Пожар надвигается

–Адавлет, так Адавлет, – просто сказал Шибан, рассказывая Аяну положение дел. Ужинали. – Если мы прорвёмся за валы – булгарам конец. Тем более, Бату дал в помощь пять тысяч монголов!

–А если не возьмём валов?

–Как это не возьмём?

–Зимой же не взяли.

Шибан замолк, задумался.

–Будем биться, пока не возьмём. Мне кыпчаков не жалко – побьют одних, придут другие. А Булгарию я возьму.

–Да, Булгария – богатая страна.

–Богатая, – согласился Шибан.

В Заволжье монгольская конница, стремительным ударом, разгромила половецкое войско, и погнало вглубь степей. Половцы, обезумевшей массой, отрываясь от преследования, устремилась саранчёй на север.

На юге монголы сбили заставы аланов по реке Кума, сшиблись с основным войском, но были отброшены…

«»»»»»

Посольство Семёна пришло в Переяславль Залесский в самый разгар новой новгородской «распри».

Ярослав остановил послов на «отдых», отправив во Владимир гонца. Давила жара. Князь долго бегал по светлице, горя гневом на «немецкое оскорбление», но, ничего не объяснив, велел сидеть в его городе, а сам умчался к Пскову.

Сысой остался попечителем послов, смеялся и хмурился, обнимая Семёна, потом посуровел.

–Ладно, пойдём, перекусим.

–Лучше в баню, – подмигнул Семён. – Страшно сказать, полгода, а то больше, в бане не мылся.

–И вши есть?

–А куда без них.

В бане парились втроём – Сысой, Семён и, увязавшийся вслед, Микула.

Микула не щадно жёг вениками раскрасневшиеся тела воевод, плескал на каменку квас – хлебный дух резал ноздри. Семён хохотал:

–Умру, Микула! Замучал!

–Терпи, воевода! Банька наша, русская!

–Ярослав взбалмошный, – сказал о князе Семён.

–Али забыл его? Михаил снова натравил своих подкормышей – бузуют новгородские головы, – отозвался из клубов пара Сысой. – Наш бесится.

–Водовик же умер.

–Теперь, вместо Водовика Борис Негочевич и сын Водовика Глеб. Они воду мутят. Тоскуют по новгородскому столу.

–И что за буча?

Сысой, покряхтывая, слез с полок, облился из бадьи холодной водой, вскрикнул радостно.

–Что за буза? Известное дело – Михаил разве спустит, что на Серенск походом ходили? Вот, и настрополил своих Новгород подбивать против Ярослава. Только сорвалось. Борис и Глеб появились в Пскове, и мутили воду оттуда – знаешь же, псковичи первые недруги новгородцев! Ярослав окружил Псков, держит город без хлеба, соли. Ни одного обоза не впустил. Как узнал, что вы возвращаетесь, сюда вернулся, а тут весть – Борис с Глебом к немцам ушли. Правда, нет – не знаю.

После бани, обедали под навесом, на свежем воздухе. Ели жареную рыбу, отварную баранину, кашу. Сысой хотел спровадить Микулу, но тот важно осадил:

–Не тебе, удельному воеводе, величаться перед послом великого князя!

Сысой рассмеялся наглости, заметил Семёну:

–Бокий малый.

–Да уж, – согласился Семён. – А в Новгороде буча не поднялась?

–Сашка, сын Ярослава, новгородцев в кулаке держит. Да и у нас, слава богу, тихо.

–Как мои, не знаешь? – Семён всмотрелся в хмурое лицо Сысоя, боясь спросить, ездил ли тот в Нижний, разбираться с женой.

Сысой помолчал, внимательно пережевывая кашу, поперхнулся, отодвинул миску.

–Нигде не был, ни во Владимире, ни там… Сижу здесь без вылазно.

С болью глядя в лицо друга, сказал о своей жене:

–А, ну её, курву! Считай, умерла.

–Может и правильно, – согласился Семён. Сам вспомнил свою Агафью, и тут же Наталью, и сердитое лицо Петра Ослядюковича, будь он неладен!

Ночью спали в душном тереме. Семён пытал Сысоя:

–Зачем Ярослав нас держит?

–Вместе с вами к Юрию поедет.

–Зачем?

–Выгоду искать.

–Какая выгода от посольства к немцам?

–Разбери мысли князя.

Ожидая возвращения Ярослава из под Пскова, Семён изнывал от желания ехать домой.

Когда, наконец, князь прибыл в Переяславль, раздосадованный на бегство новгородских противников, пришлось сидеть ещё неделю – Ярослав выслал к Юрию гонца, но выезжать не торопился.

–Приспеет время, поедем. Тебе куда спешить? – усмехнулся князь.

–Домой, к жене.

–Брось. Жена никуда не денется. Служба важнее.

–В чём же служба?

–В точном исполнении княжеской воли, – наставительно закончил Ярослав.

Что выжидал Ярослав, Семён так и не понял – то ли боялся, что Борис и Глеб вновь объявятся во Пскове, но приехали посольство во Владимир с Ярославом и его дружинниками не во время.

У Юрия сидели посланцы из Мурома и Рязани – разбитые монголами половцы, обезумевшей ордой налетели на буртасов и мордву, рассеяли заслоны и, беспощадным смерчем. Прошлись по сёлам, сожгли Пургасов городок на Мокше и Арзамас в землях эрзи. Толпы беженцев, перепуганных и голодных, заполнили муромское приграничье.

–Как бы на Муром не пошли, проклятущие, – говорил о половцах муромский воевода Аникей.

–Только половцев не хватало, – вздохнул Юрий.

–Их монголы гонят, – встрял в разговор Семён.

От Семёна отмахнулись.

–Не до монголов! Немцы – вот враги, – заговорил Ярослав. – И посольство не зря оскорбили – новых набегов жди!

–Не ко времени, Ярило, с немцами воевать, – отозвался Юрий.

–Собьём дружины суздальцев и новгородцев, прогоним немцев из Чуди.

–Ты заботишься о своих землях, я – о своих. Тут Владимир!

–Моя земля в твоей воле!

–Потому помолчи, – Юрий задумался. – Дружины мы подтянем к границам Мурома, а если полезут, соединим силы и разобьём в Муромской земле. И этих, буртасов и мокшан, какие воины, определить в конные отряды. Пусть вернутся в свою землю, потревожат пришельцев. Может, это только набег, может, половцы отхлынут.

–Никогда до этого половцы не грабили буртасов и мордву, – сказал Аникей.

–Будем молиться, что это не война, – задумчиво произнёс Юрий. – Любая война – удачная, неудачная, ослабляет, а нам слабеть нельзя – Михаил чересчур большую силу забрал. Ослабеет кто из великих князей: я, Михаил, Владимир из Киева или Даниил с Волыни – быть на Руси большой крови…

«»»»»»

Оставив князей спорить, Семён ушёл в трапезную. Тут, за обильным столом, сидел Пётр Ослядюкович и, часто обсасывая пальцы и вытирая их о тряпку, ел жирную жареную рыбу. Вокруг витал сытый дух хлебного кваса.

–Не ожидал? – не здороваясь и не удивляясь, спросил первый воевода.

–Чего? – удивился Семён.

–Что твоё посольство больше Ярославу нужно, чем Юрию.

–Не я его затевал.

–А, на меня обиду держишь, – Пётр Ослядюкович ухмыльнулся, взял с блюда новый кусок. – Так ничего страшного! Ещё не известно, может, и утрём нос немцам.