Поющие кости. Тайны д'Эрбле (сборник)

– Вам известна судьба той пробной монеты?

– До определенного периода. Вначале ею владела семья Слингсби, хозяина монетного двора, где она была отчеканена. Затем монета переходила от одного коллекционера к другому и наконец осела у американца Ван Зеллена, миллионера, коллекция которого содержала большое количество очень ценных экспонатов. Он был истинный фанатик, семьи не имел и почти все вечера проводил, любуясь своими сокровищами. И вот, примерно полтора года назад, утром его нашли мертвым в небольшом кабинете, смежном с помещением, где располагался музей. На столе пустая бутылка из-под шампанского, рядом недопитый бокал, от которого пахло горьким миндалем. В кармане пустой флакончик с этикеткой «Синильная кислота». Вначале решили, что это самоубийство, но позднее после осмотра коллекции выяснилось, что отсутствует много ценных вещей. Среди них драгоценные камни, ювелирные изделия и та самая уникальная пробная гинея, о которой мы говорим. Вы должны помнить это дело.

– Да, – ответил Торндайк. – Теперь, когда вы об этом рассказали, вспомнил. Убийцу, кажется, так и не нашли.

– Нет, – отозвался хранитель. – И пропавшие вещи тоже.

– Будем надеяться, что найдут, – заверил его Торндайк. – Американцы умеют работать.

Распрощавшись с хранителем, мы вышли на улицу.

– Я решил наши копии ему не показывать, – сказал Торндайк. – Не имело смысла.

– Полицию вы тоже посвящать в это не будете? – спросил я.

– Пожалуй, нет, – ответил он. – У них есть монета, и скорее всего они в курсе, что похищено у американского коллекционера. Так что им и карты в руки. Жаль только, что в полиции не умеют должным образом держать язык за зубами. Выдают прессе информации больше, чем следовало бы. А то, что известно газетчикам, известно и преступнику.

– Ну и пусть будет известно, – сказал я. – Что в этом такого?

Торндайк посмотрел на меня:

– Мой дорогой Грей, вы меня удивляете. Подумайте хорошенько. Преступник надеялся, что убийство вообще не будет выявлено. Этого не получилось. Но у нас по-прежнему нет ни единой ниточки, ведущей к нему. Он это знает и уверен, что так будет всегда. Поэтому пока не оглядывается по сторонам. Так зачем нам его пугать, чтобы он куда-то исчез, спрятался? А он это непременно сделает, если заподозрит неладное. И что тогда? Нет, мой друг, наша цель – поддерживать в нем ощущение полной безопасности, и потому расследование должно проводиться в строжайшей тайне. Никто не должен знать, какие карты на руках у нас и есть ли они вообще.

– А как быть с мисс Д’Эрбле? – спросил я. – Можно ей сказать, что вы начали расследование?

Он засомневался:

– Лучше бы этого не делать, но, наверное, придется. Так ей будет спокойнее. И предупредите о необходимости хранить тайну. Поймите, все очень серьезно. Противник прячется от нас, и мы должны прятаться от него.

– Но пока нам вроде бы нечего скрывать, – сказал я. – История с похищенной монетой любопытна, но, мне кажется, мало что дает.

– Разве? – удивился Торндайк. – А я вот уже поздравил себя с возможностью сузить поиск преступника. Давайте вспомним, как развивались события. Когда вы обнаружили труп Д’Эрбле, не было известно ничего. Потом, во время разбирательства у коронера выяснилась причина смерти и установлен сам факт преступления. Однако личность преступника оставалась покрытой мраком. Затем находки Фоллетта этот мрак немного рассеяли. Появился намек на мотив. А теперь мы знаем, что это профессиональный преступник и очень опасный. Он убил и ограбил богатого американского коллекционера, а значит, достаточно умен и изворотлив, чтобы втереться к кому-то в доверие. Мы знаем, что полтора года назад он был в Америке, а это уже кое-что. Таким образом, наш преступник больше не бесформенная тень, а вполне конкретная личность.

– Но то, что у него в момент убийства Д’Эрбле была при себе монета, – возразил я, – еще не означает, что именно он похитил ее у американца.

– Вы правы, – согласился Торндайк, – если рассматривать этот факт сам по себе. Но в совокупности событий это почти неоспоримо. Разве вы не обратили внимание на то, как похожи эти два убийства? И то и другое преднамеренное, и в том и другом фигурирует яд. Причем наиболее подходящий для преследуемой цели. Для Д’Эрбле убийца выбрал аконитин, чтобы скрыть причину смерти, а Ван Зеллена отравил синильной кислотой, самым быстродействующим из всех ядов, чтобы смерть наступила мгновенно и тот не успел поднять тревогу. Я думаю, у нас есть все основания полагать, что их обоих убил один и тот же преступник. А это уже большое достижение, если учесть, что совсем недавно мы о нем совершенно ничего не знали. Так что рано или поздно мы сможем назвать его имя. А затем, если будем правильно себя вести, в том смысле, что постараемся его не спугнуть, можно надеяться и на задержание. – Он посмотрел на меня с улыбкой. – Но до этого еще далеко. И мне кажется, нам пришла пора заняться своими прямыми обязанностями.

Глава 8 Кончина Саймона Бенделоу

Вчера вечером вернулся доктор Корниш, так что придется опять заняться поисками работы. И мой единственный личный пациент вчера умер, предстояло лишь выполнить необходимые формальности. Впрочем, все наблюдение за мистером Саймоном Бенделоу было формальностью. Ему я ничем помочь не мог, как не мог вообще никто. Он был безнадежен. Так что я просто приезжал, смотрел на высохшую мумию, в которую превратился этот человек, произносил какие-то слова и уезжал. И вот теперь Господь прибрал его к себе.

Дверь мне открыла миссис Моррис, как всегда, с угрюмым выражением лица. Я поздоровался и для порядка спросил, как себя чувствует пациент.

– Он уже ничего не чувствует, – ответила она. – Он умер.

Я пожал плечами:

– Ну что ж, рано или поздно с бедным мистером Бенделоу это должно было случиться. Когда он умер?

– Вчера днем. Около пяти.

– Если бы вы сообщили мне заранее, я бы заготовил свидетельство о смерти… Но можно прислать его по почте. Позвольте мне подняться наверх, посмотреть покойного. Так положено.

– Делайте что хотите, – ответила она. – Но обычного свидетельства о смерти тут недостаточно. Его будут кремировать.

– А что, для этого нужны еще какие-то документы? – спросил я, сетуя на свою неопытность.

– Да, – ответила она. – Пойдемте в гостиную, я скажу, что нужно будет сделать.

Миссис Моррис повела меня по коридору.

– Почему вы решили его кремировать? – спросил я, когда мы вошли.

– Он завещал. – Хозяйка достала из ящика бюро большой конверт, извлекла завещание, развернула, а затем сложила так, чтобы была видна только та его часть, которую она намеревалась мне показать. – Вот, читайте.

Я быстро пробежал глазами по тексту.

«Желаю, чтобы мое тело было кремировано, и назначаю Сару Элизабет Моррис, жену вышеупомянутого Джеймса Морриса, наследницей моего имущества, оставшегося после уплаты долгов и налогов, и единственной исполнительницей моего завещания».

Дальше следовала подпись самого Саймона Бенделоу, сделанная нетвердой рукой, и подписи свидетельниц, незамужних дам мисс Дьюзнеп и мисс Боннингтон, проживающих по одному и тому же адресу, который был скрыт за сгибом.

– Посмотрели, и хватит, – сказала миссис Моррис, забирая у меня завещание и возвращая его в конверт. – Теперь о свидетельстве. Есть специальная форма для кремации за подписями двух докторов. Я решила, что это будет доктор Кроппер, – он знал пациента, – и вы. Доктор Кроппер уже прислал мне ответ, он приедет сегодня вечером в восемь. Вы можете прийти в это время?

– Да, – ответил я.

Она кивнула:

– Очень хорошо. Тогда вам не нужно к нему подниматься. Придете и вместе посмотрите. Только не опаздывайте! Запомните, точно в восемь.

Мы снова двинулись по коридору. У входа она задержалась, чтобы дать указания только что прибывшим служащим похоронного бюро. Они втаскивали грубо сработанный гроб.

– Как быстро его успели сделать, – сказал я. – Или это готовый?

– Готовый, – подтвердила она. – Я заказала гроб месяц назад. А чего оставлять на последний момент?

Ловко она со всем этим управляется, подумал я. Заранее заказала гроб и доктору Кропперу, наверное, написала, когда несчастный Бенделоу еще испускал последний дух…