Позывной «Пантера»

– Кое-какими сведениями мы уже располагаем, да и сам могу обрисовать довольно точно. У нас в Орехове копия такой школы – сейчас она под складом в какой-то фирме. Небольшой холл, центральная лестница, сплошной коридор, по обе стороны классы. Первый этаж копирует второй. Или наоборот. Есть подвал, туалеты, а так больше ничего примечательного. В нашем случае классы, разумеется, переоборудованы под казармы. Исходя из численности личного состава ОМОНа, в каждом классе «учатся» четыре-пять ментов. Думаю, внутри постоянно дежурит пара дневальных-часовых: один в холле, скорее ближе к лестничному маршу, второй этажом выше. «Нижний», естественно, охраняет еще и вход в подвал.

«Хорошо, – покивал Сергей, допив крепленый кофе, – давай дальше». И как только Гриша закончит докладывать, наступит пора Марковцева. Пора, похожая на ночь, непроглядная, но все же имеющая где-то маленький просвет; найти его означало решение задачи по разработке плана диверсионного акта.

– Главное, – повторился Подкидыш, – это грамотно налаженная караульная служба ОМОНа.

Любой российский ОМОН в Чечне уделяет собственной охране одну из главных ролей. Кое-где это и вышки, обшитые бронированными листами, с бойницами – оттуда ведут круглосуточное наблюдение, каждый за своим сектором обстрела, пулеметчики. Это и укрепленные бетонные блоки, из-за которых выглядывают стволы БТРов, и спутанные кольца колючей проволоки или «егозы».

Так охраняется многоэтажное здание правительства и администрации главы Чеченской республики. Здание капитально, под «евро», отремонтировано, в окнах бронированные стекла, воздух кондиционированный, стоит в пятидесяти-шестидесяти метрах позади подразделений комендантской роты. Обнесено бетонным забором, в глубине бывшей грозненской промышленной зоны; ночью, при закрытых жалюзи, исходит слабым светом.

Кроме Центральной военной комендатуры, в заводских корпусах разместились военная комендатура и временный РОВД Ленинского района, подразделения Минобороны, МВД, ФСБ, МЧС и Минюста.

Грозненский ОМОН охранял себя поскромнее, но, по словам Гриши Найденова, гарантированно и капитально. Чеченцы окружили свою базу двумя вышками на железных опорах, с бойницами. Одна в десятке метров от западного угла центрального здания (школы), другая отстоит на двадцать метров от восточного угла того же сооружения. Оба часовых, находящихся на вышках, видят друг друга не только днем, но и ночью, – не боясь демаскировки, с наступлением темноты омоновцы включали в огороженной «колючкой» зоне прожектора. Одновременно они видели остальные четыре поста. Восточный видел двух караульных у центрального входа, а те, в свою очередь, могли наблюдать его. Он же отлично различал часовых, несших службу на юго-западном углу здания и северном – это задняя часть школы. Он постоянно находился в поле зрения часового на западной вышке, а последний мог наблюдать караульного у юго-западного угла и часового у бывшего склада, второго и последнего здания базы грозненского ОМОНа.

Караульная служба была налажена как светящийся объект, сигнализирующий себе и остальным. Погаснет огонек – тревога. Убирать такую ораву караульных можно было только разом, бесшумно, разумеется, но никак не по одиночке или парами.

Конечно, грозненский ОМОН не всегда нес усиленный вариант караульной службы. Скорее всего, дополнительные посты выставлены на эти три-четыре дня, позже число караульных вряд ли превысит четыре человека, поубавится иллюминации на базе.

Другая подлость, думал Марк, внимательно слушая Подкидыша, – это приличные расстояния между караульными – в ряд их не выстроишь. И по часам не начнешь: нагнется один караульный почесать пятку, а снайпер вовремя не снимет его, – получи тревогу и сотню вооруженных омоновцев. О штурме речь вообще не шла, лишь о диверсионном акте.

Разом снять часовых – вот первая и главная задача, над которой бился сейчас Марковцев, рассеянно принимая от Скумбатова вторую чашку с крепленым напитком. Снять мгновенно минимум шесть человек.

Вроде бы все просто: совпала секундная стрелка на часах у каждого снайпера – и огонь: выстрел в одного и, мгновение спустя, в другого; для таких опытных стрелков, как Скумбатов, Найденов и Марковцев, не составит труда переместить ствол и сделать очередной прицельный выстрел. Цена паузы больше полутора-двух секунд – срыв операции.

Как скоординировать действия трех бойцов, включая командира, которые не могли видеть друг друга в самый ключевой момент? Рации? Это не выход. Один докладывает о благоприятном моменте, а двое других не могут произвести выстрел. Двое готовы, но у третьего заминка с клиентом.

Нередко диверсанты, готовясь к боевой операции, выезжают на место. Так действуют, к примеру, бойцы морского спецназа. В их обязанности входит работа с агентурой в приморских населенных пунктах вероятного противника, чтобы в день «икс» захватить и уничтожить стратегически важные объекты противника. Отвечая за конкретную страну, диверсанты нелегально отправлялись в зону своей ответственности для изучения объектов, которые планировалось захватить или уничтожить.

Марку просто необходимо было взглянуть на объект. Порой решение приходит внезапно, глаза вырывают то, чего не замечали на любой самой подробной карте, слайдах и фотографиях.

– Ты говоришь омоновцы на ночь включают прожектора. Зачем им демаскировка? – спросил Марковцев, но ответ на свой вопрос знал. Если российские омоновцы, охраняя здание правительства и администрации главы Чечни, костерят в бога и душу демаскирующий их свет из окон здания, то грозненский ОМОН намеренно освещает свои строения. Один снайпер легко положит половину караульных, но на этом дело и кончится. Они больше боятся не своих, осевших в селениях и периодически спускающихся с гор боевиков, а российских военных. Свои же знали задачи своих, что в любой момент «сотня» готова из «красных» превратиться в «белых».

«Отдельные непримиримые не в счет, – вернулся Марковцев к теме нападения на грозненский ОМОН и его защиты. – Их вычислят и настигнут быстрее, чем они доберутся до своей берлоги, удачно отстреляв по своим».

И Подкидыш одним коротким словом подтвердил выводы Сергея:

– Боятся. Погасят свет – вообще не уснут. Часовые, сколько их ни выставляй, будут пялиться в темноту. Тогда их голыми руками можно передушить.

Да, логика этих нелогичных действий заключалась именно в страхе.

– Говоришь, караульная служба налажена грамотно? – спросил Марк. – Если бы мне поручили охранять этот объект, я бы сделал по-другому, по-русски. Черт с ними – оставил бы количество караульных прежним: шесть, восемь человек, без разницы. Они бы патрулировали объекты, делали обходы, а не сидели в засаде или отведенных для караульной службы местах.

– Вроде пограничных патрулей, – покивал Подкидыш.

– Самый эффективный способ охраны. Малик тут перемудрил, он позволит нам не только вплотную приблизиться к базе, но и расположиться, занять выгодную позицию и ждать столько, сколько потребуется. Но это его дела, забудем. Где ты планируешь поставить машину?

– Там, где мы оставим ее. Здесь, – показал Подкидыш место на карте. – В ста пятидесяти метрах от склада. Он же самый удобный путь отхода. Караульных к тому времени мы почистим. Машину Один-Ноль проверял, говорит, до Ханкалы доедет.

– До Ханкалы всего четыре версты, – сказал Скумбатов.

– От окраины Грозного, – уточнил Найденов.

– Ну шесть, какая разница? По темноте можно и до Гудермеса без проблем доехать.

– Как меняются караульные? – спросил Марк.

– С семи вечера до шести утра, пока действует комендантский час, – каждые три часа. Днем на вышках никого, лишь пара караульных у входа в школу и пара – у склада. Только днем базу не возьмешь – шума много. Тем более на зачистки и плановые рейды выезжает не больше двух третей личного состава. Остальные, надо полагать, находятся в полной боевой готовности. И вообще днем там суета: привозят задержанных, отводят в подвалы, приезжают следователи из УВД и прочая братия.