Пожиратель Армий. Часть 2

— Эта богиня интересуется, какую именно поправку хочет внести нарушитель спокойствия.

— Я не стану намеренно разжигать конфликтов ни с кем в твоих владениях. Но если кто-то из твоих подчинённых попытается помешать мне убить Самдаля, Экандугу, Вирго и Дарнака, то я не стану просто стоять и принимать побои.

Не знаю, какие ещё союзы могли заключить эти четверо, так что стоило на всякий случай подстелить соломки.

— Эта богиня соглашается, что поправка, предложенная нарушителем спокойствия справедлива. Эта богиня порекомендует всем богам не вмешиваться в конфликт между названной четвёркой и нарушителем спокойствия. Нарушитель спокойствия будет волен поступать как захочет с богами, не послушавшими совета этой богини.

— Вот и договорились. Было приятно иметь с тобой дело.

— Эта богиня надеется, что нарушитель спокойствия закончит со своими делами и как можно скорее покинет земли этой богини.

— Постараюсь.

Вот и все переговоры. Оказалось куда проще, чем я думал. Действительно очень продуктивно иметь дело с теми, кто не идёт на поводу у сиюминутных эмоций.

Я был бы даже не против оказать Тхалсе некую ответную услугу в обмен на невмешательство. Но, похоже, её подобное не интересовало, а я не был трудоголиком, чтобы предлагать такое самому.

Так что в поместье Тизен я вернулся задолго до того, как Эллиса проснулась. Клан по-прежнему гудел как растревоженный улей. Но благодаря действиям старейшин, на которых мои угрозы явно произвели неизгладимое впечатление, серьёзных беспорядков и волнений удалось избежать.

Когда я вошёл в ворота, один из старейшин как раз инструктировал гонцов, которые должны были отправиться в загородные владения клана, чтобы объяснить произошедшие с Дарами изменения жившим там одарённым. Другой старейшина, собрав небольшую толпу, вещал о будущих перспективах, которые открывались для клана. Третий организовал что-то вроде переписи, чтобы точно знать, кто из одарённых с какой магией в итоге остался.

В общем, работа шла, что не могло не радовать. Впрочем, с учётом того, что в клане после всех произошедших треволнений осталось всего около сотни одарённых, сложно было говорить о том, что старейшинам удалось «предотвратить катастрофу».

Ну что могли сделать сто одарённых первых-вторых-третьих ступеней? Раскидать песок из песочницы?

Эллиса ещё не проснулась. Исма лежала, сосредоточенно глядя в потолок и, судя по колебаниям маны и лужам воды в комнате, пыталась освоиться с новой магией. Делать мне ни там, ни там было нечего, так что я отправился на поиски единственного небезразличного мне в этом клане человека, которого до сих пор почему-то так и не увидел.

Морнон нашёлся в своей комнате на первом этаже поместья, и его отсутствие оказалось очень просто объяснимо. Старик банально спал, пока в клане творилось чёрти что.

Правда, тот Морнон, которого я помнил, ни за что не позволил бы себе такого. А даже если бы и заснул, его тут же разбудили бы, случись хоть какая-нибудь неприятность.

Но и этой странности я очень быстро нашёл объяснение. Стоило лишь взглянуть на лицо старика, не проснувшегося даже после того, как я, не особо стараясь не шуметь, распахнул дверь его комнаты и подошёл к кровати.

Морнон, которого я помнил, был стариком, тут ничего поделать было нельзя. Но этот старик, подтянутый, жилистый, всегда в идеально чистой и выглаженной форме, с искорками в глазах и хитрой улыбкой, мог легко дать фору многим молодым парням.

Сейчас, однако, я смотрел на старика во всех смыслах этого слова. Морщин на его лице стало раза в три больше; борода, раньше всегда причёсанная и белоснежная, свалялась непонятными колтунами и была покрыта непонятными серыми пятнами, то ли от грязи, то ли от остатков еды; он потерял в весе килограммов десять, не меньше, превратившись в сморщенный изюм, а грудь во сне поднималась еле-еле, будто любой вздох мог стать последним.

Всё хорошее настроение, что у меня было после заключения отличной сделки с Тхалсой, испарилось как дым.

— Что же с тобой произошло, старик? — вздохнул я, пододвигая стул и садясь рядом с кроватью Морнона.

После этих моих слов он, наконец, соизволил проснуться. Вздрогнув и закашлявшись, он открыл глаза и уставился на меня пристальным взглядом, будто бы вовсе не спал и просто дожидался, когда я заговорю.

— Тим? — прошептал он болезненным, свистящим голосом.

— Я. Знаешь, снаружи сейчас страшный переполох из-за моего появления. Почему ты здесь, а не там?

Он меня будто вовсе не услышал.

— Тим… — его глаза наполнились слезами, Морнон резко дёрнулся вперёд и неожиданно крепко схватил мою руку. — Прости меня, дурака! Я не смог воспитать внука правильно, этот ублюдок сдал тебя следователям Тхалсы, так ещё и на госпожу покусился, сволочь! У меня была одна задача в жизни после того, как сын с невесткой погибли — воспитать внука достойным человеком! Чтобы не было перед ними стыдно! А я до последнего был слеп, как крот, и вы с госпожой так пострадали!

— Старик…

Слушать его причитания было буквально физически больно. То, насколько искренне и исступлённо просил моего прощения, означало, что все десять месяцев он жил с неутихающей горечью, не только не утихавшей, но и, вероятно, терзавшей его всё сильнее день ото дня.

О том, что там Тиган натворил после моего исчезновения, я ещё узнаю у Эллисы. Но, что бы там ни было, этот гандон не стоил и мизинца такого человека, как Морнон.

И то, что старик до сих пор так убивается из-за этого, настолько переживает и корит себя, что меньше чем за год постарел лет на тридцать, в секунду стало, без всяких сомнений, главным сожалением едва ли не во всей моей жизни.

Если бы я не сбежал тогда, точно смог бы убедить Морнона, что его вины в этом нет ни грамма. А теперь уже было поздно, старик умирал, и не только телом, но и духом.

Да, у меня были причины. Но я уже давно перестал играть в оправдания. Вина есть вина. Однако случившегося не вернёшь, и сожаления сами по себе были бессмысленны.

Положив ладонь на лоб старика, окончательно ушедшего куда-то в свой мир и продолжавшего лепетать уже какую-то почти бессвязную белиберду, я прикрыл глаза и на полную активировал сразу Дары контроля, пожирания и жизни.

По идее на то, что я собирался сделать, мои способности не были рассчитаны. Я мог свободно распоряжаться своими энергиями и поглощать чужие силы, но не наоборот.

Однако сейчас мне было глубоко наплевать на то, что и на что было рассчитано. У меня было представление о том, что нужно было сделать, и абсолютная уверенность, что сделать это было необходимо.

После убийства Майскарда к девятистам с небольшим годам моей жизни прибавилось около пятисот пятидесяти. После убийства хамелеона Унияла и Тизена — ещё чуть больше двух сотен.