Правда или долг

— Сила огня, — кивнул Гилад, изучая медальон. — Я знаю эту птицу — это священный символ зороастризма. Это единственное, что у тебя осталось от родителей?

Константин промолчал. Он разглядывал молодого человека и девушку, которые стояли у одной из могил и что-то тихо говорили друг другу.

— Я думаю, что поеду во Францию, — снова заговорил Гилад.

— Тогда начинай собирать вещи. Мы поедем в ближайшие дни. — Константин снова надел медальон. — А теперь поедем обедать. От разговоров по душам у меня разыгрался аппетит.

Глава 24

Констанция Толедано достала нитку из иглы, которой вышивала, положила ее в небольшую коробочку и оглядела вышивку на пяльцах.

— Осталось совсем чуть-чуть, — сказала она. — Еще никогда я не вышивала так быстро!

На полотне был изображен человек, сидевший на холме спиной к зрителю, и наблюдавший за закатом над Иерусалимом. Закат уже был вышит, были вышиты и дома — остался только сам человек и холм, на котором он сидел.

— Неудивительно, вы вышиваете почти двадцать четыре часа в сутки, — ответила Марика, откладывая книгу. — Такими темпами вы организуете выставку вышитых вами картин.

— Надо бы и вам научиться вышивать, дорогая. И тогда мы с вами будем походить на довольных жизнью кумушек, которые не работают, а только вышивают целый день и обсуждают светские сплетни.

Закат можно было увидеть не только на картине Констанции, но и за окном. Солнце уже опустилось ниже небоскребов делового Тель-Авива, и теперь проглядывало между ними, готовясь опуститься еще ниже — оно висело над крышами невысоких домов старых районов, окрашивая небо в красно-розовые тона.

Теперешняя комната Марики находилась на втором этаже дома Флоры Толедано, и отсюда нельзя было видеть происходящее на улице. Женщины слышали только приглушенные голоса соседей, которые возвращались с рынка или же спешили туда, надеясь, что успеют сделать покупки.

— Как тут тихо, — сказала Констанция, откладывая вышивку. — Не могу привыкнуть к этой тишине… в нашей с Боазом квартире так шумно. Я говорю ему, что нам следует переселиться куда-нибудь подальше от города. — Она положила руку на живот и вздохнула. — Мне так хочется покоя. Эти городские квартиры придуманы для молодых, которые приходят туда только для того, чтобы переночевать. Как вам повезло, дорогая, что вы живете далеко от города… ваш мудрый муж в свое время принял верное решение.

— Слышали бы вы, как мой мудрый муж ругается каждый раз, когда у него что-то случается с машиной, — рассмеялась Марика. — Попробовали бы вы пожить в наших местах без машины! Туда даже не всякий таксист согласится ехать. А об автобусах говорить не приходится. Представляете, каково это — вы встаете в пять утра для того, чтобы поехать в Тель-Авив, а машина не заводится. Или случается что-нибудь еще.

— Да, пожалуй, это минус. Но плюсов, моя дорогая, в вашем положении больше.

Заглянувшая в комнату Флора Толедано оглядела собеседниц.

— Вы проголодались? — спросила она.

— Похоже, за эту неделю я поправлюсь как минимум килограмм на семь, — печально вздохнула Марика. — Помочь вам накрыть на стол, госпожа Толедано?

— Нет-нет, — покачала головой Флора, — я справлюсь. Я позову вас, когда все будет готово.

Когда за хозяйкой закрылась дверь, Констанция снова взяла вышивку и достала иглу.

— Похоже, ваши отношения налаживаются? — улыбнулась она, посмотрев на Марику.

— Похоже, что так, — согласилась та. — Наверное, до этого у нас просто не было возможности пообщаться. Может, Константин прав, и она научит меня готовить. Я не скажу, что мне хочется научиться готовить, но почему бы и нет.

Констанция пожала плечами.

— Не знаю, что вам сказать, дорогая. Это, конечно, полезное умение для женщины. Но зачем же вам готовить, если у вас есть экономка? Работа по дому отвлекает женщину от главного — от того, чтобы быть женщиной. Уж лучше поливать цветы, вышивать, рисовать, писать книги и растить детей. Но кухня, уборка… я помню, как моя мать сутками стояла у плиты и целыми днями вытирала пыль. Не думаю, что это подходящая участь для женщины.

Марика ничего не ответила и снова склонилась над книгой.

В комнате воцарилось молчание. Солнце отправилось на покой, спрятавшись за крыши домов, и в комнате стало сумеречно. Констанция вышивала, негромко напевая известную только ей песню, а Марика читала, иногда нарушая тишину легким шелестом переворачиваемой страницы. Казалось, ничто не сможет нарушить спокойствие тихого вечера. И женщины уже снова вернулись в то состояние, когда два находящихся рядом человека чувствуют себя комфортно в тишине, занимаясь своими делами, как вдруг обе подняли головы, явственно услышав шум за окном — на балконе.

— Вы тоже это слышали? — спросила Констанция.

— Да, — кивнула Марика, поднимаясь. — Либо у нас окончательно сдали нервы, либо там на самом деле кто-то есть.

— Не ходите туда одна, дорогая.

— Не волнуйтесь. Кому взбредет в голову взбираться к нам на балкон, да еще посреди жилого района? Это ведь…

Марика не договорила. Она замерла на расстоянии нескольких шагов от двери балкона.

— Что там? — нетерпеливо спросила Констанция.

— Мне кажется, там кто-то есть!

Тем временем балконная дверь приоткрылась, и в комнате появился человек в черном. Он остановился, снял с рук перчатки и подошел к Марике.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — Оказывается, я еще не разучился взбираться на балкон любимой женщины.

— Господи, Константин, ты нас напугал! — Марика подошла к мужу и вгляделась в его лицо, будто желая убедиться, что это он. — Ты не мог просто позвонить в дверь?

— Разумеется, мог. Но я решил сделать тебе сюрприз.

— Он удался! — Марика повернулась к Констанции. — Как вы говорили? Мой мудрый муж?

Констанция рассмеялась и приняла расслабленную позу.

— Помимо всего прочего, ваш муж еще и романтик. Вы знакомы не год и не два, а он до сих пор считает нужным вас впечатлить.

— Боаз ждет внизу, — снова заговорил Константин, обращаясь к Констанции. — Вы можете уезжать — я не возвращаюсь в Иерусалим, так что машина в вашем распоряжении.