Правда о Григории Распутине

Полиция арестовала злоумышленницу, а местный исправник провел проверку жителей Покровского на предмет наличия подозрительных элементов. И один такой «элемент» обнаружился: корреспондент из Петербурга, по происхождению мещанин Киевской губернии, Вениамин Борисович Дувидзон (псевдоним «Паганини»), у «коего установленного вида на жительство не оказалось». Причину своего пребывания в Покровском он внятно объяснить не мог, но и его причастность к покушению не просматривалась. Корреспондента отпустили.

Злоумышленницей оказалась тридцатитрехлетняя крестьянка Сызранского уезда Симбирской губернии Хиония Гусева, почитательница Илиодора. На первом же допросе она сразу признала свою вину и объяснила причину. По мнению этой больной сифилисом несчастной, Распутин, как она убедилась из наставлений «кроткого Илиодора», на самом деле «лжепророк, и она, ревнуя о правде Христовой, решила его убить, подобно тому как святой Илья Пророк ножом убил 400 лжепророков». Неофитка Илиодора утверждала, что соучастников у нее не было, «убийство задумала она одна».

Вопрос о том, сама ли Гусева подняла нож или кто-то ее всё-таки направлял, возник сразу же. Никаких прямых указаний на заговор не имелось, но существовали некоторые удивительные странности. Главный вопрос: как оказался и что делал упомянутый Дувидзон в Покровском? Ждал события? Получалось, что дело обстояло именно так. Он первый сообщил в Петербург о покушении, а через два дня в газете «Петербургский курьер» за его подписью появляется интервью с Гусевой. Ясно, что этот обширный первоочередной материал был переправлен в столицу по телеграфу и, можно себе представить, в какую «копеечку» он обошелся редакции. Но на сенсациях не экономят.

Шедевр Дувидзона под названием «Исповедь Гусевой» перепечатали и другие издания с желтой окраской и либеральной ориентацией. Сюжет просто «хватал за душу» и «рвал сердце» своей проникновенной страстностью. Поклонница Илиодора и последовательница Ильи Пророка, «истерически рыдая», поносила Распутина на всю страну.

«Пользуясь полной безнаказанностью, он открыто живет с девушками, пороча честь без зазрения совести, без стыда. Мою близкую подругу Ксению он растлил на моих глаза. Он порочит, поносит и губит людей, пользуясь своим влиянием. Он сгубил кроткого Илиодора! Я — простая христианка, но больше не могла выносить поругания церкви! Я неизлечимо больна. Жизнь моя мне не дорога. Я еще в прошлом году пыталась убить его, но это мне не удалось. В Ялте я не могла добраться до него, его скрывали светские поклонницы. Жалею, что рука и на сей раз дрогнула».

Уловили лейтмотив, стержневой во всей этой тираде? Именно «безнаказанность» и «влияние» должны были здесь сыграть главную роль. Любому читателю было в то время ясно, что подобный «мерзавец» мог творить свои черные дела лишь под надежным прикрытием сильных мира сего. А кто же в тот период из кругов «просвещенной публики» не знал, кто стоял, кто покрывал, кто защищал «растлителя» и «богохульника»? Знали все и даже вопроса не задавали. Как написала позже княгиня О. В. Палей в мемуарах, «Государей не ругал только ленивый».

В «хорошем обществе» возмущались не столько даже поведением самого Распутина, сколько высокопоставленными покровителями. В контексте такого мировосприятия Гусева представала не психопаткой-уголовницей, а «несчастной жертвой режима». Черный пиар приносил свои ядовитые плоды. И когда одним из первых решений Временного правительства стало распоряжение А. Ф. Керенского об освобождении Гусевой из сумасшедшего дома, то удивляться уже не приходилось.

Однако вернемся к тексту «интервью», которое было так оперативно добыто Дувидзоном. Пиар-продукт, вообще, а данный продукт в частности рассчитан на то, чтобы его потребляли, не задумываясь, как знакомое и понятное кушанье. Он нацелен лишь на подтверждение и укрепление определенного мировоззренческого стереотипа. Любое критическое осмысление для него смерти подобно; глупость и фальшь высвечиваются сразу же. То же самое происходит и в данном случае.

Ни одна газета не задалась, казалось бы, таким уместным и логичным вопросом: насколько вопли «рыдающей» правдивы? Когда речь идет о бульварной прессе, для которой «горячая информация», «сенсация» — главные источники существования и доходности, то здесь не о чем и говорить.

Однако ложь «оскорбленной христианки» без смущения публиковали и «гранды» отечественной печати, претендовавшие на респектабельность, исповедовавшие «либеральные ценности». Скажем, газета «Утро России», издаваемая на деньги крупных предпринимателей «прогрессивного направления» во главе с известным промышленным и банковским дельцом Павлом Павловичем Рябушинским, «скушала» подделку Дувидзона без всяких сомнений.

«Прогрессивные капиталисты», как еще раньше и звезды политического Олимпа в лице таких деятелей, как Гучков и Родзянко, потеряли способность адекватно воспринимать окружающий мир. Если Александра Фёдоровна ничему не верила из того, что хоть как-то чернило ее духовного друга, то многие другие верили всему.

Если вернуться к вышеозначенному «интервью», то его текст вызывает недоумение. Сама Гусева, как можно заключить из приводимых слов, с Распутиным лично знакома не была. А как же «растление на глазах»? Что же делала в тот момент «зрительница», эта «жертва режима»; она что, акафисты читала или свечки у образов зажигала? Глупость, да и только. «Дело Ксении» в предыдущих главах уже было разобрано, и не будем к нему возвращаться.

Примечателен во всем этот эпизоде не бред несчастной сифилитички, а совсем другое. Никакого интервью после ареста у Гусевой никто не брал, да и вообще никого из посторонних к ней не допускали. Это со всей категоричностью было заявлено чинами полиции сразу же после появления в печати «исповеди».

Значит, одно из двух: или Дувидзон выдумал всё от начала и до конца, или он «взял интервью» еще до покушения. В первом случае подозрение в соучастии кажется малоубедительным. Если же дело развивалось по второму варианту, то тогда журналист не просто «случайный очевидец», а соучастник готовившегося преступления. Согласно правовым нормам, действовавшим в России, знание преступного умысла и недонесение о готовящемся преступлении — уголовно наказуемое деяние. Однако «Паганини» не только не был привлечен к делу ни в каком качестве, но у журналиста не взяли даже показания о причине его местонахождения в момент покушения в столь неожиданном месте. К подобной странной «оплошности» местной полиции вернемся чуть позже.

Пока же обратим внимание на другое. Вскоре после покушения Распутину в Покровское из Петербурга пришло послание без подписи, гласившее: «Я вышел победителем из этой борьбы, а не ты, Григорий, — писал аноним, опровергая старое утверждение Распутина, что „его охраняет Бог“, который отведёт от него любую злую руку. — Твой гипноз рассеялся, как дым под лучами солнца. Говорю тебе, что ты умрешь, несмотря ни на что. Я — твой мститель. Узник». Это послание было тут же передано полиции, при этом Распутин заявил, что оно принадлежит Илиодору, «почерк которого я немного знаю». Распутин не ошибся, на самом деле так оно и было.

В русле прерванного изложения примечательно не само это «демоническое послание», а один сопутствующий момент. О его содержании знали не только Распутин и чины полиции, приобщившие данный документ к делу о покушении. Знал и вездесущий Дувидзон, упомянувший о нем в своих «горячих репортажах». Невольно напрашивается вывод, что журналист — «соучастник покушения».

Конечно, сам по себе репортер, невзирая на его нахрапистость и оборотистость, являлся слишком «мелкой сошкой», чтобы спланировать и осуществить столь громкую акцию. Если за этим стояла какая-то организация, то во главе ее находились куда более масштабные фигуры. Однако никаких документальных подтверждений версии о наличии подобной организации не обнаружено.