Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением. Методика "семь радикалов"

Широко известно эпилептоидное ханжество. Обусловленные их глубинной мизантропией подозрительность, недоверчивость, склонность во всем (даже в самых возвышенных поступках) видеть корысть, неверие в человеческую порядочность, с одной стороны, полностью девальвируют в их глазах понятия нравственности, а с другой — развязывают им руки в плане использования моральных норм для устрашения окружающих. Мораль воспринимается эпилептоидами как дубина, которой они всегда готовы взмахнуть, чтобы устранить соперников. Эпилептоиды любят сплетни (и порождать, и выслушивать), не гнушаются и клеветой.

К качествам эпилептоидов, связанным с накоплением и застоем возбуждения в их нервной системе (см. «общую характеристику»), относятся также азартность, склонность к запойному пьянству и садомазохизму в сексуальных отношениях.

Эпилептоид если не игрок, то болельщик. Страстный, безудержный, заранее готовый на жертвы (в т. ч. среди мирного населения). Эта тема не раз обсуждалась в мировой литературе и СМИ.

Отношение эпилептоида к алкоголю непростое. Органические изменения в нервной системе, лежащие в основе эпилептоидности, значительно снижают его способность справляться с алкогольной (как и любой другой) интоксикацией. Эпилептоиды жестоко страдают после употребления спиртных напитков (к слову, так же страдают они от резкой перемены погоды, атмосферного давления и т. п.). Поэтому в большинстве случаев они либо совсем отказываются от их приема, либо ограничиваются слабоалкогольной продукцией. Ситуация меняется, когда эпилептоид чувствует приближение приступа гнева, агрессии. Тогда, чтобы избавиться от неприятных переживаний, он начинает «глушить» себя крепким алкоголем. При этом алкоголь выступает в роли лекарства. «Лечение», соответственно, также имеет приступообразный — запойный — характер.

Садомазохизм, являющийся характерным стилем сексуального поведения эпилептоидов, коренится в их стремлении пощекотать себе «застоявшиеся» нервы, а также в жгучем желании поиграть с партнером (партнерами) в любимую игру «сильный-слабый», с переживанием абсолютного психического и физического превосходства (сексуального господства) или абсолютной зависимости (сексуального рабства).

Еще одним небезынтересным качеством, сопряженным с эпилептоидный радикалом, является гомосексуализм. Не вдаваясь в подробности этого многогранного социального явления, скажем, что, несмотря на горячие призывы и выступления его сторонников и защитников, гомосексуализм никак нельзя признать вариантом поведенческой нормы.

Разумеется, это не болезнь (по крайней мере, в большинстве случаев). Так же как не является болезнью эпилептоидность. Однако следует констатировать, что гомосексуализм приводит к дегенерации. В буквальном переводе «дегенерация» означает «отсутствие следующего поколения», иными словами, неспособность оставить потомство. Кто же будет спорить, что гомосексуалисты — дегенераты (не в ругательно-бытовом, а в социально-биологическом смысле). Так что поощрять гомосексуализм, потворствовать ему экономически, морально, на взгляд автора, не следует.

Создается впечатление, что гомосексуализм — мягкая, гуманная форма удаления из социума «избытка» эпилептоидности. Своеобразный клапан, через который уходит лишний пар, чтобы котел не взорвался. При этом индивидуум, сексуальное влечение которого направлено на лиц одного с ним пола, не лишается возможности прожить насыщенную событиями и эмоциями жизнь, оставить после себя плоды своего труда, творчества... Но генетическая линия, несущая мощный заряд эпилептоидности, на нем прервется.

Итак, уважаемые коллеги, мы познакомились с качествами поведения, обусловленными легким, не достигающим уровня болезни, органическим изменением головного мозга. Надеюсь, вы оценили диалектику природы — стоит избавиться от части нейронов, как сразу приобретаешь массу полезных свойств: аккуратность, чистоплотность, организованность, стремление структурировать хаос, способность овладевать тонкими технологиями, смелость, решительность... Конечно, у каждой медали две стороны. Разговор о диалектическом единстве и борьбе противоположностей мы продолжим в следующем разделе.

Но вначале, для закрепления пройденного, вот вам пример из автобиографической книги князя Кропоткина «Записки революционера»:

«Действительным начальником училища был... француз на русской службе полковник Жирардот... Нужно представить себе... человека, не одаренного особенными умственными способностями, но замечательно хитрого; деспота по натуре, способного ненавидеть — и ненавидеть сильно — мальчика, не поддающегося всецело его влиянию... Печать холода и сухости лежала на губах его, даже когда он пытался быть благодушным... По ночам... он до позднего часа отмечал в книжечках (их у него была Целая библиотечка) особыми значками, разноцветными чернилами и в разных графах проступки и отличия каждого из нас. Игра, шутки и беседы прекращались, едва только мы завидим, как он, медленно покачиваясь взад и вперед, подвигается по нашим громадным залам... Одному он улыбнется, остро посмотрит в глаза другому, скользнет безразличным взглядом по третьему и слегка искривит губы, проходя мимо четвертого. И по этим взглядам все знали, что Жирардот любит первого, равнодушен ко второму, намеренно не замечает третьего и ненавидит четвертого. Впечатлительных мальчиков приводило в отчаяние как это немое, неукоснительно проявляемое отвращение, так и эти подозрительные взгляды. В других враждебное отношение Жирардота вызывало полное уничтожение воли... Внутренняя жизнь корпуса под управлением Жирардота была жалка. Во всех закрытых учебных заведениях новичков преследуют... Но под управлением Жирардота преследования принимали более острый характер, и производились они... воспитанниками старшего класса — камер-пажами... он предоставлял старшим воспитанникам полную свободу, он притворялся, что не знает... о тех ужасах, которые они проделывают... В силу этого камер-пажи делали все, что хотели... любимая игра их заключалась в том, что они собирали ночью новичков в одну комнату и гоняли их в ночных сорочках по кругу, как лошадей в цирке. Одни камер-пажи стояли в круге, другие — вне его и гуттаперчевыми хлыстами беспощадно стегали мальчиков. "Цирк" обыкновенно заканчивался отвратительной оргией на восточный лад... Полковник знал про все это. Он организовал замечательную сеть шпионства... Целых двадцать лет Жирардот преследовал в училище свой идеал: чтобы пажики были тщательно причесаны и завиты... За одно все-таки следует добром помянуть Жирардота. Он очень заботился о нашем физическом воспитании. Гимнастику и фехтование он очень поощрял. Я ему обязан за то, что он приучил нас держаться прямо, грудь вперед... Я ... имел склонность горбиться. Жирардот..., проходя мимо стола, выпрямлял мои плечи и не уставал делать это много раз подряд».

Задачи.

Эпилептоиды хорошо справляются с рутинной, неспешной работой, требующей аккуратности и точности, внимания к мелким деталям.

Они — замечательные часовщики, токари, слесари, парикмахеры, краснодеревщики и ювелиры (если в характере присутствует еще и эмотивный радикал), хирурги... вообще — технологи, мастера-ремесленники.*

*Профессионализм в любом деле невозможен без эпилептоидно-сти, поскольку что такое «профессионализм», как не внимание к технологии во всех ее мельчайших деталях?

Вы в легком недоумении. «Хирурги — эпилептоиды? — спрашиваете вы. — А как же любовь врача к людям?».

Увы, дорогие мои коллеги, автор честно предупреждал, что с некоторыми стереотипными взглядами вам придется расстаться. Хорошие хирурги, как правило, наделены выраженным эпилептоидным радикалом. Они придирчивы и требовательны к своим помощникам, они грубоваты, резки во взаимоотношениях, не любят «пускать слюни», избегают подолгу беседовать с больными. Зато они точны в движениях, чистоплотны и уж наверняка не забудут свой инструмент в теле пациента. Кстати, хорошие медицинские сестры, нянечки — тоже эпилептоиды.

Никто так аккуратно не сделает укол, не перестелит вовремя постель, не даст нужное (а не первое попавшееся под руку) лекарство, не наладит капельницу, не уберет в палате и т. д., как эпилептоид. У него все наготове, все в рабочем состоянии. А вы представляете себе, как это важно в больнице, где порой в борьбе за жизнь человека счет идет на минуты, на секунды!

Заметьте, все это он сделает не из милосердия, а из... брезгливости к нечистоте, к непорядку, к недисциплинированности, к нефункциональности. Кроме того, эпилептоид, беря под свою опеку существо очевидно слабое, неспособное конкурировать с ним за место под солнцем, инстинктивно начинает защищать его (каждый знает, с каким административным восторгом, с каким удовольствием по-эпилептоидному строгая медсестра не пускает к больному его близких, родственников).

Эпилептоиды — воины, бесстрашные и самоотверженные. Но не спешите, мои истероидно-эмотивные друзья, коллеги, заглядывать к ним в душу, когда они выходят на тропу войны. Не инфантильный восторг прекраснодушного патриота найдете вы там, а мрачную темную злобу, ненависть ко всему живому и, прежде всего, к агрессору, покусившемуся на святое — на собственность эпилептоида.

Эпилептоиды — контролеры. Божьей милостью! Их хлебом ни корми, лишай премии, угрожай внесудебной расправой, а они будут стоять непоколебимой стеной на пути нарушителей установленного порядка и правил, с особым удовольствием классифицируя этих самых нарушителей на «злостных» и «не злостных».

Лучшие вахтеры, налоговые инспекторы, таможенные досмотрщики и т. п. всех времен и народов — эпилептоиды. Да будь вы другом их детства, их шурином или зятем, их матерью, сестрой или любовницей — они все равно не пропустят вас на охраняемый объект без соответствующего разрешительного документа, не простят вам огрехов в документировании ваших доходов, заглянут вам — с целью проверки — туда, куда и мама родная не заглядывала.

Вот она — диалектика. Во всей красе. Получается, что для человеческого общества защита и подспорье во многих полезных делах, подчас — самое спасение, исходит от человеконенавистников...