Пояс Койпера

Сказала просто, сидела так уютно, что, если бы я даже хотел, не смог бы сопротивляться. Напряжение постепенно отпускало, и как-то так получилось, что слово за слово я начал рассказывать ей о детстве, о школьных проказах. О том, что, получив диплом историка, оказался никому не нужен, страну уже захлестнула мутная волна бессмысленности. Началось мыканье в поисках заработка, пока после череды неудач не оказался в штате пустенькой газетенки. Только когда встретил старого школьного друга, жизнь начала помаленьку налаживаться. Втянулся в консультативный бизнес, фантазия никогда не подводила, со временем в нем обосновался.

Особенно Анюте понравился рассказ о том, как я срежиссировал постановку комедии под названием «карьера моей жены». Оказавшейся на поверку личной драмой. Зато она осталась равнодушной к истории о замене половины боевой техники армии на надувные резиновые муляжи, я-то считал эту идею одной из моих самых удачных. Финансово так оно и было. Впрочем, что с нее взять, женщина — она и есть женщина, разве ей понять выгоду для обороноспособности страны! Когда генералы сыты, и солдатам служить не в лом.

— Последние несколько лет, — закончил свой рассказ, — света белого от навалившихся заказов не видел! Бывают моменты, когда не чувствую, где кончается реальность и начинаются мои фантазии. Порой закрою глаза и вижу тебя в расписанной яркими фресками комнате с напольной вазой в углу и фонтаном…

Наверное, не самое умное было ей об этом говорить, но сказал. На улице давно стемнело. В льющемся из окна рассеянном свете лицо Ани казалось мне загадочным.

— Случайно, сексом в музеях не увлекаешься? А то есть такая разновидность психического отклонения… — Уголки ее губ дрогнули, словно таившаяся до поры до времени улыбка просилась наружу. — Я вижу мальчика, — продолжала она очень тихо, почти шепотом, — он смотрит на отличный от его собственного взрослый мир, и ему не хочется в нем жить, только альтернативы нет, приходится. Единственная возможность убежать от тусклой и несправедливой повседневности — спрятаться в своих красивых фантазиях. Способный выдумать все, и жизнь других, он не желает замечать, что грубая реальность извращает им придуманное до неузнаваемости. Что этому выросшему мальчугану можно дать, чего бы он не имел?..

Улыбка победила. Сделав из стакана глоток, Анюта распустила движением головы собранные на затылке волосы и встала из кресла. Полы халатика разошлись, она и не думала его запахивать. Шагнула ко мне. Я поднялся ей навстречу. Рука скользнула под махровую ткань, ладонь ощутила шелковистую упругость тела. Не знаю, как насчет остальных семи миллиардов, ко мне, рабу неразумному, Господь был милостив! И милость Его я держал в руках. К чему пустые слова, мы играем ими с упоением? Что, кроме консервированных в собственном соку чувств, несут нам лучшие образцы литературы? А искусство, с его набором отмычек к трепещущей душе? Нет, неспособен человеческий гений передать восторг обладания!

Морок последних дней спал с плеч вслед за халатиком Ани, и я почувствовал, что все еще жив и хочу жить.

И жить мы с Анькой хотели так долго, что рассвет застал нас без сна. Мир, о котором она говорила, сжался до ласкового тепла лежавшей рядом женщины, и ничего другого от него мне не было нужно.

Анюта обнимала меня и тихо смеялась, но вдруг, став серьезной, прошептала на ухо:

— Представляешь, какой был бы ужас, если бы на стене в гостиной висел мой портрет?..

11

Стоило нам сесть за утренний кофе, случилось это после полудня, как раздался телефонный звонок. Долгий, настойчивый, гудков так в десять. Я потянулся было ответить, но, бросив взгляд на Аню, передумал. Она сидела тихая и задумчивая, клевала по кусочкам пережаренную мною яичницу. Ее, конечно, можно было и выкинуть, но тогда в доме из еды осталась бы только соль, правда йодированная. Есть не хотелось, я прихлебывал из кружки кофе и смотрел, как в поисках съестного она проводит на тарелке раскопки.

Телефон понадрывался и перестал, однако тут же задребезжал снова. Я поднял трубку:

— Да!

— Уж не с толчка ли я тебя сдернул? — поинтересовался со смешком Фил, только слишком давно я его знал, чтобы не почувствовать наигранности. — Дело есть, надо свидеться!

Какое, к черту, дело? Нет у нас с ним никаких дел! Винить его я ни в чем не винил, но неприятный осадок от слов Котова остался. Пройдет время, пройдет и он, но сейчас ни видеть Феликса, ни разговаривать с ним мне не хотелось.

— Говори, что надо!

Прозвучало это резко, если не сказать грубо, но, видно, такого ответа он и ждал.

— Не по телефону! Надо кое-что тебе рассказать.

— Того, что ты уже рассказал, мне вполне достаточно!

Стоило бы, наверное, взбодрить его трехэтажным, но мешало присутствие Ани и природная интеллигентность. Сжимал в руке трубку и все больше чувствовал неудобство, не за себя, за него. Феликс тем временем, как ни в чем не бывало, разливался соловьем. Тихо наигрывал приемник, я увеличил громкость и поднес трубку к динамику.

— И пустота, и пустота в твоем зажатом кулаке! — пропел приятный мужской голос.

Вернул к уху.

— Слышал? Вопросы есть?

Он ответит эхом без тени сомнения в голосе:

— Да, Дэн, есть! А еще есть такое слово: надо!

И я, человек слабохарактерный, встретиться с ним согласился.

Все время, что мы разговаривали, Аня настороженно прислушивалась. Покусала в нерешительности верхнюю губку, посмотрела мне в глаза:

— Это как-то связано со мной?

— С тобой? — удивился я и, по-моему, достаточно естественно. — Да нет, вряд ли! Трудно Филу, но он человек мужественный, держится. Сломал из-за любви блестящую карьеру, а потом выяснилось… — Подробности мы никогда не обсуждали, поэтому ограничился абстрактным замечанием: — В точности как ты сказала: всё как у всех!

Улыбнулся, провоцируя ее на ответную улыбку, но не тут-то было! Как вчера — неужели это было только вчера? — когда стояли в дождь под козырьком, Аня ощупывала взглядом мое лицо. Надо будет купить ей, любознательной, миноискатель. Если так дальше пойдет, комплекса неполноценности мне не избежать: ты из кожи лезешь вон, шутишь, а на тебя смотрят, как на явление природы.

— У меня такое чувство, что ты все время врешь! Как тебе удалось…

Не досказала, нужды в этом не было. Лица своего я не видел, но возможности собственной мимики знал неплохо. Скривился, как если бы разжевал что-то кислое, сморщил нос.

— Зачем тебе знать, это не интересно! Пришлось бы углубиться в массу технических деталей.

Но интуиции ее можно было позавидовать. И моей: не знаю почему, но слова Феликса вызвали у меня подозрение, что речь при встрече пойдет о судьбе Ани. Она продолжала на меня смотреть, подсыпая в кофе сахарный песок. От того, сколько в него вбухала, ложка в чашке должна была стоять, как в фирменном украинском борще. Но Анька этого не замечала, размешивала получившийся сироп. Думала о чем-то, молчала. Идти со мной гулять отказалась, сославшись на то, что ей надо побыть одной.