Пожар

— Ах ты, паскуда! Мало тебе Кольки было, ты и этого мужика увести у меня решила! Ах ты, б. дь, — верещала Ирина, таская Прасковью за волосы прямо перед толпой доярок. — Я тебе покажу, как под чужих мужиков ложиться!

Оторопевшая сначала Прасковья начала бить, не глядя, по всему, до чего доставали руки. Бабы с трудом растащили сцепившихся женщин.

Ирина сбежала обратно в темноту и метель, поминутно оборачиваясь и выкрикивая ругательства.

Прасковья тяжело отдышалась, обвела глазами притихших баб и кинулась со всех ног к дому.

Вечером в доме было тихо. Санька усадил ребятню за книги, Ванятка, младший, терпеливо чертил каракули на листках старых тетрадок, Ольга растопила печь и месила тесто.

Прасковья молча сидела на колченогом табурете и невидящим взглядом утопала в пляшущем огне. Вспоминался ей Колька, недолгая с ним семейная жизнь, букетики полевых цветов. Сгорали воспоминания в жаркой печи, коптились и чернели, растворяясь с каждым отсчётом настенных ходиков.

В сенях громко забухало, шумно сморкнулось, и в избу вошел председатель, принеся с мороза облако холодного пара.

— Вечер добрый, бабоньки. Можно ли?

— Проходи, Иван Степаныч. — Ольга обмахнула табурет и пододвинула его ближе к председателю. Тот нерешительно помялся на пороге, кряхтя, выудил ноги из огромных валенок и уселся напротив Прасковьи.

— Ну, как вы тут справляйтесь-то?

— Да ничего, живем, слава Богу, — отозвалась Ольга.

— Тут, бабоньки, дело такое… Не выделил район вам пока дотацию на дом. Придётся ещё потерпеть.

— Ну что ж делать, потерпим.

Повисло неловкое молчание, председатель прокашлялся, смял шапку.

— Ну пойду я, бабоньки.

Ещё потоптался и наконец решился.

— Пошептаться бы мне с тобой, Паша.

— Да говори уж, чего там, — глухо прошептала Прасковья.

— Да бабы тут судачат, — завел председатель, смущённо оглянувшись на Ольгу. — Ты бы не связывалась с Егором-то, сама знаешь, ненадёжный мужичонка, обидит тебя. А ты и так уже горя хлебнула через край…

Прасковья, не дослушав, приподнялась с табурета, уставилась на председателя недобрыми глазами и, приблизившись к нему вплотную, больно ткнула пальцем в грудь.

— А ты чего это, Иван Степаныч, забеспокоился вдруг. Как дом мне поставить — так потерпите, а как бабьи сплетни собирать — так пожалста! А? Или хочешь чего? А что, баба молодая, одинокая, никому не откажет, да!? Так у тебя жена вроде есть, кобель старый! Или мне ей рассказать, как ты тут вьёшься?!

Прасковья сорвалась на крик, ребятня испуганно столпилась в дверном проёме, а Ольга охнув, прижала ладони к щекам:

— Паша! Паш! Опомнись! Ты что такое несёшь-то!

Председатель крякнул от неожиданности, задом попятился к выходу и, на ходу пихая ноги в валенки, выбежал, громко хлопнув дверью.

Прасковья обвела взглядом притихших домочадцев, схватила платок, шубу и вылетела вслед за председателем.

На крыльце долго вдыхала морозный воздух, пыталась унять дрожь в коленях и колотящееся сердце. В конце концов медленно двинулась в сторону егорова дома.

Кожа на спине Егора была тонкой-тонкой, усеянной конопушками и редкими волосинками. Прасковья нежно вела пальцем по торчащим рёбрам и лопаткам.

— Егор.

— Мм?

— Спишь?

— Сплю.

— Егор, про нас вся деревня уже судачит. Пора может съехаться уже? В глаза смотреть людям стыдно.

— Так не смотри.

— Егор!

Егор кряхтя повернулся к Прасковье и потер сонные глаза:

— Чего ты прицепилась ко мне, как репей? Я ж тебе не обещал ничего вроде. Ходишь — ходи, не гонит никто. А жить-то с тобой зачем? Мне и так неплохо. Тем более, прицеп у тебя. Пришла, так спи давай.

И снова отвернулся..

Прасковья забилась в угол кровати, ошарашено смотрела ему в спину, а когда тот начал похрапывать, тихонько встала, оделась и бесшумно вышла, притворив хлипкую дверь.

Метель давно улеглась, снежинки весело искрили в лунном свете. Прасковья тяжело передвигала ноги в глубоком снегу. На месте пожарища она зацепилась за торчащую головёшку, упала лицом в снег. Кое-как поднявшись, с остервенением начала выдирать головёшку из снега, наконец справилась, со всей злости швырнула её в останки сгоревшей избы и завыла сдавленно и жалобно.

1Сенки (разг) — сени, пристройка к частному дому

Часть 3

Март занялся капелью. Солнце переливалось по мокрым крышам, весело тренькали чистые капли в лужицы под завалинкой, смывая сонную болезненную тяжесть зимы.

Прасковья по снежной грязной хляби вернулась домой уже затемно. Ольга буднично хлопотала у плиты, сооружая нехитрый ужин. Парни шумно возились в комнате.

— А Анютка где? — спросила Прасковья, заглянув в комнату.

— У Пашки. — Не отвлекаясь от домашних дел бросила Ольга.

— У какого Пашки?

— У Дергачёва Пашки.

Ольга кидала слова сухо и отрывисто. Отношения с того злополучного вечера не ладились, каждая теперь жила своей жизнью, пересекались только за ужином или домашними хлопотами. И то старались поскорее молча выполнить обязанности и разойтись каждая в свой угол.

Прасковья, накинув платок, выскочила обратно в мокрую стынь.

В дом давней соперницы своей влетела она без стука, громко грохнув дверью об стену.

Дети за столом вздрогнули. Анютка привстала робко со своего стула:

— Мам?..

Только сейчас Прасковья заметила, как вытянулась дочка, как упрямо сжимает губы и смотрит прямо, решительно отцовскими глазами.

— Мать где? — резко бросила Прасковья Пашке.

— В больнице, — тихо прошелестел мальчуган.

Глаза у него тоже были отцовские: ясные, большие, удивлённо-кроткие, с затаённой детской болью где-то в глубине.

Прасковья привалилась к дверному косяку и прикрыла глаза. Долго молчала и тяжело дышала.

— А ты тут с кем?

— Я один, я сам могу. — Тоже привстав, прошептал Пашка. — Мне тёть Оля помогла печь протопить и покушать принесла. А Анютка вот уроки делать помогает.

— Мам, мы.. — начала Анютка.

Но Прасковья ее перебила:

— Собирайтесь. У нас переночуешь. Нечего тебе тут одному оставаться.