Пожиратель Душ

Началась эта история с того, что вместе с очередной партией иммигрантов из бурлящего, как паровой котел, СНГ в Нойоссу доставили шайку блатных.

Парни лет двадцати двух – двадцати пяти, их было шестеро. Скоро стало на одного меньше: самый тупой на потеху приятелям оборвал крылья трапану – и через день, оступившись на лестнице, свернул себе шею. Насмерть. Ящероголовый, как и Лунноглазая, не любит, когда причиняют вред кому-то из его народа.

Остальные оказались поумнее и священных животных не трогали. Зачем связываться со зверьем, которое находится под защитой неведомых сил, когда вокруг столько людей? Ник попал в число тех, кого эта шайка особенно невзлюбила. Трудно сказать, за что. Возможно, их раздражала его речь, сразу выдававшая чужака, «интеллигента». Возможно, они почувствовали его неприязнь. К тому же травить одиночку безопасней, чем конфликтовать с другой компанией – там еще неизвестно, чья возьмет. Ник уже полгода находился в Нойоссе, но до сих пор не отошел после пережитого на родине; молчаливый, рассеянный, постоянно грустный, он показался им подходящей жертвой.

Они понимали, что за членовредительство или побои придется отвечать, и из рамок не выходили, зато внутри этих рамок куражились вовсю. Встретив его, пихали, пинали, наступали на ноги, в столовой бросали в его тарелку всякую дрянь, орали вслед обидные слова. Однажды, подкараулив около кухонной помойки (была его очередь работать в столовой), подставили подножку и толкнули в кучу отбросов. В другой раз окружили и стали плевать в лицо и на рубашку, радостно гогоча.

Именно после этого инцидента Ник решил покончить с собой. И еще решил, что убьет их. То и другое сразу.

Пусть он не умел драться, как Брюс Ли, у него было маленькое преимущество. Они здесь недавно, по-иллихейски пока не понимают и еще не начали ходить на лекции. Ник опережал их на полгода и больше знал об окружающем мире. В частности, знал, почему категорически запрещены вылазки в горы, хотя от Нойоссы до Пятнистого отрога рукой подать.

Около часа по железной дороге до конечной станции Южные Огороды, и потом, мимо огородов, пешком на запретную территорию. Его туда возили с группой на экскурсию. Показывали рубеж (так себе изгородь), пограничные столбы с потемневшими старыми табличками.

Если заманить туда эту шайку, они наверняка потащатся в горы следом за жертвой. Что им изгородь и таблички?

Тем более что все предупреждающие надписи – на иллихейском, они этого еще не проходили. Знание тоже может быть оружием.

«Ты должен был пойти к куратору и подать на них жалобу, – сказала потом Миури. – Здесь не твоя страна, а Иллихейская Империя, и у нас есть законы. Таким, как эти, полугражданства не дают, их используют в качестве государственных невольников. Мы ведь берем иммигрантов не для того, чтобы разводить у себя импортный криминал, нам своих проблем хватает. Кураторы не могут за всем уследить, но если бы ты сообщил, что происходит, этой банде не позволили бы продолжать в том же духе. Ты поступил как малолетний школьник! Да еще приобрел аксессуар, от которого не можешь избавиться…»

Этот разговор состоялся еще до того, как удалось снять с его запястья злополучный браслет.

Выманить их из Нойоссы оказалось проще простого. В столовой, выбрав момент, когда один из шайки, Трефа, вертелся рядом, Ник рассказал Марку, добродушному флегматичному парню, что у него завтра свидание с местной девушкой. Стройная, красивая, длинные желтые волосы, похожа на голливудскую кинозвезду. Он с ней якобы на улице познакомился. У ее семьи домик с огородом на конечной станции, там они и встретятся, она сама предложила, а ее родители в это время будут в городе и ничего не узнают. Нику впервые пришлось так длинно и складно врать. Неизвестно, поверил ли Марк, слегка удивленный его неожиданной откровенностью, но Трефа на приманку попался.

Билет стоил недорого, деньги у Ника были. Нойосса – не только перевалочный пункт для иммигрантов, там живут иллихейцы, как в обычном городе, и при желании можно подработать дворником, грузчиком или что-нибудь еще в этом роде. Ник по утрам подметал улицу перед продовольственным магазином. Платили немного, но на всякие мелочи хватало.

У шайки тоже деньги водились: едва освоившись, они обложили данью других русских иммигрантов.

План сработал. Посла завтрака враги пришли на вокзал вслед за ним. Сели в другой вагон – видимо, не хотели спугнуть его раньше, чем он приведет их к своей желтоволосой девушке.

Откинувшись на спинку жесткого кресла, Ник смотрел в окно и улыбался. На север убегали заросшие зеленым, зеленовато-бурым и бордовым кустарником откосы, засеянные неведомыми злаками поля, субтропические рощицы, кишащие птицами и трапанами. Луга, на которых паслись коровы, овцы и козы, издали такие же, как на земле, а вблизи с отличиями, заметными даже для человека из города (на Земле коровы не бывают четырехрогими, а овцы – полосатыми). Изредка проплывали сельские домики: центральная часть – под высокой двускатной кровлей, справа и слева лепится пара кубических пристроек с плоскими крышами-террасами, распространенная здесь архитектура.

Все это убегало навсегда. Или наоборот: никуда оно не денется, останется на месте, это Ник сбежит туда, откуда не возвращаются. Время от времени он сглатывал горький комок. Он сам так решил и поворачивать назад не собирался, но что-то в нем протестовало против принятого решения.

Поезд состоял всего-то из четырех вагонов, и тащил их дряхлый паровозик, судя по его виду, заставший на троне еще прадедушку нынешнего императора. Вагоны были ему под стать: лак на рассохшихся фанерных панелях потрескался и облез, медная окантовка окон покрылась патиной, привинченные к полу деревянные кресла с полукруглыми спинками пошатывались и так скрипели, что порой заглушали перестук колес.

На конечной станции Ник выскочил на перрон, как только поезд остановился, и почти бегом, не оглядываясь, направился в ту сторону, где вздымались бурые, белесые и желтовато-серые горы Пятнистого отрога. Он знал, что враги увяжутся за ним, и не хотел получить напоследок еще одну порцию издевательств.

Если он первым пересечет рубеж – он, наверное, и умрет первым? Какое это имеет значение…

Местность постепенно повышалась, плохая каменистая дорога, петляющая меж огородов, шла в гору. Среди грядок стояли раскрашенные домики – попадались и совсем ветхие, и новенькие, но сразу видно, что в них не живут, только ночуют, приехав на три-четыре дня. Настоящих деревенских усадеб тут не больше десятка.

Ощущалась ли в этом местечке какая-нибудь особенная угнетающая атмосфера – на этот вопрос Ник не смог бы ответить. В первый раз он побывал там с экскурсией, одногруппники оживленно болтали, обменивались впечатлениями – не та обстановка, чтобы уловить настроение местности. А во второй раз он был слишком подавлен и чувствовал себя, как приговоренный к смерти, это опять же неподходящее состояние для того, чтобы составить верное представление об окружающей среде.

Позади, в отдалении, знакомые голоса – значит, шайка у него на хвосте.

Огороды сменились зарослями бурьяна. С размахом, в человеческий рост… Это не то место, куда приводил их экскурсовод, но разницы нет, главное – оказаться по ту сторону рубежа.

В заросли уходит тропинка. Ник пошел по ней, раздвигая высоченные шершавые стебли, и скоро наткнулся на изгородь из жердей. А вот и столб с табличкой:

ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!

ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!!!

К югу от изгороди такого разгула сорняков не было. Полого поднимался вверх каменистый склон, поросший робкими пучками травы да еще кустарником с красными и лиловыми ягодами, похожими на малину, а дальше виднелась на фоне яркого голубого неба неожиданно близкая гора.