Правда о Григории Распутине

Выглядит она следующим образом: на листе писчей бумаги нацарапано пять слов, из которых легко различить можно лишь одно: подпись «Григорий». Остальные четыре прочесть невозможно, лишь восстанавливать по догадке. Если даже Мартынов и правильно «перевел» их, то и тогда ничего «криминального», «дискредитирующего» записка Распутина не содержала.

«Твоя красота выше гор» — что в этой аллегории вызывает подозрение? Ну допустим, что Распутин действительно в ресторане увидел красивую девушку и дал ей такую записку. Здесь, конечно, на первый план выпячивается не сама безобидная писулька, а атмосфера распутинского «разгула», подлинность которого и удостоверяется «бесспорным доказательством».

В то время распутинских записок циркулировало довольно много. Он их писал, когда к нему обращались бесконечные просители; немало было и фальшивок изготовлено. Указанную записку можно квалифицировать как подлинную. Но признание этого факта тут же вызывает вопрос: писали ли ее в ресторане или ретивые полицейские чины переслали в Петроград одну из тех, которые получали просители.

Ясное дело, что в том переводе, который дает Мартынов, записка могла быть адресована не просительнице, а некой красавице, пленившей воображение Распутина. Всё бы так и выглядело, если бы не существовали и другие «переводы», которые при «визуальном анализе» представляются более адекватными. «Твоё прошение вышли скорей. Григорий». При таком звучании становится понятно, что данная «улика» к делу о «разгуле в ресторане» не имеет никакого касательства.

Вся эта деятельность по инспирированию дела на Распутина, слухи и сплетни, которыми обрастала «ресторанная история», не прошли мимо внимания Царя и Царицы. Вскоре после получения «записки» Джунковского Император Николай II поручил флигель-адъютанту Н. П. Саблину поехать в Москву и на месте выяснить подробности. Посланец миссию выполнил.

Уволенный градоначальник Адрианов показал, что «по проведенному им самим расследованию Распутин не принимал участия ни в каких неприличиях и непристойностях в ресторане „Яр“». Перепуганные полицейские чины в один голос заявили, что все «документы переданы генерал-майору Джунковскому». Естественно, что, выполняя волю Монарха, Саблин к этому должностному лицу и обратился.

В своих обширных мемуарах с удивительной скрупулезностью Джунковский восстанавливал события давно ушедшего времени, воссоздавал, часто с мельчайшими подробностями, нюансы своей служебной деятельность на различных постах, свои разговоры, речи других. Однако в этой летописи времени и хроники жизни он ни слова не проронил по поводу вышеуказанного события. Думается, что это не случайная забывчивость. Может быть, стыдно стало? Маловероятно. Скорее, «добросовестный мемуарист» не хотел вспоминать глупое положение, в котором оказался: Саблину ему представить было нечего.

Свои воспоминания Джунковский писал при советской власти, и одно издательство даже намеревалось издать их в серии «Литературные памятники». Думается, что их уместней бы было печатать под иным грифом, например, в серии «Шедевры диффамации», но таковой серии не существует. А жаль! Данное сочинение могло бы по праву занять там достойное место.

Точно неизвестно, как подобное непристойное поведение генерала воспринял Николай II. Исходя из того, что Император всегда не любил лжецов, можно быть уверенным, что к Джунковскому Он потерял расположение.

Царица же вполне обоснованно нашла поведение Джунковского «подлым». Ее больше всего возмутило, что свитский генерал не только составил тенденциозно-клеветническую «записку», но и показывал ее разным лицам, хотя обещал Государю, что у него лишь «один экземпляр».

Сам же «преданный и верный» рассказывал своим друзьям и знакомым, как всегда «по секрету», что его борьба с «негодяем Распутиным» вызвала «ярость распутинской клики», которая «интригует против него», а Императрица «беснуется», устраивает Супругу «истерики», требует «его отставки». Одним словом, «честный патриот» и «преданный монархист» страдал за правое дело.

Но и здесь «верноподданный» беззастенчиво лгал. Царица, считая Джунковского врагом, никаких «истерик» не устраивала и никаких «требований» по поводу его отставки не выдвигала. Это не исследовательская версия, а исторический факт, который подтверждает Сама Царица. В письме Супругу от 22 июня 1915 года Она писала:

«Он ( Джунковский. — А. Б.) нечестный человек, он показал Дмитрию ( Великому князю. — А. Б.) эту гадкую, грязную бумагу».

Царицу возмущало, что генерал «перевирал» слова Царя, говоря: Он «меня ненавидит». Это была сущая правда, и Александра Фёдоровна картину нарисовала точную.

Однако даже после признания столь недостойного поведения, Она рекомендовала Супругу-Самодержцу не «изгнать» ненавистника со службы, а провести с ним «серьезный разговор».

«Если Джунковский с Тобой ( Царь находился в Ставке. — А. Б.), призови его к Себе, скажи ему, что Ты знаешь (не называя имен), что он показывал по городу эту бумагу и что Ты ему приказываешь разорвать ее и не сметь говорить о Григории. Так как он это делает, он поступает как изменник, а не как верноподданный, который должен защищать друга своего Государя, как это делается во всякой другой стране».

Чистая душа! Она думала, что какими-то «беседами» можно пробудить в таких людях, как Джунковский, чувство долга, которое те давно утеряли.

Документы не сохранили свидетельств, имел ли Монарх объяснение со Своим подданным. Скорее всего, такой нравоучительной беседы не было. Император Николай II подобного рода занятий терпеть не мог, прекрасно понимая, что нельзя взрослых людей учить кодексу монархизма. Долг ведь нельзя объяснить, его человек обязан чувствовать сердцем, это ведь фактически синоним понятия чести, а если у людей ее нет, то уже и не будет.

Стало бы вполне оправданным и заслуженным, если бы Царь с позором выгнал со службы этого «верноподданного» сразу же после доклада Саблина. Но Самодержец был слишком чистосердечным человеком, Ему были просто неведомы темные глубины человеческой подлости, эта, так сказать, нравственная сторона дела.

Другая же состояла в том, что, выгнав одного, надо было призвать другого. А где его найти? Людей крепких монархических убеждений становилось все меньше и меньше. Эту горькую реальность Царь в полной мере осознавал. В результате Джунковский должности свои сохранял еще более двух месяцев. Он «вылетел со свистом» со своих постов лишь тогда, когда сомнений в его непристойном и злонамеренном поведении у Царя уже не осталось.

Потерпев поражение в глазах Императора, генерал одновременно обрел популярность в столичных салонах, его чествовали как героя. Особенно в этот период его славословила влиятельная клика, группировавшаяся вокруг Великого князя Николая Николаевича. Когда летом 1914 года началась мировая война, этот двоюродный дядя Царя был назначен на пост Верховного главнокомандующего, который он и занимал до августа 1915 года. Затем его сменил Николай II.

Получив пост главнокомандующего, Николай Николаевич вошел в «фавор», став по влиянию и значимости вторым человеком в Империи. Его верный, неразлучный альтер эго, младший брат Петр Николаевич, тоже вознесся. Но самое главное: получили огромное влияние их жены, две «черные женщины», черногорские принцессы Милица и Анастасия (Стана), которые когда-то открыли Распутина, ввели его в Царский дворец. Эти твердохарактерные дамы без труда и прочно подчинили своему влиянию своих великорослых, но довольно бесхребетных мужей.