Правая рука смерти

«Совещание у хозяина», – подумал Брагин и слегка напрягся. Ничего хорошего он не ждал. Время, данное ему, закончилось. Сегодня его могут начать пытать.

– Лена, что там у вас происходит? – спросил он.

– Ничего, – она отвела глаза.

– А что за вопли я слышал ночью?

– Ничего.

Он и так догадался, что кричал Влад. Похоже, его опять заперли, и он пытался выломать дверь. Брагин покрылся холодным потом. «Началось! – подумал он. – Только бы выбраться отсюда живым!»

Не появилась за завтраком и врачиха.

– А где Тамара Валентиновна? – спросил Брагин у Магдалены.

Та молча пожала плечами. Все разговоры в доме прослушивались, везде были натыканы видеокамеры. У Брагина сразу пропал аппетит. «Вот оно, начинается! – напряженно думал он. – Держись, Толя! Держись!»

Надежда была только на Магдалену, а та никак не давала понять, что к побегу все готово. Брагин места себе не находил. Все могло сорваться в любой момент. Не случайно Софья с Ройзеном бегали наверх к начальству. И Влад не случайно орал ночью. И Тамары нет. «Они начали применять к должникам пытки, – напряженно думал Анатолий. – А вдруг они сломают мне руку? Или того хуже, ногу? Тогда мне не дойти…»

– Лена, помоги! – молил он взглядом.

И вдруг та еле заметно кивнула. У Брагина от сердца отлегло. Потом он снова помрачнел: «А вдруг они успеют покалечить меня раньше?» Он вспомнил щипцы в руках у Ройзена. И тут Магдалена сказала:

– Тебя хочет видеть Марк Захарович. Иди.

«Все. Конец». Брагин смотрел на нее умоляюще.

– Надо идти, – заявила она.

Он понял, что иначе его поведут силой. Потащат или даже свяжут и понесут. Надо подчиниться, или, как Влада, запрут в комнате. И тогда уж точно конец. «Я выдержу, – думал Брагин, идя по коридору и стараясь казаться веселым. – Только бы меня не накачали какой-нибудь дрянью…»

…Тамара Валентиновна на самом деле банально проспала. Будильник она уже не заводила и вообще махнула рукой на режим. Этой ночью она вспомнила еще один случай. Молодой мужчина умер от инфаркта. Когда случился приступ, «Скорая» задержалась и его не смогли откачать. Тамара Валентиновна была ни при чем, но получалось, что именно она недосмотрела. На ее участке плохо велась профилактика сердечно-сосудистых заболеваний. Заливаясь краской стыда, она вспомнила стенд у двери своего кабинета, засиженный мухами, с выцветшими рисунками и еле различимым текстом. А надо было привлекать внимание пациентов, приходящих на прием, постоянно его обновлять!

Произошла ужасная вещь: раньше ее профессионализм покоился на незыблемом фундаменте абсолютной уверенности в том, что за всю свою долгую службу медицине она, Тамара, не сделала ни одной ошибки. То есть ни одной, которая привела бы к летальному исходу. Ведь самое страшное для врача не карьериста, не взяточника, а пришедшего в профессию по призванию, по зову сердца, – это смерть его пациента. Не вследствие трагического случая, аварии или бытовой травмы, а смерть во время лечения, осознание того, что человека можно было спасти, а он умер по недосмотру или из-за халатности лечащего врача. Тамара Валентиновна всю жизнь презирала «Леночек», а себя возносила на пьедестал. Он был незыблем. Ее уважали, хотя и не любили. Она считалась среди коллег непререкаемым авторитетом.

Ройзен сначала раскачал этот фундамент, потом ловко выбил из него камешек. А теперь подбирался ко второму. И Тамаре Валентиновне уже многие камни стали казаться ненадежными. Ведь она была уверена на сто процентов, что Наташу вылечили! Девушка вышла замуж, родила детей, здорова и вполне благополучна. И вот ей показали фото надгробного камня на ее могиле. «Покойся с миром…»

Тамара Валентиновна полночи мучилась бессонницей и, разумеется, завтрак проспала. Если раньше она жаждала выяснения отношений с Ройзеном и сама шла на разговор, то теперь она стала бояться. А вдруг?

Это «а вдруг?» не давало ей покоя. Она забилась в свою комнату и с ужасом ждала, когда Ройзен ее позовет. А он все не звал. Чем дольше он не обращал на нее внимания, тем больше она мучилась. «Не хочет меня расстраивать». Она вынуждена была залезть в свои запасы, приготовленные для хозяина дома и его жены, и выпить валерьянку с пустырником. Нервы расшалились. Внезапно дали знать о себе болезни, которые накопились к пятидесяти восьми годам. Закололо в правом боку, подскочило давление, стало двоиться в глазах. Тамара Валентиновна чувствовала себя разбитой. Она уже забыла, зачем сюда приехала. Работа? Какая работа? Момент истины, вот что это такое. Безжалостная нелицеприятная правда…

…Софья Львовна решила воспользоваться разрешением и навестить профессора Ройзена. Настоящего профессора. Хозяина этого дома она со вчерашнего вечера называла безлико: ОН. Просто он.

Не дожидаясь завтрака, Софья Львовна побежала наверх, на третий этаж. Дверь в комнату Ройзена и в самом деле была не заперта. Сам он спал. Поколебавшись немного, Софья Львовна тронула профессора за плечо.

– А? Что? – он зашарил по тумбочке в поисках очков.

Она схватила их первой и протянула ему:

– Доброе утро.

– Вы… как? Как оказались здесь? Он знает?

– Нет, – покачала головой Софья Львовна. – Но он мне разрешил подняться к вам и… поговорить.

– Он что, открыл вам правду?

Она кивнула:

– Скажите, Марк Захарович, насколько это серьезно? С ним?

– Э-э-э… видите ли… Ситуация неоднозначная…

Она поняла: ведется запись. Поговорить откровенно не удастся.

– Профессор, а вы здесь добровольно? Ваша жена знает?

– Да, знает, – кивнул Ройзен.

– Хотите, я ей позвоню? Дайте мне номер ее телефона.

– Не стоит. Я с ней на днях говорил. Она в курсе.

– Значит, вам разрешают пользовать мобильным телефоном?

– Ну, разумеется!

Ей показалось, что Марк Захарович говорит напряженно.

– Вас шантажируют, да? – догадалась она. – Хотите, я позвоню в полицию?

– Не стоит, – повторил он. Ей показалось, что Ройзен испугался. – Не надо никуда звонить, я вас прошу.

– Но тогда…Это может кончиться плохо для всех нас. Я много лет проработала в стационаре психиатрической больницы, я вижу, что ему гораздо хуже.

Он стал слушать с явным интересом, но не говоря при этом ни слова. «Боится», – догадалась Софья Львовна.

– В конце концов, он один, а нас много, – настойчиво сказала она. – Я могу поговорить с Брагиным, с Татьяной…

– Заговор? – весело спросил бывший Ройзен, появляясь на пороге. – И это после того, Соня, что у нас было этой ночью? Ну, нет на свете верных женщин! А ведь я искал…

Она смешалась.

– Выйди, Соня, оставь нас вдвоем. Мне тоже нужна психологическая консультация. Как видишь, я тебя не обманул. Светило мировой психиатрии находится здесь добровольно. Марк Захарович у меня в гостях. Так, Марк?