Позволь мне верить в чудеса

И адресован был не девочке, которая просто оказалась не готова к встрече с «соперницей», а взрослому человеку, который зачем-то решил поглумиться. То ли еще надломить, то ли уже сломать…

И по уму стоило бы все же выяснить у Ани, что Илона сказала до последнего слова, но терпения бы не хватило. Да и куда Аню можно бить, куда Илона могла дотянуться, ему было понятно и так.

Наверняка не ограничилась ложью о том, что они «параллельные». Раз решилась на то, чтобы прийти, с вероятностью сто процентов собиралась получить от разговора максимум. Унизить. Оскорбить. Затопить сомнениями и гадливостью к себе.

А с Аней… Это легче, чем с кем бы то ни было.

И стоило представить, как проходил этот разговор, гнев снова рос. Но преображался — из горячего, бурлящего в груди, в холодный. Четко такой, как нужен для разговора на равных. Это с девочкой Илона может себе позволить… А с ним — нет.

Корней поднялся на нужный этаж пешком, проигнорировав лифт. Нажал на звонок, не сомневаясь, что женщина дома и откроет. Не утруждал себя повторными нажатиями. Просто ждал.

Пока защелкают замки, пока дверь откроется, пока Илона улыбнется, окинет его — хмурого — будто бы игривым взглядом…

— Здравствуйте, Корней Владимирович, — произнесет так, чтобы он не сомневался — с порога передразнивает девочку-Аню. Значит, не планирует играть в непонимание. — Вот видишь. Оказывается, не так-то сложно найти время для разговора. Если Корней Высоцкий этого очень хочет…

С порога же начала «колоть». Напомнила, что после случившегося между ними разговора, просила несколько раз о встрече… И каждый раз получала отказ. Корней предпочитал рубить быстро и без тянущихся ниток. Илона надеялась на другое. И бесилась, конечно же… Любая бесилась бы, как мягко не рви, если для нее это — неожиданность.

Наверное, надеялась, что он отреагирует хоть как-то, но Корней не бросился ни оправдываться, ни спорить. Стоял за дверью и просто смотрел, как Илона отступает, открывает шире, впускает его в квартиру…

— Чай, кофе, что покрепче? Или быстрый секс, пока симбиоз барби и бэмби в слезках собирает шмотки?

Илона говорила, закрывая дверь за их спинами. Потом обернулась, улыбнулась в ответ на еще более хмурый взгляд Корнея. Любая другая чувствовала бы, что не стоит… А эта как с цепи сорвалась. Хотя, кажется, действительно сорвалась. Иначе не творила бы то, что творит.

— Зачем ты к ребенку полезла, Илона?

— К ребенку? — потянулась к губам, выражая крайнее удивление и взглядом, и тоном, и жестом, покачала головой, меняя «характер» улыбки на язвительный… — Так ты ее удочерить решил, что ли? Или это у тебя совсем крыша поехала? Так ты не так стар, чтобы в папика играть, Корней. Расслабься…

— Ты думаешь, я буду слушать, как ты ёрничаешь?

— А какой у тебя выбор, Корней? Это ты ко мне пришел… Зачем-то… Я-то так… Развлеклась немного…

Пожав плечами, Илона обошла мужчину, направилась в сторону кухни, оглянулась на пороге, подмигнула… Знала, что злит еще сильней. Знала и получала удовольствие.

Спокойно ставила чайник, будто не чувствуя сверлящего спину взгляда мужчины, насвистывала что-то себе под нос…

— Если ты думаешь, что таким образом докажешь мне, что я был неправ — то ты глубоко ошибаешься. С истеричкой я дела иметь не собираюсь тем более…

На замечание Корнея Илона отреагировала легкой улыбкой… Исключительно для собственного удовольствия достала с полки жестяную банку с чаем, бросила пару листов в заварной чайник, залила кипятком, дальше — две чашки…

— А я не была истеричкой, Корней. Понимаешь, в чем проблема? Это ты делаешь окружающих тебя женщин истеричками…

Изрекла философски, переставила на барную стойку, разделявшую их с Высоцким, сначала чайник на подставке, дальше те самые чашки. Только потом устроилась на высоком табурете, позволяя шелковому халату раскрыться, оголяя ногу до самого бедра… Снова улыбнулась…

— Ты мне скажи для начала, трусишка тебе требования выставила? Ты нахрен ее послал? Не разочаровывай меня, пожалуйста. Сегодня такой хороший день…

— Что с тобой не так, Илона? Мы обсудили все давно. Что за выступления?

— Мы обсудили… — Илона видела, что Корней щурится, но напрочь это игнорировала. Усмехнулась только… Год ведь следила за каждым намеком на эмоцию… На желание… Пытаясь предугадать, подстроиться… А теперь так все равно… Хотя не все равно — хочется в пику. Чтобы так же больно… — Что мы обсудили, Корней? Ты просто приехал и сказал, что мы прекращаем общение. Это было очень похоже на обсуждение. Ты прав. А помнишь, что я спросила? Связано ли это с девчушкой, которая живет у тебя? Я же видела ее… Она сидела под подъездом, когда мы трах*лись. Помнишь? И ты мне ответил, что это связано с тобой. А потом… Что я вижу? Ты выводишь свою маленькую прихоть в люди… И не стесняешься… В рот заглядываешь… Я вдохнуть боялась не так, чтобы не разочаровать ненароком, а эта… Но ладно, о вкусах не спорят, захотелось тебе вот такого — пожалуйста. Но зачем врать было?

— Кто тебе врал, Илона? Тебе лет-то сколько? Я тебе должен объяснять, что люди — не собаки на привязи?

— О да… Ты можешь мне объяснить… Объясни мне, например, зачем я год на тебя потратила? Зачем в глаза заглядывала? Зачем подстраивалась? Зачем училась быть такой, как нужно тебе? Зачем глотала, что ты можешь неделями не появляться? Зачем делала вид, что мне не обидно? А мне ведь обидно, Корней.

— Это моя проблема? Могла не тратить. Никто не заставлял.

Корней знал, что ответ звучит жестоко. Видел, что сделал больно — лицо бывшей любовницы скривилось. Вот только… Жалко не было. Она же поиздевалась над девчонкой, которая отвечать еще не умеет. Значит, заслужила.

— Конечно, не заставлял. Ты вообще не заставляешь. Ты просто… М*дак харизматичный, вот мы… С оленёнком твоим и ведемся…

Илона будто выплюнула, а потом отвернулась, явно злясь на себя за то, что ему так легко удалось сбить с нее маску притворного дружелюбия. Но просто… В душе-то ни черта такого. Только злость и обида. И куча невысказанного, которое Корнею — до лампочки. И никто не поймет ведь, что каждое слово, сказанное девочке, немного адресовано себе.

— Не лезь к ней, Илона. Я тебя предупреждаю. Не лезь.

— А то что будет, Корней Владимирович? Что вы сделаете? Руку на женщину не поднимете. Проблемы мне не устроите. Вы же благородный… На машине собьете что ли?

— Ты дура совсем? — не выдержав, Корней перебил, глядя так, что даже Илоне захотелось поежиться. Хотя казалось бы… Столько знакомы. Так изучен… — Не подходи близко к моему дому и к Ане. Оставь меня в покое. Помедитируй, дзен познай, смирись. Я не клялся тебе в пожизненной верности. Под венец не вел. Не изменил. Не обманул. Так какого хрена ты мне мстить взялась? Она же не может ответить, ты это понимаешь? Ты какого хрена через нее?

— Да потому что тебе все равно!!! — Илона сорвалась. Стукнула кулаком по столу, заставляя чашки откликнуться бренчанием. Вскочила с табурета, уперлась кулаками в мраморную поверхность столешницы, посмотрела на Высоцкого так зло, как не смотрела никогда. Возможно, и ни на кого тоже не смотрела. — Тебе до всех все равно! До меня. До олененка этого сраного. Мне ее пинать приятно было, по твоему? Это как котенка избивать. Но я же видела, что каждое слово отзывалось! И это не я ее жалеть должна! Это ты должен!