Поймать лаптем удачу

Я услышала смех.

— Всего-то!

Он нормальный или нет? Разве этого недостаточно, чтобы, как минимум, напиться и все забыть, даже свое имя? Я отключилась и тут же пожалела об этом, когда мой мобильник голосом «Шпилек» закричал: «А я люблю тебя, Сергей!». Я со злостью сдавила кнопку приема.

— Да!

— Ну что? Подумала? — уже серьезно заговорил «ФинДир».

— Не до тебя было, — я хотела отключиться, но он продолжил.

— Тебе не интересно знать, кто тебя на самом деле хочет убить?

— Я и так знаю. Не глупая, — я отключилась.

Нет, я не видела смысла торговаться с ним. Просто, сначала я хотела проверить — что в сейфе. Может, с помощью этой информации я узнаю, в чем и где правда. И возможно многое встанет на свои места. Мне стало грустно от мысли, что меня хочет убить Высоковский. Пусть он гей, бисексуал или кто он там… может даже и убийца, но только не циничный, и не холодный. У него такая красивая мать с глубокими мягкими карими глазами, в которых столько грусти, боли и тоски. Не могла такая женщина родить двух моральных уродов. Ну ладно, на одном ребенке «природа отдохнула», но не на всех же! И в тоже время факты косвенно указывали на его виновность. Всегда, где был он — стреляли в меня! Один раз чудом не убили. Убили продавщицу. Неужели он тоже ищет деньги? Или он просто маньяк, который убивает свою жертву только, когда наиграется? Тут я вспомнила свой сон. Как красиво всё было! Паша жив был… «Это пароль, но это и шифр, Вика», — я отчетливо слышала голос Павла. Из окна машины мне бросилась в глаза вывеска Банка «Возрождение».

— Остановите ненадолго у банкомата, — выпалила я, хотя меня мучили сомнения.

Вдруг я ошибаюсь? Но надо проверить. Я же все-таки взяла одну из его банковских карт! Карта «РосИнвестБанка», кратко РИБ-банка. Я открыла листок Павла. Вот, написано: «ри — 42–22», я нашла строчку и забила пароль. Что же я так удивилась, когда он оказался действительным? Ведь и ребенок догадается, к какой карточке пароль! Я проверила остаток. Не буду уточнять сумму, но осознав её, я сразу почувствовала свою «сердечную недостаточность». Сердце так сдавило! Мне стало ясно, почему меня хотят убить. За эти деньги — я сама себя бы придушила. Когда я вытащила карточку из банкомата, то она просто обжигала мне руку. Они чужие, а я незаконно держу их. Дышать было тяжело. Я чувствовала сердечное покалывание и еле доплелась до машины, ругая себя, что надела эти ботинки на столь высоком каблуке. Голова кружилась так, что мне стало страшно, как я смогу выйти из такси, и как я буду работать. Водитель вопросительно посмотрел на меня, но промолчал, и мы поехали в офис.

У входа в здание я сразу заметила двух вчерашних ребят. Мне было трудно дышать, голова была дурной, хоть и меньше кружилась. Я не стала выходить из машины и обратилась к водителю.

— Можно, я у вас тут посижу? На улице прохладно, а человек, которого я жду, еще не пришел.

Надеюсь, нормально я соврала? Вроде логично.

— А ты концы не отдашь тут у меня? — искоса оценивая меня, спросил шеф.

Неужели я похожа на живой труп?

— Это комплимент?

— Сиди уж! «Я люблю тебя, Сергей», — засмеялся он и закурил. — Я думал, молодежь не слушает такое.

Конечно, я не слушаю. Я вообще такой блатняк не слушаю. Но продолжать дискуссию о моих музыкальных предпочтениях не хотелось. К счастью, я увидела, как из машины с охраной выходит мой личный начальник. Я так обрадовалась, как будто Нобелевскую премию получила. Именно я — неопытная секретарша, а не какой-то там ученый физик. Я в прямом смысле слова, забыв о своей «сердечной недостаточности», выскочила из такси и помчалась к начальнику. Оба парня меня увидели, но подходить не стали, так как услышали, что я громко закричала:

— Здравствуйте! — Как там его зовут? Сердце мое колотилось бешено. — Владимир Львович… — договорила я.

Он на меня неохотно посмотрел. И я сразу почувствовала себя чихуа-хуашкой, которая до смерти всех вокруг раздражает. Словно я на него тявкнула, а не поздоровалась. Он так и не ответил, но охрана пропустила меня. В другой момент я бы на него сильно обиделась, но в этой ситуации, ему и его охранникам я была только благодарна. Поэтому я простила эту скорченную мину и брезгливый взгляд, которым меня Владимир Львович одарил. В лифт мы вошли вдвоём, без охраны. Он видно решил снизойти, и обратился ко мне.

— Не положено секретарше приходить на работу позже начальника. Ты за час должна быть на рабочем месте.

У них это что, семейное? Я машинально посмотрела на часы.

— Так еще две минуты до начала рабочего времени!

Бзик у них, что ли!

— В нашей организации секретарь должен приходить раньше начальника. Лучше за час. Ты все поняла?

Надо ли описывать мои чувства к нему и ко всем Высоковским, которые меня раздражали, как кость, застрявшая в горле? Но я боялась показать свое настоящее отношение к этим людям. Прежде, чем уволиться, я должна найти сейф и открыть его, чтобы посмотреть, что в нем находится. Я набрала воздух и сказала:

— Да, Владимир Львович. Я запомню. Я просто… неважно себя чувствую.

— У нас есть медпункт. Скажи Алине, чтобы она проводила тебя, — он оценил меня, посмотрел с разочарованием и добавил. — Только хроническая лень не лечится. И чтобы тебе нормально выглядеть — таблетки не помогут. Только пластика способна творить чудеса, — глядя на мою маленькую грудь, заметил он.

Я покраснела не от смущения, а от злобы. Чертов вуайерист! И ответить ему я не могу. Погоди, я еще тебе на прощанье сварю кофе! От волнения у меня опять стала кружиться голова. Но мы уже приехали, и я собрала все силы, чтобы ровно выйти из лифта. Благо наш кабинет был рядом. Я опустилась на стул и посидела минуты две с закрытыми глазами, ровно дыша, как я это делала в конце рабочей смены на заводе. Это всегда мне помогало. Запищал телефон и заговорил голосом моего нового начальника.

— Рая, кофе принеси и можешь идти в медпункт, только быстро. У нас совещание. Ты должна быть со мной, — и отключился.

Я чувствовала себя рабой. Он даже имя мое не запомнил! На заводе мы тоже себя чувствовали неграми, но к нам относились, как к людям. По именам называли. Я уже не столько злилась, сколько обижалась — пусть я и не модель. Переобувшись, я заменила воду в аппарате, и так как он не сказал, какой предпочитает кофе, я налила ему, как люблю сама. Две порции сливок и очень сладенько. И вошла.

Глава 6.3

— Саша, ты все понял. Решай это быстро. Времени нет. — Шеф с кем-то разговаривал, и так же, как со мной. Я вздохнула и поставила ему чашку. — Мы должны знать, где они, раньше, чем он узнает.

Я напряглась. Не про бумаги ли он? И раньше кого? Раньше «ФинДира»? Начальник повесил трубку, отхлебнул кофе и перебил мои мысли.

— Зоя, это что?

— Кофе.

Меня забила внутренняя дрожь, я еле сдерживала себя, чтобы не вымолвить: «Я не виновата, что у вас мозгов не хватило сказать о своих вкусах, когда приказали принести вам кофе».

— Это не капучино, — и он отхлебнул еще. — Я капучино пью. Но это тоже прилично.

Я улыбнулась. Ещё бы! Вместо того, что бы заварить тебе помои, я подала тебе вкусняшку. Владимир Львович подозрительно посмотрел на меня и сказал:

— Что стоишь? Времени много? Иди, сгинь с глаз моих. Не такая уж ты красавица, чтобы слиться с интерьером. И не забудь про совещание.

Вот любят эти Высоковские все испортить. Выходя из кабинета, я попыталась вспомнить его особенный интерьер, но ничего существенного в памяти не отложилось. Там темно, мрачно. Мебель… Зайти, посмотреть что ли? Хотя бы только для того, чтобы понять, чем та блондинка больше меня подходит к его интерьеру. Но раздражать своего нового начальника я не рискнула. Позвонив Алине, я поплелась к ней на встречу. И, конечно же, я увидела кучу позитива и обаяния. Пока шла по коридору, она приветливо здоровалась со всеми и у кого-то даже спрашивала: «Ну как, получили путевку в садик?», «Пробовала салатик по твоему рецепту. Ты — умничка! Век не забуду!». Меня она встретила так же, фонтаном обаяния.