Прах (сборник)

– Значит, такова моя судьба, – сухо отозвалась старуха. Она была занята тем, что аккуратно заворачивала в обрывок полотенца последние остатки еды – сушеную рыбу и лепешку. – Так и живу. На зиму заготавливаю дрова. Печка работает исправно. Все щели затыкаю тряпками. Повешу новый полиэтилен на окна. За спичками и мукой хожу в поселок. Жаль, дверь сломали, но как-нибудь справлюсь.

– А продукты? А чистая вода? Ведь от такой жрачки ноги в ласты склеишь, – возразил Илья, указав на пыльную банку с сушеными ягодами.

– Так не всегда было. Когда мои ноги были здоровы, я ставила силки на птиц, ходила на море рыбачить. В лесу можно было найти яблоки, орехи с грибами… Воду я беру из родника, он не замерзает даже зимой.

Она положила сверток с нехитрой снедью на край замусоленного стола:

– Это тебе.

Илья повернул голову, нахмурившись:

– Я не очень понимаю, чем заслужил такое гостеприимство.

Он медленно зашагал по комнате, внимательно разглядывая уныло-нищенский интерьер помещений.

– Наша встреча не случайна, – глухо произнесла Наталья, но Труднов ничего не ответил. Он вновь остановился возле фотографии с девочкой, прилепленной к стенке. Наклонился вплотную, так, что кончик его носа буквально касался исцарапанной поверхности карточки.

Заметив, как он разглядывает фотографию, Наталья плотно сжала губы, прижав руки к обвислой груди.

– Кто эта девчонка? – негромко поинтересовался Илья. – Твоя дочь?

– Да.

Он не видел, как заблестели от влаги глаза старухи.

– Что с ней? Где она сейчас? – настойчиво произнес он.

Ответом было угрюмое безмолвие, и Илья развернулся лицом к пожилой женщине.

– Почему ты молчишь? Она мертва?

– Можно сказать, что да.

Беглый зэк обхватил виски руками, устало прикрыв веки.

– Тебе плохо? – без особого сочувствия спросила Наталья.

– Я не знаю. Я не могу понять, что со мной.

Открыв глаза, Илья неожиданно сказал:

– Стоп. Только ничего не говори. Но… Мне кажется, что я знал ее. Как ее звали?

– Аяна.

– Аяна, – прошептал Илья, покачнувшись. Его обветренные губы беззвучно зашевелились, будто он вновь и вновь повторял редкое имя, как если бы пробовал его на вкус.

Сделав еще пару шагов, он с удивлением воззрился на крошечный домик из розового пластика, притулившийся в углу настенной полки. Он осторожно взял его в руки и, приподняв съемную крышу, с изумлением рассматривал домашнюю утварь – миниатюрную кроватку, коврик, шкафчик, комод с блеснувшим кружком зеркала…

– Это что?

– Положи на место, – холодно потребовала Наталья, и что-то прозвучавшее в ее голосе заставило Труднова безропотно подчиниться. Он убрал игрушку на место и с безразличным видом сунул руки в карманы.

– Давай лучше поговорим о тебе, – смягчила тон старуха. – Что ты собираешься делать?

– Тебе так важно это знать? Какое тебе дело до меня, баба Наташа?

Она пожала плечами, и в воздухе повисла тягостная тишина.

Илья невидяще смотрел в заклеенное полиэтиленовой пленкой окно, мысли тяжело и неуклюже ворочались в уставшем мозгу, будто куски льда при стремительном половодье.

– Я ведь неспроста тебя об этом спросила, – прервала молчание Наталья. – А знаешь почему? Да, ты резкий и жестокий. Да, ты подонок, потому что поднял руку на нищую старуху – это я о себе. Ты груб, как зверь. Но я не верю, что ты сумасшедший и больной зверь. Я не верю, что ты насиловал тех несчастных женщин и глумился над их мертвыми телами.

– И что с того? Для всех я маньяк и убийца. Мне от твоих слов ни тепло ни холодно, – сказал Илья, и голос словно треснул, как лобовое стекло от попавшего камушка. – От твоего мнения что-то изменится?

– Может быть, – тихо произнесла она. – Может быть, Илья.

«Она впервые назвала меня Ильей, а не этим идиотским «Ильюша», – пронеслась у беглеца мысль.

– Ладно. Все равно это ничего не меняет, – подытожил он. – Знаешь что? Мне чихать, поверишь ли ты мне или нет, но…

Труднов прокашлялся, словно подбирая нужные слова.

– Сколько сейчас времени? У тебя есть часы? – внезапно задал он вопрос, и Наталья полезла в засаленный карман.

– Половина восьмого. Куда-то спешишь?

На небритом лице зэка заиграла кривая улыбка:

– Видишь ли, я не знаю того человека, который устроил перестрелку на дороге. Кто он? Его смертельно ранили, но он успел мне сообщить, что в девять вечера у моря будет ждать лодка. Там, где остатки причала. Как далеко до причала? Я знаю, что море неподалеку.

– Выйдешь наружу, все время держись правее. Выйдешь на дорогу, она тут одна. Перейдешь трассу, увидишь тропу на холм. Оттуда до причала десять минут пешком. На все уйдет максимум полчаса, – ответила Наталья, стараясь скрыть охватившее ее волнение.

Илья поднял голову, и она была поражена, увидев смятение в его глазах.

«Нет, – поправила она себя. – Это не смятение. Это страх».

– Я не знаю, кто меня там будет ждать, – сказал он глухо. – Я не знаю, кто мои родители и где живут. Я понятия не имею, кто я такой.

Глубоко вздохнув, он добавил еще тише:

– И я не знаю, как так получилось… Как получилось, что меня обвинили во всем этом беспределе, из-за которого я оказался за решеткой. Потому что я ничего не помню. Ты веришь мне?

Старуха долго молчала, затем со вздохом ответила:

– Это не имеет никакого значения.

– Знаешь, я часто вижу сны, – произнес Труднов. – И в этом сне я все время оказываюсь в холодном озере… Я захлебываюсь и камнем иду на дно. А потом меня кто-то спасает…

– Ты тонул в детстве?

Илья неуверенно пожал плечами:

– Я не помню. Наверное.

Из комнаты, где находился Роман, раздался шорох, и вслед за ним невнятное бормотание.

– Я проверю Рому, – словно извиняясь, сказала она Илье и, ковыляя, засеменила из кухни.