Практическая магия

Когда же она наткнулась в чулане у Бена на несколько пар наручников, которые он часто использует для своих представлений, кубиков льда уже оказалось недостаточно. Понадобилось выйти во двор, включить шланг для поливки огорода и окатить себя водой с головы до ног. Мысль о том, для чего эти наручники могут пригодиться Бену в постели, жжет Джиллиан, как огонь. Жаль, что она не видела его усмешку, когда он вошел в спальню и обнаружил, что она оставила их на комоде, — впрочем, он понял намек. В ту же ночь он не забыл положить ключ от наручников подальше, туда, где его не достанешь с кровати. Он не отпускал ее так долго, что ее после всю ломило, и все же у нее даже мысли не было попросить его остановиться.

Желания, чтобы он остановился, у нее не бывает никогда, в том-то и дело, как раз это ее и беспокоит, потому что до сих пор всегда бывало наоборот, даже с Джимми. Это мужчина всегда пылал к ней страстью, и ей так нравилось. Потому что, когда ты сам хочешь кого-то, ты оказываешься в его власти. Ведь до чего дошло — в один прекрасный день чувства, которыми обуреваема ныне Джиллиан, побудили ее явиться прямо в школу, где Бен занимается подготовкой своей аудитории к началу учебного года. Она не в силах ждать, когда он придет домой, не в силах дожидаться ночи и спальни и закрытых дверей! Она бросается к нему на шею и говорит, что хочет его сию минуту. На этот раз искренне, иначе, чем говорила Джимми. Так искренне, что не помнит даже, чтобы когда-нибудь говорила те же слова кому-либо другому. На ее взгляд, по крайней мере, — не говорила.

Ни для кого в школьном округе не тайна, что про­исходит между Беном и Джиллиан; новость об этом разнеслась по окрестности со скоростью лесного по­жара. Даже школьный вахтер и тот поздравил Бена с удачей. За этой парой наблюдают соседи, ее обсуждают за стойкой бара «У Бруно». Собаки провожают их по пятам, когда они выходят погулять; к полуночи на зад­ний двор к Бену стягиваются кошки. Каждый раз, как Джиллиан садится с секундомером на валун у водохра­нилища засекать время, пока Бен бегает трусцой, из прибрежного ила выползают лягушки и заводят свой монотонный гортанный концерт, так что, когда Бен, набегавшись, подходит помочь ей слезть с валуна, он должен переступать через скопище влажных, малень­ких серо-зеленых тел.

Когда они где-то бывают вдвоем и Бену случайно встретится кто-нибудь из его учеников, он делается серьезен и заводит разговор о прошлогодних выпускных экзаменах, о новом оборудовании, которое собирается установить в лаборатории, или об окружной олимпиаде по естественным предметам, которая состоится в октяб­ре. Девочки из тех классов, в которых он вел уроки, не­меют в его присутствии и внимают не дыша; мальчики слишком заняты тем, что пожирают глазами Джиллиан, и потому пропускают его слова мимо ушей. Зато Джил­лиан — слушает. Ей нравится, когда он рассуждает на на­учные темы. Он углубляется в биологию клетки, и от этого ее тянет к нему с такой силой, что хоть плачь. Он упомянет поджелудочную железу или печень, и она с трудом удерживается, чтобы не расцеловать его прямо при всех. Он такой умный, что нет сил, но для Джилли­ан главное не только в этом — он и с нею ведет себя, как с умным человеком. Как с человеком, которому понят­но все то, о чем он толкует, и — чудо из чудес! — ей действительно понятно. Впервые до нее доходит, в чем разница между веной и артерией. Ей уже известны все жизненно важные органы, — мало того, она не затруд­нится назвать, каковы функции каждого из них, и уж тем более как каждый расположен в человеческом теле.

Настает день, когда Джиллиан, сама себе поража­ясь, едет в местный колледж и записывается на два учебных курса, которые начинаются с осени. Ей еще неизвестно даже, будет ли она здесь в сентябре, но если все-таки задержится, то намерена посещать занятия по биологии и почвоведению. Поздно вечером, возвратясь домой от Бена, Джиллиан заходит к Антонии и бе­рет у нее на время учебник по биологии, часть первую. Она читает про кровяные тельца и строение скелета. Водит пальцем по схеме, изображающей пищевари­тельную систему. Когда доходит до главы о генетике, зачитывается на всю ночь, так и не ложась спать. Ее захватывает и увлекает та мысль, что при становлении человеческой личности существует последовательный ряд возможностей, имеющий протяжение во времени. Портрет Марии Оуэнс, висящий над кроватью Кайли, представляется ей теперь точным и ясным, как матема­тическое уравнение; подчас, глядя на него вечером, Джиллиан ловит себя на том, что словно бы смотрится в зеркало. А как иначе, думает она в таких случаях. Ма­тематический расчет плюс вожделение — и вот вам в сумме твоя персона. Только сейчас она способна оце­нить тот факт, что получила в наследство серые глаза...

Теперь при виде Кайли, до того на нее похожей, что посторонние принимают их за мать и дочь, Джилли­ан по-настоящему ощущает кровную связь. В чувстве, которое она испытывает к Кайли, поровну от науки и от любви; она готова сделать для племянницы все на све­те! Лечь ради счастья Кайли под колеса грузовика, от­дать несколько лет своей жизни. А между тем Джилли­ан в такой мере поглощена Беном Фраем, что при всей своей любви не замечает, что Кайли с ней почти не раз­говаривает. Она и не подозревает, что с того времени, как в ее жизни возник Бен, у Кайли такое ощущение, будто ее использовали и бросили, и это вдвойне обидно после того, как во время бури, разразившейся в день ее рождения, она стала на сторону тети против матери. Правда, и Джиллиан в свою очередь была тоже на ее стороне и только она одна в целом мире обращается с нею как со взрослой, а не с грудным младенцем, но все равно Кайли не покидает чувство, что ее предали.

Втайне от всех Кайли пустилась на мелкие пакости, более в духе зловредной Антонии. Сыпанула своей те­те в туфли табачного пепла — пусть покрасуется зама­рашкой с грязными ногами, еще и клею капнула туда же для верности. Вывалила в сток ванны баночку тун­ца в собственном соку, после чего Джиллиан выкупа­лась в масляной воде с таким сильным рыбным запа­хом, что на него, впрыгнув в открытое окно, сбежались четыре бродячих кота.

— Что-нибудь не так? — спросила однажды Джилли­ан, поймав на себе враждебный взгляд племянницы.

— Не так? — Кайли похлопала ресницами. Она зна­ла, какой невинный вид умеет напустить на себя, когда захочет. Прикинуться пай-девочкой, какой была ког­да-то. — С чего это ты взяла?

В тот же вечер Кайли заказала с доставкой на дом по адресу Бена Фрая пять штук пицц с анчоусами.

Жить, затаив в душе злобу, было противно, она хо­тела бы радоваться за Джиллиан, честное слово, да все как-то не получалось, покуда в один прекрасный день ей не довелось увидеть, как Джиллиан с Беном идут вдвоем мимо здания школы. Кайли в это время на­правлялась с полотенцем через плечо купаться в город­ской бассейн, но при этом зрелище остановилась как вкопанная на тротуаре перед домом миссис Джеруши, хотя миссис Джеруши, как известно, только ступи но­гой к ней на газон, напустится на тебя с огородной кишкой и держит злобного кокер-спаниеля, суку-ме­далистку по кличке Мэри-Анн, которая жрет воробуш­ков, пускает слюни и хватает за лодыжки маленьких детей.

В воздухе, окружая Бена и Джиллиан, дрожало бледно-желтое сияние, расходясь во все стороны по улице, поднимаясь над крышами домов. Воздух пол­нился лимонным светом, и Кайли, закрыв глаза, пере­неслась мысленно в сад к тетушкам. Там тоже — сядешь в тень в разгар августовской жары, потрешь пальцами лимонный тимьян, и воздух наполнится таким золоти­стым светом, как будто над тобою роятся пчелы, даже когда на целый день зарядит дождик. В том саду по знойным, безветренным дням легко вообразить себе возможности, сама мысль о которых прежде не прихо­дила тебе в голову. Словно, откуда ни возьмись, вдруг прилетела надежда, опустилась возле тебя и никуда больше не денется, не покинет тебя отныне.

В тот день, когда Кайли остановилась перед домом миссис Джеруши, не только она ощутила присутствие чего-то необычайного в окружающей атмосфере. Ком­пания мальчишек, прервав игру в кикбол, останови­лась, потирая себе носы, пораженная благоуханием, струящимся с плоских крыш. Самый младший повер­нулся и побежал домой попросить у мамы лимонного кекса, разогретого в духовке и намазанного медом.

Хозяйки подходили к окну и, облокотясь на подокон­ник, впервые за много лет вдыхали воздух полной грудью. Они давно и думать забыли о надежде, и вот она явилась, цепляясь за верхушки деревьев, путаясь меж дымовых труб. Когда эти женщины опускали взгляд и видели, как по улице идут в обнимку Джилли­ан с Беном, у них щемило сердце, и они шли с пересох­шим горлом пить лимонад, но, даже осушив целый кувшин, не могли утолить свою жажду.

После этого держать зло на Джиллиан стало трудно, ненавидеть ее, тая обиду, не удавалось вовсе. Чувство Джиллиан к Бену Фраю излучало такую мощь, что масло у Салли в доме постоянно таяло, как бывает всегда, если у вас под крышей поселилась любовь. Бруски масла таяли даже в холодильнике, так что на лом­тики хлеба из тостера его приходилось наливать, а для прочих надобностей — зачерпывать столовой ложкой.

По вечерам, когда Джиллиан на ночь глядя штуди­рует биологию, Кайли, лежа в постели напротив, листает для вида журналы, а на самом деле ведет на­блюдение. Она считает удачей, что может набираться сведений о любви от такой женщины, как ее тетя. Она слыхала, как судачат люди, и видела: даже те, кто считает своим долгом подчеркнуть, что Джиллиан — дешевка, все-таки ей завидуют. Пусть Джиллиан всего только официантка из «Гамбургеров», пусть у нее от аризонского солнца морщинки по углам глаз и у рта, но это ее полюбил Бен Фрай. Это с ее лица день и ночь не сходит счастливая улыбка.