Поздравляю, желаю счастья!

— Где папа? — спросила я, намазывая себе бутерброд: ни у кого не было желания готовить ужин.

— Может быть, сварить яиц? Оставь мне немного икорной пасты, будь так добра! — попросила мама, уставившись на тюбик в моих руках так, словно я выдавливала не пасту, а ее, мамы, жизнь.

Было видно, что она устала. Она повесила пиджак на спинку стула и выпустила блузку поверх юбки. Под мышками виднелись темные пятна пота. Такой я маму раньше не видела.

— Трудный был день?

— Хочешь яиц? — повторила она.

— Угу, — согласилась я. — Мама, ты какая-то рассеянная. Как будто не слушаешь меня вовсе.

— Конечно, слушаю, — вздохнула она. — Ты спросила, трудный ли был день?

— Да ладно, ничего.

— Ну и день! — Она бессильно опустилась на стул. — Компьютеры зависли, наверное, из-за какого-то вируса — а вообще я не знаю. И эта папина работа — еще неизвестно, что с ней будет. Учитывая его характер. Они наверняка возьмут кого-нибудь другого. И это значит, что он снова может в любой момент исчезнуть. Или залечь в ванне.

— Мама, — произнесла я, гладя ее по» волосам — совсем не таким блестящим и гладким, как обычно. От этого прикосновения она заплакала. Вода для яиц кипела вовсю, кухонное окно запотело. Мы сидели в аквариуме и, наверное, уже превратились в двух плотвичек.

— Как несправедливо… — всхлипывала она.

— Ну-у… — беспокойно мямлила я, — с папой нужно быть терпеливой. Может быть, с этим «Вива…» как его… все будет в порядке.

— Да это наверняка никчемная микстура! Одно надувательство. На производителя вообще нужно в суд подать.

Честно говоря, я не понимала, с чего она так завелась. Какая-то невинная биодобавка… которую она сама, к тому же, расхваливала.

— «Вивамакс» — какой позор! — с отвращением повторила мама.

В этот момент яйца взорвались — вода в кастрюльке выкипела до дна.

Мама искоса взглянула на меня и отправилась в душ.

Я сделала бутерброды и приготовила нам чай.

Этой ночью папа вернулся домой очень поздно. И тут же прокрался в ванную.

Наутро он лежал в ванне. Снова. Аллилуйя.

Полосатое полотенце было натянуто до самого подбородка. Он спал.

Бедные и богатые

Я нашла Ругера дождливым вечером. К тому моменту я успела полностью разувериться в том, что когда-нибудь снова увижу его.

Он сидел на нашей скамейке, которая так долго пустовала. Никаких объяснений, ничего. Он вел себя так, словно мы расстались вчера. Я понимала, что человека, который так долго пропадал, не стоит спрашивать, где он был.

— Я кое-что придумала, — сказала я вместо расспросов. — Рассказать?

— Да, только не сейчас, — ответил он.
– Сначала я хочу кое-что показать тебе. В домике.

Это был ежик. Ежик в домике высоко на дереве. Он никак не мог забраться туда сам.

— Ему нужно понравиться и прийти в себя, — объяснил Ругер. — Я нашел его на улице, он попал под машину.

Я склонилась над ежиком, чтобы получше разглядеть.

— Осторожнее, — предупредил Ругер. Ежик выставил свои бесчисленные иголки и стал похож на дрожащий мячик.

— Как же ты его нес? — спросила я.

— Закатил в рюкзак палочкой, а потом вытряхнул.

— Но ежикам лучше жить на земле, а не здесь, в небе, — возразила я.

— Он временно госпитализирован, — ответил Ругер, наливая в блюдце молока.

Я сидела на матрасе Ругера, и домик покачивался, потому что дело было в один из многих ветреных осенних вечеров. Мне нравилось сидеть и смотреть, как Ругер возится с ежиком — тот убрал иголки и поглядывал на нас блестящими глазками. Наверное, силился понять, на какую планету попал.

— Так что ты хотела рассказать? — спросил Ругер, снимая обертку с шоколадной вафли. — Будешь?

Он бросил мне упаковку, не дожидаясь ответа. Ведь он и так знал.

Я хрустела вафлями, смотрела на Ругера, который кормил ежика крошками, и собиралась с мыслями, поскольку то, что я хотела сказать, касалось довольно важного дела.

— Ну, в общем… — начала я. И умолкла.

Ругер смотрел на меня и ждал.

— Ну? Если ты хотела сделать мне предложение, то мой ответ — не знаю. Я не готов связать себя семейными узами.

— Не валяй дурака! — нетерпеливо оборвала я его. — Мне нужно сосредоточиться. Просто я не знаю, как сказать. В общем, в мире столько несправедливости. Так ведь не может продолжаться всегда?

— Несправедливость? Ты имеешь в виду тех, у кого есть все, и тех, у кого ничего нет?

— А ты к каким относишься? — спросила я. И сама удивилась. Вопрос не требовал ответа. Но ответ прозвучал.

— К богатым, конечно же. Ведь у меня есть собственное жилище.

— Так, может быть, с этой ситуацией надо что-то делать? — сердито спросила я.

— Разумеется.

— Мама говорит, что давать деньги нищим бессмысленно. Что они все пропивают. И что такие, как она, платят большие налоги, чтобы всем было на что жить. А если кому-то жить не на что, то он сам виноват. Что такой человек сам хочет быть несчастным.

— Не будем больше о твоей маме, — сказал Ругер, откинувшись назад и прислонившись к моим ногам. Длинные мягкие волосы волной легли мне на колени. Он смотрел мне в лицо. Кажется, я покраснела — раньше мне не приходилось встречать людей с таким открытым взглядом, который не прячется через секунду, боясь неловкости.

Ежик уснул и сопел во сне - возможно, был простужен.

— С этим действительно надо что-то делать, — сказал Ругер, устраиваясь поудобнее у моих ног. Мои пальцы отправились гулять в его волосах.

— Можно устроить праздник для нищих, — предложил он, и, похоже, не в шутку. — Большой праздник в парке. С кучей угощений. — Он еще сильнее прижался головой к моим коленям и наморщил лоб. Наши взгляды словно обнимали друг друга.

— Да, большой праздник… — повторил он. — Отличная мысль! — У него загорелись глаза — так, что я заморгала.