки и прочие диковины, словно из арабской сказки, ежедневно мелькали перед глазами министерских писцов. Пресытившись такой бездной чудес, они теряли к ним всякое доверие и отвечали по одному и тому же образцу: предложение, мол, интересно, но не входит в компетенцию Его Превосходительства. Как знать, быть может, в ворохе всех этих экстравагантных предложений осталось незамеченным такое, что, примени его на практике — оно изменило бы лицо мира?

Лишь одно изобретение, по мнению Альфреда Ашетта, впервые сделавшего обзор всей этой «научной фантастики», можно счесть полезным для человечества, а именно — ножные ванны. Его отважный автор уведомил королевского министра об открытии «чудодейственного средства, удаляющего из тела все дурные пары и дающего ощущение удивительной бодрости и прилива жизненных сил»; изобретателю было разрешено продемонстрировать свое открытие.

Со вниманием изучались лишь те предложения, которые, как казалось, могли улучшить условия жизни короля и его семейства. Надо признать, что при всем своем блеске Версаль был начисто лишен комфорта. С первым свежим дуновением осени замок пустел. Даже Людовик XIV, настолько неприхотливый, что не брезговал спать в кишащей клопами постели, не выносил здешнего холода. Что уж говорить о простых смертных, куда менее приспособленных к специфическим условиям величественного жилища, где жуткие сквозняки, хлопая дверьми, разгуливали среди великолепных мраморов и зеркал. Потому-то и появлялись тогда всякие «грелки для рук», «грелки для ног», ермолки, высокие ширмы и прочие аксессуары; не разрушая заведенного этикета, они хоть как-то спасали от стужи.

Обитавшие во дворце придворные пробовали согреваться по-всякому: маркиза де Рамбуйе носила на теле медвежью шкуру; маршальша Люксембургская просидела как-то всю зиму в портшезе, [11] обложившись множеством грелок; другая дама, рискуя слегка поджариться, зимовала в бочке, водруженной на жаровню. Всем подавал пример медик Шарль Делорм: он укладывался спать на сложенную из кирпичей печку, предварительно натянув на голову восемь ночных колпаков, а на ноги — несколько пар чулок и сапоги из бараньего меха. Все это, конечно, не мешало соусам на королевском столе превращаться в желе; в графинах с вином звенели льдинки; набившийся в широкие трубы каминов снег стекал внутрь, заставляя пламя шипеть и гаснуть.

11

Портшез — легкое закрытое со всех сторон кресло-носилки.

Людовик XV, менее стоического склада человек, чем его предшественник, снабдил свою парадную комнату дополнительным камином, который существует и поныне. По утрам, сунув босые ноги в шлепанцы, он, чтобы не тревожить слуг, разжигал его сам; и все же холод заставлял его перебираться в другие апартаменты замка, менее торжественные, но и менее продуваемые.

Как же было избавиться от этой напасти? С ней пытались бороться, но безрезультатно. Еще в XVII веке кто-то из бесчисленных изобретателей предлагал поставить машину, «способную отопить апартаменты Его Величества посредством нагретого воздуха, который должен поступать снаружи, будучи предварительно очищен от всех дурных примесей». (Именно по такому принципу работает нынешний калорифер.) Этот метод отопления, добавил автор, в Версале целесообразен более, чем где бы то ни было: «необыкновенно холодный воздух, которым тут дышат, к тому же очень вреден, ввиду запаха пота и дыхания множества людей он чрезвычайно сперт». К сожалению, гениальный предшественник изобретателя нынешнего отопления намеревался устанавливать обогреватели на крыше и сомневался, достигнет ли тепло покоев короля. Проект был отставлен, и обитатели Версальского замка были обречены зимой не только стучать зубами от холода, но и жить в постоянном дыму — таком густом, что в галереях, залах и приемных комнатах (где стойкий запах пота держался до середины лета) в многолюдные дни различались лишь смутные движущиеся тени. Дворцовые камины на самом деле отличались очень плохой тягой, но, чтоб их исправить, пришлось бы ломать и переделывать сами стены; а портить восхитительную отделку, сработанную еще художниками Великого короля, архитекторам не хотелось.

Все эти мелочи крайне интересны и важны для понимания неофициальной стороны жизни замка. Взять хотя бы проект «дымоуловителя» — аппарата, который вопреки прихотям ветра, солнца, дождя и снега вбирал бы в себя весь наружный дым. Первое испытание этого неподражаемого механизма, напоминавшего небольшую, снабженную клапанами башенку, прошло в замке Сент-Юбер; но чертовы клапаны обладали способностью скрипеть так неустанно и визжать так надрывно, что в ходе обеих экспериментальных ночей король и вся его бесчисленная свита вплоть до ничтожнейшего слуги не упустили ни единой ноты этой бодрящей какофонии и не имели ни капельки сна…

Такого рода сведения дарят нам бесценную возможность по-новому взглянуть на быт версальского двора. А мы-то, благодаря «Мемуарам» герцога де Люиня [12] или принца де Круи, [13] привыкли в своем воображении рисовать его таким щегольским! Ипполит Тэн [14] сожалел о том, что История слишком часто гостит в салонах, но никогда не проникает на кухню; под этим углом зрения мы тоже совершенно не знаем Версаля. Кто же сумеет провести нас за кулисы и показать служебные помещения замка, его кухни, хранилища посуды, его погреба, прачечные, его огромное «общежитие», где, как рассказывают, в одном помещении спали шесть тысяч слуг? Кто нам расскажет о повседневной, изнаночной жизни знаменитого королевского жилища?

12

Шарль-Филипп герцог де Люинь (1695–1758) — генерал, чья жена была близким другом королевы Марии Лещинской; 10 томов его дневника являются важным источником знаний о царствовании Людовика XV.

13

Эмманюэль герцог де Круи (1718–1784) — князь Священной Римской империи, маршал, автор 4-томного дневника.

14

Ипполит Тэн (1821–1893) — французский философ, критик и выдающийся историк.

Праздник в Во-ле-Виконт

С тех пор прошло триста тридцать семь лет; [15] конечно, за это время бывали праздники и более грандиозные, и все же самым знаменитым по сей день остается тот, который 17 августа 1661 года Фуке [16] дал в своем поместье Во.

Этот праздник по праву принадлежит «Истории с большой буквы»: ведь им было ознаменовано рождение нового искусства и появление на мировой сцене Людовика XIV. О нем рассказывали тысячи раз, и какие знаменитые авторы! Первым его «репортером» был Лафонтен. [17] Празднеству в Во посвящены драма, роман и комедия; и нет ни одного учебника, пусть самого краткого, который не упоминал бы о нем как о важном политическом событии. Он оставил по себе тревожащее душу впечатление; в нем чувствуется нечто глубоко трагическое, никем доселе не высказанное и не разгаданное. Именно этой таинственности и обязан праздник своей удивительной славой.

15

Напомним, что книга Ленотра вышла в 1937 г.

16

Никола Фуке, виконт де Во, маркиз де Бель-Иль (1615–1680) — государственный деятель, в 1633–1661 гг. генеральный контролер финансов.

17

Жан де Лафонтен (1621–1693) — поэт, автор сказок и всемирно прославленных басен.

Что в нем более всего привлекает, так это сам хозяин, Амфитрион-Фуке; [18] правда, и те, кого он принимал, заслуживают упоминания: сам король, королева-мать Анна Австрийская, Месье — брат Его Величества, [19] Месье принц — Великий Конде, [20] Месье герцог — его сын, де Бофор, [21] де Гиз [22] и весь остальной двор. Но их роль незатейлива: как гости всех времен и народов, они должны много есть, много пить, всем восхищаться, вовсю расхваливать хозяина и за спиной перемывать ему косточки со всей злостью и тонкостью, на какую способны. Фуке не новичок. Он прекрасно знает: доверять этим людям нельзя. Не дворянин, всего лишь мелкий судебный чиновник лет двадцать назад, он чрезвычайно честолюбив; вертясь по-всякому, он сумел выбиться в люди и разбогатеть. Его эмблема — белка, взбирающаяся на самые высокие ветки; его девиз: «Quo non acsendam?» («Чего я не достигну?») Вот уже восемь лет, как он — главный казначей, и в качестве такового (по древней, уходящей во времена оны традиции) — объект лести, презрения, зависти и подозрений в незаконности сделок. Его любовь к роскоши, к женщинам, его непомерные траты делают его весьма подозрительной фигурой в глазах Кольбера [23] — нового контролера финансов, человека скрупулезного и недоверчивого.

18

Амфитрион — в греческой мифологии царь Тиринфа, супруг Алкмены. В данном случае, благодаря крылатой фразе из одноименной комедии Мольера, — гостеприимный хозяин, дающий обед.

19

Месье — титул, даваемый старшему брату короля, в данном случае им был Филипп, герцог Орлеанский (1640–1701).

20

Великий Конде — Людовик II, принц де Бурбон (1621–1686) — знаменитый полководец.

21

Франсуа де Бурбон-Вандом, герцог де Бофор (1616–1669) — один из лидеров Фронды, прозванный за свою популярность «королем рынка Парижа», впоследствии адмирал.

22

Луи-Жозеф Лотарингский, герцог де Гиз — представитель французского аристократического рода, прославившегося на протяжении XVI в. военными доблестями и активным участием в политических и религиозных столкновениях.

23

Жан-Франсуа Кольбер (1619–1683) — выдающийся государственный деятель в царствование Людовика XIV, сменивший в сентябре 1661 г. Фуке на посту главного контролера финансов. См. о нем главу «Кольбер работает».