ППГ-2266, или Записки полевого хирурга
Шрифт:
23 февраля. День Красной Армии — наш военный праздник. Утром сводка хорошая была, поздравления, приказы.
С утра наложили два высоких гипса. Иван Иванович уже сам накладывает, я только немного помогал. Если бы толк от них был, от этих гипсов! Тогда бы усталости не чувствовал, а то утром, пока не разойдешься, голова и мышцы — как ватой наполнены…
В одиннадцать часов в перевязочную заявилось начальство. Я в фартуке, руки в гипсе. Комиссар ПЭПа, Хаминов, Зверев. Я встревожился:
— Что-нибудь случилось?
— Товарищ военврач третьего ранга! Командование
Вот уж никак не ожидал! Да за что? Что половина газовых умирает, что лежат иногда по три дня неперевязанные?
Я сказал: «Спасибо». Он поправил, шутя:
— Служу Советскому Союзу, нужно говорить… Ну, мы пошли, работайте… До свидания!
После этого все разглядывали новые часы. Хорошие карманные часы. Первого часзавода, на шестнадцати камнях, с надписью… И кстати: прежние мои уже совсем плохо ходят.
Приятно… Если бы еще раненые не умирали, да фронт сдвигался, совсем бы жить можно…
В двенадцать в перевязочную привезли высокого парня, белокурого, широколицего, курносого. Фанерная шина на левом предплечье.
Усадили. Развязали. Он морщился от боли и упрашивал делать осторожно.
— Насилу дождался госпиталя, перевязки. Так болит, так болит…
Смотрю. Есть причина болеть. Слепое, осколочное ранение предплечья, с повреждением кости. Сильный отек, кожа лоснится, даже пузырь в одном месте. Газовая. Несомненно. Но процесс еще не пошел выше локтя. Значит, это пока не очень опасно. Разрезы должны помочь, а уж ампутация — наверняка спасет.
— Давно ранен?
— Два дня назад…
— Кто по профессии?
— Ветеринар… Ветеринарный фельдшер.
— Что же тебе, коллеге, обработку не сделали в МСБ?
— Очень там загрузка была большая, стеснялся просить… Уступал другим очередь… А потом эвакуация подвернулась, думал, в госпитале у хирургов посвободнее. А ехать без малого сутки… Заносы страшные на дорогах. Еле дождался…
Подумалось: «Хороший парень… Эйфория у него возбужден, говорит много…» Посмотрел температуру на карточке — 39,7°! Пульс очень частый, но хорошего наполнения.
— Сейчас сделаем тебе операцию… Не бойся — пока разрезы, не ампутацию… Тамара! Наркоз.
— Тамара за кровью уехала на станцию, сейчас Аня освободится.
Аня не очень опытна. Здесь нужно хорошо распрепарировать мышцы предплечья. А что, если сделать проводниковую анестезию — новокаин в нервы плечевого сплетения? Полное обезболивание на час или больше, делай что угодно с рукой — и никаких осложнений. Пробовал эту анестезию в Череповце раз пять — где мне больше? Хорошо получалось для сложных флегмон кисти и предплечья… Нужно ее осваивать на войне.
— Зоя, будет проводниковая анестезия. Набери двухпроцентного новокаина в десятиграммовый шприц… Да, полный.
Усадил его, как полагается по методике, с оттянутой вниз и назади рукой, повернул голову вправо и попросил Аню постоять около, зафиксировать положение. Шприц готов. Перчатки, йод, длинную иглу… Вколол ее в надключичной ямке. Немножко новокаина, иглу глубже, дотянул поршень обратно — нет ни воздуха, ни крови: значит,
ни в сосуд, ни в легкое не попал. Все три наши врача стоят вокруг, смотрят, как я это делаю: интересно — новая методика.Ввожу два кубика. Еще раз проверяем на воздух и кровь. Подождал секунд двадцать.
— Еще три кубика… нужно осторожно…
И вдруг вижу, парень начинает валиться. «Обморок, вот какой слабый…»
— Держите его!
Вынул иголку, подхватил уже совсем расслабленного. Лида — руку на пульс.
— Пульса нет!
— Кладите на стол скорее! Иван Иванович!
Иван Иванович подбежал, схватит, как маленького, и положил на стол… Я тоже за пульс — нет! Дыхание — редкие отдельные вздохи.
— Кофеин! Искусственное дыхание! Да я сам…
Начал делать искусственное дыхание: руки — за голову, на живот, снова за голову, на живот…
— Обнажайте вену в паховой области. Скорее, Лида, без асептики… скорее, он же умирает!!
На секунду приник ухом к груди. Не слышу, ничего не слышу… Умер! А может просто такие слабые сокращения, что от волнения не слышу. Может?
В этот момент вошел Бочаров. С ходу включился, быстро обнажил артерию на бедре, начали нагнетать кровь, одну ампулу, другую… Потом Бочаров послушал трубкой сердце и выпрямился.
— Прекратите. Он мертв.
Все замерли. Стало совершенно тихо. Бочаров пошел к двери, бросил на ходу:
— Потом расскажете… не сейчас…
Вот и все. Лежит мертвый человек на столе, руки вяло свесились. Уже не нужно операции, не нужно анестезии. Убил человека…
Но я же… хотел спасти. «Мало ли что, хотел… Под другим наркозом — был бы жив». Если бы не умер от газовой… «От такой ограниченной — не умер бы, ты знаешь». Знаю. «И вообще: каков твой актив? Раны заживают сами собой. Природа. А ты только суетишься около. Многих ли ты реально спас?»
— Да, много ли?
— Что вы сказали, Николай Михайлович?
— Так, ничего… Я, наверное, пойду пройдусь. Вы начинайте перевязки. Да-да.
В коридоре у нас стоит шкаф с нашей одеждой. Пойду надену валенки.
«Нужно с этим кончать. Нельзя убивать людей. Защитников… нет, вообще людей».
Около стола — большая коробка с ампулами морфия. Она открыта, потому что часто используем. И шприцы в антисептическом растворе тут же. Заслонился спиной от всех, взял горсть ампул, сунул в карман, взял шприц. Боюсь, что кто-нибудь заметил. Хотя они все отводят от меня глаза, им неловко на меня смотреть, как на преступника…
Вышел в коридор, переобулся в валенки. Лида вышла за мной.
— Только не утешать!
— Ты что-то взял…
— Ничего не брал. Отстань от меня…
Перепрятать ампулы. Суну их в валенок, там портянки, не провалятся. И шприц.
— Ничего у меня нет.
Вот она, оказывается, какая улица днем! Я, кажется, ее не видел очень давно. На работу — темно, с работы — ночь, обедать — спустился в подвал, там окна заделаны фанерой выше роста…
Чудный день… Мороз, а солнце уже весеннее. Ребятишки на санках катаются, как и раньше. Давно не видел ребятишек, с Егорьевска… Когда приехали в Калугу, их не было.