Поймай меня, если сможешь

Пройдя в зал ожидания автовокзала, я переоделся в гражданское, поймал другое такси и устремился прямиком в аэропорт. Ближайшим рейсом из Майами, отбывающим через полчаса, был прямой Delta до Атланты. Я купил на этот рейс билет в один конец на имя Тома Ломбарди, расплатившись наличными. Но не расслаблялся, пока мы, набрав заданную высоту, не легли на западный курс. Один раз во время короткого перелёта я вспомнил о молодом агенте ФБР, искренне надеясь, что начальство не узнает, как парнишка опростоволосился. Судя по всему, он не из тех, кому придётся по душе перевод в захолустье вроде Тукумкари, Нью-Мексико, или в Ногалес, Аризона.

В Атланте у меня была девушка — стюардесса Eastern. Девушки находились всегда и в любом городе. Этой я сказал, что получил полугодовой отпуск, скопив все неотгулянные и больничные.

— Вот и надумал провести пару месяцев в Атланте, — сказал я ей.

— Сократим до месяца, Фрэнк, — возразила она. — Через тридцать дней меня переводят в Новый Орлеан. Но до того можешь остановиться здесь.

Месяц выдался очень приятный и умиротворяющий, а по его истечении я взял напрокат пикап и перевез её в Новый Орлеан. Она желала, чтобы остаток «отпуска» я провёл с ней там, но в Новом Орлеане мне было как-то не по себе. Чутьё подсказывало мне, что нужно убираться из Города Полумесяца к чертям собачьим, [15] поэтому я вернулся в Атланту, казавшуюся мне надёжным убежищем — по каким-то неведомым причинам, осознать которые я и не пытался.

15

Так называют Новый Орлеан за расположение в излучине реки.

В те времена комплексы для одиноких всё ещё оставались диковинным нововведением в жилищном строительстве, и одним из шикарнейших в стране был комплекс Ривер-Бенд, расположенный в окрестностях Атланты. Он представлял собой обширное, похожее на курорт скопление жилых домов, щеголявшее площадкой для гольфа, бассейном олимпийского класса, саунами, теннисными кортами, спортивным залом, комнатами для игр и собственным клубом. Одно из его рекламных объявлений в местном «Джорнэл» привлекло моё внимание, и я отправился разведывать окрестности.

Я не курю и ни разу не испытывал тяги причаститься к табаку. Тогда я и не пил, да и сейчас употребляю лишь по особым случаям. Против алкоголя и его любителей я ничего не имею. Просто абстиненция была неотъемлемой частью роли, которую я разыгрывал. Впервые вырядившись пилотом, я думал, будто лётчики не очень-то прикладываются к бутылке, и потому воздерживался от выпивки, считая, что это будет способствовать созданию образа воздухоплавателя. Когда же я узнал, что пилоты, подобно остальным людям, при удобном случае не прочь надраться в стельку, то вовсе потерял интерес к зелёному змию.

Единственной моей слабостью были женщины. К ним я питал неутолимое вожделение. В рекламе Ривер-Бенд нахваливали как «бьющее ключом» место жительства, а застройщики, судя по всему, были непреклонными сторонниками правдивости в рекламе. Ривер-Бенд сверкал бьющими брызгами страсти ключами — по большей части молодыми, длинноногими, очаровательными, аппетитными и облачёнными в весьма откровенные одеяния. Я тотчас же решил, что хочу стать одним из медведей, жирующих в этом малиннике Джорджии.

Ривер-Бенд оказался не только дорогим, но и разборчивым. Узнав, что я хочу снять апартаменты с одной спальней сроком на год, менеджер вручил мне пространную анкету, требовавшую больше сведений, чем по закону необходимо для усыновления ребёнка. Я решил остаться Фрэнком У. Уильямсом, поскольку во всех липовых документах, которыми я обзавёлся, красовалось как раз это имя. Над графой «Род занятий» я задумался; хотел было вписать «пилот гражданской авиации», потому что форма подманивает девушек, как мускус секача — кабаних, но воздержался: ведь в качестве места работы пришлось бы указать Pan Am, что было не лишено риска. Может быть — просто возможно — какой-нибудь дотошный менеджер решит уточнить эти сведения в Pan Am.

Повинуясь минутному порыву и ничему более, я вписал в графу «доктор медицины». Графы относящиеся к родственникам и рекомендателям я заполнять не стал и, в надежде, что это отвлечёт внимание от проигнорированных вопросов, заявил, что хотел бы оплатить полугодовую аренду вперед, выложив поверх анкеты двадцать четыре стодолларовых купюры.

Помощница менеджера, принимавшая заявления, подняла на меня вопросительный взгляд.

— Вы доктор? — осведомилась она таким тоном, словно врачи — редкий вид, занесённый в Красную книгу. — И на чём же вы специализируетесь?

Я решил, что лучше уж быть врачом такй специальности, чтобы в Ривер-Бенд мои услуги никогда не понадобились.

— Педиатр, — соврал я. — Однако сейчас не практикую. Практика у меня в Калифорнии, и я взял академический отпуск на год, чтобы проверить результаты кое-каких исследовательских проектов в университете Эймори и сделать кое-какие вложения.

— Очень интересно, — она перевела взгляд на стопку купюр. Потом поспешно сгребла их, сунув в стальную шкатулку в верхнем ящике стола. — Рады видеть вас в нашем кругу, доктор Уильямс.

Переехал я в тот же день. Апартаменты на одного человека оказались не очень просторными, зато шикарно меблированными, а места для задуманных мной занятий более чем хватало.

Жизнь в Ривер-Бенд разворачивалась увлекательная, восхитительная и приятная, хотя и несколько бурная. Что ни вечер, в чьей-нибудь квартире устраивали вечеринку, а вытекающие из веселья интрижки распространялись по всему комплексу. Меня, как правило, приглашали составить компанию, кто бы в неё ни входил. Прочие жильцы приняли меня почти сразу и, не считая праздных вопросов, задаваемых из чувства вежливости, не пытались влезть в мою личную жизнь или деятельность.

Звали меня «доком», и разумеется, находились и такие, кто не делает между врачами никаких различий. [16] Того донимают боли в ноге. Другого — какие-то необъяснимые колики в животе. А одна брюнетка пожаловалась на «странное стеснение» в груди.

— Я педиатр, детский врач — pediatrist, а тебе нужен ортопед — podiatrist, врач по конечностям, — объяснил я первому.

— У меня нет лицензии на практику в Джорджии. Рекомендую обратиться к лечащему врачу, — отшил я второго.

16

В США доктор — отнюдь не обязательно врач; к примеру, доктор философских наук тоже может именоваться «доком», поэтому для обозначения врача обязательно добавляется титул «доктор медицины».

Брюнетку я всё-таки осмотрел. Ей оказался тесен бюстгальтер.

Впрочем, ни одно из морей не сулит неизменного штиля, и в субботу вечером меня подстерёг шквал, стремительно разросшийся до трагикомического урагана.

Открыв дверь в ответ на стук, я нос к носу столкнулся с высоким холёным мужчиной лет пятидесяти пяти, одетым небрежно, но при том ухитрявшимся выглядеть так, будто он заявился на дипломатический прием. Его обаятельное лицо украшала улыбка, а в руке он держал стакан с коктейлем.

— Доктор Уильямс? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, перешёл к делу. — Я доктор Уиллис Грэйнджер, главврач института педиатрии Смитерса и больницы в Мариетте.

Я был чересчур ошарашен, чтобы отвечать, и он с усмешкой продолжал:

— Я ваш новый сосед. Перебрался только вчера, живу прямо под вами. Помощник менеджера миссис Прелл сказала, что вы педиатр, и я не мог удержаться от знакомства с коллегой. Я вам не помешал, а?

— Э-э, нет… нет, ничуть, доктор Грэйнджер. Входите, — выдавил я в надежде, что он откажется. Но он не отказался. Войдя, он с комфортом расположился на моей софе.