Повседневная жизнь викторианской Англии
Шрифт:
«Катрин Йорк – самая лучшая кухарка из тех, которые были у меня за двадцать лет. Она оставалась у меня десять месяцев. Я верю, что она честна, хотя и не очень изобретательна на кухне, и любит чистоту. Правда характер ее подобен углю, который, загораясь мгновенно, своими искрами скоро доходит до крыши. Она страстна и неуправляема в своей воле. У нас было много ссор из-за того, что я открыл много погрешностей, касаемых стола. Последняя ссора произошла из-за того, что моя жена, как обычно, послала свою горничную потушить везде свет, и Катрин Йорк закрыла дверь на кухню на задвижку, не разрешая ей войти. Я не вычел из ее жалованья за пьянство, но она бывает очень импульсивна, когда пьет. Я боялся, что она сожжет весь дом! Рекомендую ее для устройства на работу!»
Верхние слуги были уважаемыми в своем круге людьми, и не случайно, ведь у них в подчинении находилось несколько душ. У дворецкого, кучера и валета даже были свои клубы, как у джентльменов, куда они заходили, когда наступал их выходной день. Много примеров в истории, когда дворецкие, отойдя от службы, открывали свое
Нижние слуги прислуживали не только господам, но и верхней прислуге. Лакеи утром выносили ночной горшок из комнаты дворецкого, младшая кухонная служанка будила кухарку, принося в ее комнату чай и вынося лишнее из ее спальни. Но однажды все менялось. В каждом богатом английском доме сохранялась традиция, заведенная много веков назад, когда хозяева становились слугами у своей прислуги. Конечно, это был больше фарс, чем настоящая служба. Ведь и горничные и лакеи знали, что если сегодня они будут непочтительны к своих господам, то завтра их не будет в имении. Скорее, это была дань религиозному учению, напоминание высшим, что не стоит зарекаться от тюрьмы и от сумы. Однако в этот день слуги облачались в лучшие одежды (чаще всего с господского плеча), а хозяева одевались очень скромно и обращались к слугам так, как те ежедневно обращались к ним.
– Что прикажете, ваша светлость. Будет исполнено, сэр.
Иногда господа, передразнивая лакея или мальчика на побегушках, говорили:
– Сэр, помните, как вы послали меня в табачную лавку и дали мне денег? Такая неприятность, сэр, я поскользнулся на улице и упал, и ваши деньги упали прямо в водосточную канаву. Я уж искал, искал, но не нашел!
Смышленый слуга, исполнявший роль хозяина, включался в игру.
– Не беспокойся, Джон, потеря не велика, я дам тебе еще. И в этот раз ты уж будь добр не обронить.
– Моя леди, мне нужно навестить больную тетушку. Но вы наверняка меня не отпустите, потому что я порвала мое любимое, ой, то есть ваше любимое платье.
– Ну что ты, Бетти. Конечно же я отпущу тебя навестить тетю. Кстати, это платье ты можешь забрать себе. В таком состоянии оно мне уже не нужно!
Так хозяева давали понять слугам, что все их хитрости им были известны. А слуги, в свою очередь, намекали на то, что хотели бы видеть господ более щедрыми. И все же, даже в игре, слуги не решались опуститься до той интонации, которую часто позволяли себе господа в обращении с ними, а горничные все так же суетливо вскакивали, видя, как не ловка их леди с черной работой.
Добрые хозяева, заботясь о своих слугах, также устраивали торжества для них во время больших религиозных праздников. Так, на Рождество они нанимали официантов и кухарку со стороны, чтобы их домашние могли повеселиться и потанцевать на славу Сами они спускались к ним на час, отдавая долг вежливости, и после их ухода веселье разгоралось с новой силой. И все же таких хозяев, которые пеклись о своих слугах, встречалось не много. Человеку свойственно быть недовольным чужой работой, а во многих домах культивировалась подозрительность в том, не даром ли слуги едят свой хлеб. Придраться можно было к чему угодно. Например, горничные должны были убрать дом еще до того, как семья вставала по утрам. Хозяин обычно терпеть не мог видеть по утрам снующих слуг и хотел спокойно расслабиться в одиночестве или в присутствии супруги в домашнем халате. Если же горничные случайно встречались с господами в коридоре, они должны были отвернуться к стене и пропустить господ вперед или же прислониться к стене и опустить глаза и руки вниз. Как и любому человеку, который только что проснулся, хозяину не хотелось никого видеть и чтобы его видели по утрам. Если девушка от любопытства все же поднимала на него глаза, то за это ей могли запретить убираться в верхних комнатах и приказать не совать своего носа дальше кухни. Это могло быть очень чувствительным наказанием, особенно если в дом ожидались гости. Ведь тогда все служанки любили, приоткрыв дверь в танцевальную комнату, рассматривать наряды собравшихся дам. Слуги вообще любили смотреть, как развлекались хозяева, слушать игру на пианино, присматриваться к затеваемым играм, разглядывать красиво одетых людей и перенимать их манеры. Все было интересно, так как вносило разнообразие в ежедневную рутину.
Дворецкий являлся лицом дома. От него требовалось, чтобы он держал себя достойно, даже надменно со всеми, включая хозяина (что никого не смущало), и своим видом придавал дому респектабельность. Величественность и степенность, присущая этой должности, шли вразрез с семейной жизнью, ворчащей женой и кричащими детьми. Она была по плечу только одинокому мужчине, не заботившемуся о том, чтобы унести что-то со стола своих хозяев голодным детям, и не ломавшим голову, как помочь своей жене. Поэтому как горничная, забеременев, немедленно увольнялась со службы, так и дворецкий, замеченный в любовной интриге, неизбежно покидал дом, где он порой проводил половину своей жизни. Утешением за безбрачную жизнь был его высокий статус. Как писал Чарлз Диккенс: «Он так часто обслуживал за столом людей самого высокого круга, что считал себя почти что наравне с ними». Для многих дворецких их должность являлась ступенькой в жизни, после которой, накопив состояние и заведя необходимые знакомства, он начинал заниматься торговлей и обзаводился семьей. Однако многие так привыкали к своей службе, сытой жизни и власти над всеми слугами, что предпочитали
оставаться пожизненно дворецкими в одном и том же доме, служа отцу, затем сыну, а иногда и внуку. Их возраст и опытность в этом случае являлись плюсом, а не минусом. Однако такое было возможно только в семье, чье состояние оставалось стабильным и хозяева не страдали пагубными страстями, приводившими подчас к разорению.В домах, где кроме женской прислуги трудились только лакей и дворецкий, последнему приходилось исполнять обязанности свои и валета. Утро его тогда начиналось с того, что он выкладывал на кровать одежду хозяина, состоявшую из нескольких перемен, приготовленную на день, которую он сам перед этим чистил и гладил. Он, правда, не укладывал волосы хозяина, как это делал валет. Затем он вместе с лакеем приносил завтрак и обслуживал всю семью за столом. Утром в его обязанности входила подготовка газет для хозяина, когда он должен был прогладить горячим утюгом каждую страницу, чтобы тем самым высушить типографские чернила. До сих пор дворецкие принца Чарлза и принца Эдинбургского гладят газеты, перед тем как отнести их королевским высочествам. Во время ланча дворецкий следил за порядком, но прислуживали обычно другие слуги. Он же наливал хозяину вино, виски или бренди. Если после ухода главы семьи из дома хозяйка тоже решала удалиться по делам, тогда дворецкий мог отправиться в свой клуб, чтобы вернуться перед ее возвращением. Когда же семья оставалась дома, то в его обязанности входило открывать двери и представлять посетителей, которые делились на две категории: достойные и другие. Аристократов проводили сразу же в рисовальную комнату, а других просили подождать в переднем холле или снаружи дома. Очень важно было, чтобы дворецкий по поведению и внешнему виду умел различать, к какой категории относились визитеры, иначе его ошибка могла поставить хозяев в чрезвычайно неловкое положение. Особенно если, заблуждаясь по каким-то причинам, он относил важную персону к разряду посетителей, которых не оставляли даже в холле, опасаясь, что они украдут что- нибудь из дома, когда дворецкий пойдет докладывать об их приходе. По этикету, если посетители не относились к первой категории, то, объявляя о них, слуги не затрудняли себя в назывании их имени. Они говорили обычно: «Мэм, там к вам посетитель(ница)».
Интонация на последнем слове обычно показывала, заслуживает ли пришедший внимания. Она часто определяла решение хозяйки принимать визитера или нет. В случае отказа ответ давался в зависимости от щепетильности хозяев.
Журнал для слуг советовал: «Если ваши наниматели не желают принимать по каким-то причинам, то лучше отвечать, что господа заняты, и вы будете признательны, если посетитель заглянет позже! Лучший слуга тот, кто, ставя интересы хозяев на первое место, не лжет им в угоду без крайней нужды! Если даже ваш господин только что умер, не следует объявлять об этом первому встречному».
В этом отношении хозяева могли быть спокойны. Дворецкие славились своим непроницаемым видом, за которым невозможно было прочитать ничего. С одинаковым беспристрастием они объявляли о пожаре и о приготовленном ужине. Когда стол был накрыт, дворецкий входил без стука в рисовальную комнату и объявлял: «Ужин сервирован, мэм!» Затем, после того как хозяева проходили в столовую и рассаживались за столом, он вносил первое блюдо, за ним шли остальные слуги со следующими угощениями, каждое – закрытое крышкой.
Сервировался обед и ужин, как правило, лакеем, но дворецкий был ответствен за то, чтобы красиво расставлять на нем дорогие серебряные вазы, подсвечники, скульптурки. Дворецкий вставал за спиной хозяина, чтобы по его команде разлить по бокалам вино. После произнесенной молитвы он давал команду слугам обходить гостей и класть на их тарелки порции от каждого блюда. Когда приходило время десерта, он удалялся в комнату домоправительницы, чтобы с остальными верхними слугами попить чаю. Однако к тому моменту, когда нужно было подать чай гостям, он был уже на месте, чтобы, наливая каждую чашку, передавать их через лакея для господ. Его последней задачей за день являлась проверка того, потушены ли все лампы и заперты ли все окна и двери на первом этаже дома.
Вставать он должен был очень рано, для того чтобы проверить, хорошо ли вентилируется подвал, где хранилось вино. Часто в очень богатых домах роль дворецкого, помимо управления слугами, сводилась к слежению за тем, чтобы подвал аристократа всегда пополнялся новым запасом дорогих вин, которые дворецкий сам же и подавал хозяину за ужином. Он помещал свечу на длинном пруте, и если пламя гасло, то он прибегал к искусственной вентиляции. С его точки зрения, идеальным было сводчатое хранилище для вина, расположенное в северной части дома, вдали от тряски карет и экипажей, вибрации кузниц и галопировавших всадников. Оно должно находиться в глубоком и сухом подвале, который не заливался бы водой при длительных, обильных дождях. Он также знал, что делать с вином, когда оно становилось слишком уксусным или приобретало неприятный привкус. В солодовый алкоголь он добавлял угольный порошок, что придавало напитку вкус хорошего бренди, когда нужно было сгустить малмсей, он смешивал двадцать яиц, в другие вина он добавлял рыбий клей или желатин. Если белое вино обладало не очень приятным вкусом, он сливал половину, а в другую доливал галон свежего молока, клал горсть морской соли и риса, после чего сбивал содержимое в течение получаса, выливал в бочонок и запечатывал на несколько дней. Вкус напитка после этого значительно улучшался. Дворецкие были большими знатоками вина, ведь у них было столько возможостей оценить его. Если они слишком увлекались пробой, то вино приходилось разбавлять. В поместьях дворецкий к тому же еще и варил пиво или руководил варкой.