Поймать жар-птицу

И вот перед ними открылась лагуна — широко раскинувшееся водное пространство в форме полумесяца. На изумрудной воде, посеребренной солнцем, множество кувшинок поднимали свои белые головки над большими блестящими листьями. Медленно покачивались камыши и дикие ирисы, а на дальнем берегу озера возвышался, словно тотем, белоствольный эвкалипт.

Скотт шел рядом, готовый в любой момент подхватить Алекс, если она споткнется.

— Как красиво! — воскликнула Алекс.

— Повезло с зимними дождями.

— Эти дикие цветы… Мне будет их не хватать.

— Ничего, зато тебе надарят целую кучу букетов в целлофане, — хмыкнул Скотт.

— Может быть… — Алекс отвела глаза, ее голос звучал еле слышно. — Скажи, ты не женишься на Валери?

Скотт надвинул шляпу на глаза.

— Алекс, мне нужна жена. И дети. Жизнь в одиночестве не слишком радует.

Его внимание привлек какой–то звук. Журавль слетел на берег лагуны и принялся отрабатывать элементы своего брачного танца.

— Вот, видишь? Каждому нужна пара.

— Но — Валери!— не сдержалась Алекс.

— А что? Ты ревнуешь?

— Просто беспокоюсь за тебя. — Это была чистая правда.

— Нет, Алекс. Ничего подобного. — Его недобрая усмешка вызывала у нее тревожное чувство. — Хватит разговоров. Давай просто наслаждаться тишиной и красотой. — Скотт взял ее за руку подвел к самой кромке воды. — Боже, как здесь хорошо!

Подняв голову, Алекс провожала взглядом летящих черных какаду с характерными алыми хвостами.

— Ты себе не представляешь, как мне не хватает всего этого в городе!

Скотт рассмеялся.

— Но ты берешь себя в руки и танцуешь, танцуешь, танцуешь. А что ты будешь делать, когда придет время уйти из балета? Если только ты не намерена продолжать до бесконечности, как Марго Фонтейн…

Алекс покачала головой.

— Такое мало кому удается. А сравниться с ней талантом не может никто. Если мне удастся вернуться на сцену, думаю, я продержусь лет до сорока.

— Заводить детей будет уже поздновато.

— Я знаю.

— Тебя это не волнует?

— Господи, Скотт, конечно, волнует! Иногда я боюсь, что опять останусь совсем одна, как тогда, когда погибли мои родители.

— У тебя была Винни. У тебя был я.

— Наверное, если бы не ты, я бы не выжила, — взволнованно сказала Алекс, сжимая его руку.

— Может, не так успешно, но выжила бы. Ты, Алекс, в чем–то даже посильнее меня.

— Как это может быть?

— Мужчины редко проливают слезы, но они истекают кровью. Считается, что женщины более романтичны, но мужчины тоже умеют мечтать. А когда их мечту разбивают, это страшно. В отличие от меня ты отбросила воспоминания о нашем общем прошлом. В то время я был твой со всеми потрохами. После долгих, прекрасных и чистых отношений мы стали любовниками. Как подумаешь, просто смех!

— Я ведь была девственницей, Скотт.

— Знаю, знаю. В твоей жизни не было никого, кроме меня. Вот только, когда пришло время оформить все официально, ты отступила. Интересно, сколько мужчин побывало с тех пор у тебя в постели?

— Считая и тебя? — Его холодные, оскорбительные слова привели Алекс в ярость. — Как ты сам выражаешься, Скотт, тебя это абсолютно не касается.

— Но ведь ты же мне как родная, — издевался Скотт.

— Мы так прекрасно ладили, когда я была маленькой, — вздохнула Алекс.

— Да, а теперь совсем не ладим. Должно быть, всему причиной — роковая страсть. А может, ни чего больше и не было с самого начала. Алекс чуть не ударила его.

— Не смей так говорить! Нас многое связывало… И все еще связывает.

— Ты имеешь в виду то, что мы занимались любовью? — сардонически поинтересовался Скотт.

— Я хотела этого не меньше, чем ты. Я имею в виду другое. Посмотри, иногда у нас с тобой все совсем как раньше. Только что, когда мы выехали, ты казался таким довольным.

— Я представлял себе, что мы с тобой не расставились. Ты знаешь, Алекс, как я тебя хочу — и сам на себя злюсь. Я никогда не освобожусь от тебя до конца, но нужно же как–то жить дальше. Ты вернешься на сцену, будешь снова карабкаться вверх. Может, даже пробьешься в Лондонский Королевский балет.

— Ты так уверен, что я поправлюсь?

— Я в жизни не видел более целеустремленной личности.

Алекс отвернулась, чтобы он не видел ее несчастного лица. Он никогда ее не простит!

— Поедем дальше? — спросила она, старательно скрывая свою боль.

— Если хочешь. — Его голос тоже выдави и волнение.

— Скотт…

Он только покачал головой.

— Я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя. Пожалуйста, верь мне,

— Нет.

Глаза Алекс наполнились слезами. На какую–то секунду ей показалось, что она сможет снова завоевать его доверие. Дважды Скотта оставляли любимые женщины — мать и Алекс. Стефани много раз пыталась сблизиться с сыном, но все было напрасно. Он отгородился от нее раз и навсегда.

И вдруг, позабыв о своей травме, Алекс сорвалась с места и побежала.

Побежала!

Она мчалась по траве легко, как газель, но в спешке не заметила большой камень, полузасыпанный песком. Она споткнулась, чуть не упала, но быстро восстановила равновесие, и тут Скотт догнал ее, обхватил за талию.

— Господи, куда это ты бросилась?

— Подальше от тебя! — Она уже не владела собой. — Иди к черту, Скотт! К черту! Все твоя проклятая гордость! В тебе нет ничего человеческого!

— Разве?

Она отчаянно вырывалась, но он развернул ее к себе не хуже балетного танцора и поймал губами ее губы.

На него обрушились воспоминания — воспоминания, которые возвращались к нему только во сне. От Алекс вся боль и вся радость в его жизни. Она никогда не отпустит его.

Позже они так и не могли вспомнить, как оказались в нагретой солнцем песчаной выемке, под пологом раскидистого дерева. Они лихорадочно срывали с себя одежду. Пусть существует тысяча причин, почему им не следует заниматься любовью, — страсть превыше рассудка.

Небо над ними было удивительного густо–синего оттенка, ослепительно яркое. Блеск его как будто все усиливался и закончился огненной вспышкой. Алекс была счастлива. Ее любовь, наконец, нашла свое выражение. Каждое движение Скотта возбуждало ее до предела. По всему ее телу словно пробегали волны — предвестники развязки. За мгновение до этого она громко вскрикнула, не заботясь о том, что кто–нибудь может ее услышать. Какое блаженство — любить друг друга на берегу их тайной лагуны! Только со Скоттом она становилась самой собой, за сотни световых лет от пышной театральной мишуры.