Пожиратели звезд

Чарли Кун впервые в жизни ехал на лошади и совсем не склонен был испытывать наслаждение от такого события; куда осмотрительнее было бы сойти с дороги, но он спешил и ломал голову над тем, летают ли сейчас самолеты, или же ему придется потерять еще немало дней. Перед самым отъездом из Штатов он слышал разговоры о кое-каких номерах, и ему не терпелось увидеть их прежде, чем его опередит еще какой-нибудь искатель талантов. В Гаване обнаружился один любопытный фокусник – толпа, похоже, от него без ума – вроде бы ничего очень уж нового или необычного, но публика валом валит, и не исключено, что за этим кроется подлинное дарование; а в Мадрасе в одном из мюзик-холлов – один «неуязвимый», которого можно протыкать в самых различных местах, причем не булавками – этак любой может, – а шпагами, и без единой капли крови. Номер и в самом деле многообещающий, если, конечно, все это правда, – он давно уже привык к разным байкам о великих артистах, способных кого угодно ошеломить своими сказочными дарованиями. При ближайшем рассмотрении они оказывались, как правило, самыми заурядными бродячими артистами.

Подобными россказнями люди его профессии утоляют жажду несбыточного. Тем не менее он всегда был готов сломя голову нестись куда угодно, не в силах побороть извечную надежду, и давно уже решил заниматься этим до тех пор, пока сердце совсем не сдаст – а может быть, и чуть дольше.

Месье Антуан прочно сидел в седле, жонглируя тремя камушками, и испытывал необыкновенное удовлетворение от этой забавы. Нет, он вовсе не смирился, но в конечном счете быть живым и иметь возможность жонглировать тремя камушками – не так уж и плохо. Сам не зная почему, он чувствовал себя так, словно совершил какой-то великий подвиг. Наверное потому, что остался в живых, ибо знал теперь, что не так уж это и просто, что люди не слишком одарены в этом отношении и, в конечном счете, всегда проваливают номер.

– Что есть смерть? – глядя на небо, рассуждал тряпичный Оле Йенсен. – Не что иное, как отсутствие таланта.

Музыкальный клоун исполнял на своей скрипочке какую-то еврейскую мелодию – очень нежную.