Позволь мне тебя коснуться

– Скажи мне, что этой ночи не было, – выдыхает Кендалл, когда за Кайлом с шумом захлопывается дверь.

– Я бы и сама этого хотела, – отвечаю я, осознавая только то, что лгу.

Я никому не отдам эту ночь. Она только наша. Моя и Макса.

POV Макс

– Ты спал с Кендалл? – Я пытаюсь переварить всё, что мне только что рассказал Кайл. Он сидел на своей кровати, нервно ломая кости на своих руках. Мне хотелось убить его за этот мерзкий звук, но друга было не остановить.

– Нет. Точнее… Мы, правда, СПАЛИ вместе. – Он выделил это слово, чтобы я не навыдумывал грязных подробностей. – И я понял, что… Я не знаю, что мне делать. Кажется, у меня есть к ней что-то.

– Я тебе сейчас всё проясню: с Кендалл у вас Идеальная Химия. – Я развел руками. – А с Сандрой у вас большое прошлое. Вы через слишком многое прошли вместе, чтобы ты забыл это вот так, на раз. – Я щелкнул в воздухе пальцами, и Кайл нахмурился ещё больше, когда понял, к чему я клоню.

– Я не могу расстаться с Сандрой окончательно. Но теперь я не могу… Я… Меня тянет к Кендалл, – наконец, вслух признался он, ударяя себя ладонью по лбу. – Черт, они же подруги. Ну как меня угораздило вляпаться в эту историю?

Движения Кайла были странными. Немного дерганными и быстрыми, как будто бы он был на взводе. Если Кендалл настолько сильного его волнует, то почему он всё ещё не послал родителей к Черту и не признался ей во всём?

– Добро пожаловать в мой клуб. – Мои легкие были наполнены до краев. – Предлагаю сходить сегодня куда-нибудь. Будто бы по-дружески. Ты и Кендал, и я и Эмили. Сандра ничего не узнает…

Идея пришла ко мне внезапно, но показалась просто гениальной. Когда Эмили увидит мой подарок, то поймёт, что я не последняя скотина. Сегодня будет решающий вечер в наших отношениях, когда мы расставим все точки над «i».

– Думаешь? Сомневаюсь, что нас с Кендалл теперь можно назвать друзьями. – Взгляд Кайла бегло бегает по комнате, будто он ищет что-то очень важное. Руки Кайла дрожат до самых кончиков пальцев, и это касается не только их: все его движения дерганые, слишком нервные и безудержные - совершенно несвойственные адекватному человеку

– Кстати, тебе не кажется, что ты должен угомонить свою сестру? – Я вполне допускаю то, что она могла что-то подмешать Эмили в какой-либо из напитков. Весь вчерашний вечер я наблюдал за девушкой и видел её лишь в окружении Кендалл и королевской свиты Ребекки. Кенди не могла сотворить такое с подругой, а вот зная Ребекку и её пристрастия…

– Она просто балуется, Макс. Это не серьезно. Половина учеников сидят на траве, ещё четверть на кокаине… Что, теперь, предлагаешь пожаловаться ректору или провести с каждым воспитательную беседу? – Он раздраженно уставился на меня, и маленький проблески страха в радужке его глаз не смогли скрыться от моего взгляда.

– Ты защищаешь её? Очнись! – Я посмотрел на друга с ещё большим презрением, не в силах сдерживать своего внутреннего негодования.

– Нет… - Кайл помедлил, направив взгляд вниз, будто в чём-то провинился. – Я просто не хочу, чтобы ты думал, что я такой же, как она. Это был не мой кокаин. Просто знай это.

Его светлые глаза теперь были устремлены прямо на меня. Я знал, что Кайл что-то скрывает, но никак не мог понять что, и дело было не в том пакетике с белым порошком, что я нашел недавно. Его что-то беспокоит. Может быть, его метания между Кендалл и Сандрой довели его до такого состояния, может быть, проблемы со спортом…Я много о нём не знал, несмотря на то, что он стал моим братом за этот год.

Каждый раз, когда я просыпался и видел его спящее лицо, вспоминал Ганса. Всё детство мы с Гансом прожили в одной комнате. В нашем доме была возможность поселиться и в разных, но мы с братом всегда были против этого, потому что могли часами болтать обо всём на свете, устремив свои взгляды в потолки. Когда мы выросли, болтовня сменилась на видеоигры и обсуждение предстоящих вечеринок с девчонками. И даже когда Ганс влюбился в Алису, мы жили вместе, не считая тех дней, когда она приезжала к нему в Германию.

И мы вместе противостояли нашим родителям, что вечно ссорились за нашей стеной. Я был равнодушен к мачехе, но никогда не понимал, почему отец не разведется с ней вместо того, чтобы заниматься войной в их спальне почти каждый вечер.

Помню, как застал его пассию в постели с другим, будучи совсем ребенком. Сколько мне было… Тринадцать? Этот мудак испугался, что я всё расскажу отцу, и наносил мне удар за ударом, запугав настолько, что я уже был готов стереть этот кадр из своей головы.

 - Не двигайся. – Я сижу на полу кухни. На мне серые спортивные штаны и футболка, которая осталась бы белой, если бы не алые капли крови, стекавшие с моих губ, носа, и, кажется, брови; замаравшие её.

– Ммм… - Я только и мог мычать, придерживая кожу над глазом. Ганс только что вернулся с дополнительных курсов по научным исследованиям и, пребывая в официальной одежде, лихорадочно перебирал склянки из нашей аптечки.

– Черт, потерпи Макс. Нужно промыть раны. Приготовь пока что-нибудь потверже. – Я послушно тянусь к выдвижному ящику на кухне и достаю что-то круглое и деревянное, похожее на скалку. Голову пронзает жгучая боль, передающаяся до кончиков пальцев. Каждая клеточка моего пресса ноет и, поднимая футболку, я вижу красные следы от ударов, которые скоро станут синяками – отметины от его тяжелых ботинок.

– Угораздило же тебя вернуться из школы пораньше. – Ганс нашел какую-то жидкость, похожую на воду, и присел рядом со мной. – Убери руки.

– Нет, – еле выговорил я, чувствуя железный вкус крови на своём языке. Я провожу им по зубам, чтобы хоть как-то перебить эту противную горечь.

– Руки убери! – скомандовал Ганс, разложив рядом какие-то пластыри и бутылки рядом с нами. – Ты бы видел себя со стороны. Можешь попрощаться со своей бровью, красавчик.

 Я издал слабый смешок, удивляясь его способности попытаться рассмешить меня даже в такой момент.

– А как же мой нос? Он останется таким же прямым и симметричным? – ною я, стараясь улыбнуться. Ганс открывает одну из бутылок и взглядом намекает мне на то, что уже пора.

Тяжело вздыхая, засовываю между зубов скалку, готовясь к сущему аду.

– Надеюсь, что да. Иначе мне придется разбить себе свой. – произносит Ганс, а дальше я его не слышу, потому что чувствую себя так, будто к моему и так пострадавшему лбу, что был разбит об дверной косяк, приложили раскаленный меч, заодно и вонзили его туда поглубже, ломая меня изнутри, проникая до самых костей.