Пожиратели логоса

– Узнаешь?

– Ого, как от времени зачерствела, - Николай поковырял ногтем коричневую фигурку - как чугунная стала. Буква Т здорово отчеканилась. Куча ж лет промелькнула!

– А это твоя, - Филя двумя пальцами расстелил перед Николаем продолговатый кожаный чехол с пометкой Н.

– Чулок какой-то...
– гость брезгливо отпрянул.
– Со змеи что ли шкуру содрал? Шутки у тебя, Теофил, не здоровые.

– Это не шутка. Я хотел предупредить тебя. Я много узнал про род Алярмуса. Они ведут тайное наступление, они заражают людей вирусом, превращающим в нелюдей! Они устраивают вылазки, что бы уничтожать нас самым страшным образом!

– Стоп!
– Николай протянул руку над столом, рассекая дымовые пласты.
– Минуточку...Что-то у тебя концы с концами не сходятся. Враги, значит, наши, зверски и показательно убивают тех, кто, по существу являлся их сподвижниками!

– Нет...
– опешил Филя.
– Допустим, Дженкинс и Коберн - сами приспешники Алярмуса. Может и американец насчет тюрем что-то плохое проповедовал - не знаю. Но Тамару я знаю! С актриской одной познакомился близко...

– Это ещё где и с кем?

– Не важно. Хорошая девчонка, даже набожная. Правда... Правда в фильме поганом снималась... Ее тоже хотели убить! Я сам видел! Сам! горячо зашептал Теофил, придвинув разгоряченное лицо.
– Ну как тебе ещё доказать?!

Не расхохотался Николай, не отмахнулся, а сострадательно вздохнул:

– Если честно, не ты один подвергся психозу. Слышал я уже подобную версию. Весьма популярна в кругах творческой интеллигенции, что по инстоляциям разны толчется, - осуждающий взгляд окатил Теофила холодом. Кому-то сказочка эта очень нужна, что бы под шумок делать свои делишки. Бабки делать, добрый ты человек, капиталец в надежных банках сколачивать! А страшилку в гостиничном номере организовать - это им раз плюнуть. Не то, что "ограниченный контингент" в Афгане.

– Хорошо, допустим, какие-то группировки в верхах враждуют, подсовывая друг другу нераскрываемые злодейские преступления. Допустим кому-то нужно раздуть шумиху вокруг Арт Деко. Но...
– Филя придвинулся к собеседнику вплотную, снял очки и заглянул в голубые глаза.
– Но я-то сам видел. Я видел их, Коляныч, вот как этот "чулок" с твоей меткой. ясновидением я только прикрылся!

– И "чулок" - ловкая ДЕЗА, направленная против меня. Пойми же: тобой манипулируют очень ловкие и опытные люди!

– Нужен я им...

– Не ты - я! Поразмыслил я и смекнул: не зря Трошина в гостиницу пригласили, не зря мы с тобой у дверей лбами столкнулись! Не спроста твои стихи мне секретарша притащила, а они, незнамо как, на столе мэра оказались! Слушай меня внимательно, Филя: особый интерес проявляют враждебные элементы к правительственному аппарату, идейным и духовным лидерам. У меня много врагов. Возможна провокация, желание скомпрометировать. Ты ж сам знаешь, какие подводные течения скрывает большая политика.

– Уж очень ты непробиваемый стал. Ну и черт с тобой, начальник.

– А ты меня за живое не цепляй!
– Николай побагровел и потянулся к вороту Филиного свитера, но тот вскочил, гордо вскинув голову, как молодой Пушкин.

– Да я ж тебе как другу... Как другу помочь хочу! У меня от всего этого заворот мозгов случился. Смотри, Колян, поздно будет...

Николай обмяк, опустился на табурет.

– Полагаешь, у меня ноу пароблем? Кругломордый, гладенький такой хозяин жизни. Ан нет, Филя. Они тоже - и на уровне живота и на уровне головы. Только на другом витке. А вьется эта спираль в бесконечность и не на всякого Бел Гедеса, оказывается, находиться свой Майкрософт. Есть мастера получать приключения на жопу без всяких поощрительных призов, - он похлопал себя ладонью по раблезианскому бедру.
– Я то после быстротечного для меня афганского подвига больше на амбразуры не лез - бочком, бочком. по линии наименьшего сопротивления к удобному месту протискивался - и себе спокойнее и другим проблем меньше. Философия такая - разумный эгоизм, переходящий в глобальный пофигизм при определенном состоянии окружающей среды. А состояние среды, сам понимаешь, вредное. Смертоносное даже для отдельных индивидуумов... Ясно же уже всем как божий день - святоши в социуме не выживают! Нельзя выбраться из драчки с чистенькими руками. А кто ж тебе без драчки место под солнцем уступит, кусок жирного пирога отстегнет? Кто позволит двигать стаю ощерившихся двуногих животных к разумному, вечному? Сунься-ка в народ с позитивными реформами! Это тебе не Древняя Иудея - так руки и оттяпают. Чистота духа, о которой ты талдычишь, поэт, сплошная для нас абстракция. Отстраненность для неё прежде всего требуется, невмешательство, а следовательно - эгоизм. Для этого уходили праведники в пустыню и жили там на столбе в бочке. На столбе от соблазнов оборонялись! Чума, мор, пороки, варварство - им все по фигу. Святость духа молитвой поддерживали, а добрых людей искали с фонарем. С фонарем, Филя! Оно и понятно: откуда ж им взяться, если поводыри стадо бросили и от бед житейских в бочки попрятались...

– "...Настоящих людей очень мало - на планету совсем ерунда, а на Россию одна моя мама, только что она может одна..." - чуть слышно выдохнул Филя.

– Это ты верно подметил.

– Не я - Окуджава. Он что-то знал. Что-то очень важное...

– Не впадай в экстаз. Пусть у Очина голова болит.

– Да не могу я, Коляныч! Слишком уж много знаю. Рядом пули свистят, совсем рядом. Ты в опасности, пойми! Тебя хотят запутать и обратить в монстра.

– Тьфу, заладил, как юродивый на паперти! Это тебя запутали с ног до головы!
– Николай пошарил за пазухой и выложил на клеенку черный аппарат. Телефон узнаешь? С элементом слежения, между прочим. Если ты определенный номер набираешь, то сигнал в нужном месте срабатывает и прослушивание подключается.

– Это он для моей безопасности сделал, Вартанов С.О. Что бы подстраховать.

– А где сейчас твой Севан знаешь?

– Я звонил на работу, говорят - в ответственной командировке.

– Н-да... В психушке он. Зациклился на фантастических домыслах, сочинил целый трактат и даже пытался дать интервью по каналам ТВ и радио. Поведать миру свою историю про свирепствующий на земле Ад.

– Выходит, решился...
– Филя опустил голову.

– Ты тоже считаешь, что вся наша жизнь - антимир с перевернутыми законами добра и зла? Что нет чести, совести, сострадания, любви? А передо мной сержантик двадцатилетний в Афгане на гранату грудью упал, чтобы мы, сопляки, жили. И чтобы я, в частности, сейчас тебе, запутавшемуся, мозги прочищал.

– Сострадание и любовь есть... Я в ад не верю... У Вартанова свои соображения были, - упрямо бормотал Теофил. Хотелось ему рассказать про зловещее пятно мутантов и странное происхождение выросшего в приюте мальчика. Решил умолчать. Лишь коротко отговорился: - Севан имел веские основания думать так. Где он лежит?

– Этого тебе никто не скажет. Ну, скис ты, Филя. Не ожидал, что судьба "куратора" так потрясет тебя. Извини... А ведь я приятное сообщение в клюве принес, как аист. Насчет издания твоего сборника уже точно договорился. За счет культурного фонда. Ты составь сам, что считаешь нужным. Ведь есть же хорошие, идейно осмысленные и эстетически оформленные вещи!

...Их тьмы и тьмы. А нас всего лишь свет!

Но чашечка весов нас поднимает выше

имущих право жить. И горек вышний бред

от предвкушенья бед, и подвиг неподвижен...

Вот это - настоящее! Так в память и врезалось. Добра мало, перевешивает зло. Но чашечка весов поднимает ввысь Добро! У него ж удельный вес по духовной шкале выше! Здесь у тебя так точно закручено... Только... ты извини, старикан, стихи теперь народу не близки. Продукт для избранной аудитории. Да, узок ваш круг и чрезвычайно далеки вы от народа.

– Кто это "мы"? Ты меня с ними не сравнивай. Я по другую сторону баррикады, с Александром Сергеевичем. "Пока свободою горим, пока сердца для чести живы..." - как тебе такая постановка вопроса? "Сердца для чести живы!" Ты вдумайся на секунду!

– Так это ж Пушкин. Другое дело.

– А если я, Теофил Андреевич Трошин скажу тебе: "- Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!" Ты ж меня в психи запишешь и обхохочешься. Какие такие порывы? Какие сердца живы для чести? О чем это он?
– юмор, Коляныч, черный юмор. Если не розовая банальность, - вскочив, Филя метался по веранде.
– Извини, что разволновался. Печатать мои сочинения не надо. Не ко времени, ни ко двору...