Правда о православных "святых"
Шрифт:
Эти люди будто бы "под личиною юродства нередко совершали такие гражданские подвиги, на которые не решались люди, мнящиеся быть мудрыми... Сии подвижники, подобно древним пророкам, ревнителям славы божьей, не стеснялись говорить резкую правду в глаза сильных мира сего... Имея дар предсказывать будущее, оьи молитвами своими избавляли сограждан от грозивших им бедствий, не раз отвращали гнев божий от своих современников, у которых были большею частию в поношении и презрении"{141}. Так писал о юродивых один из служителей московского собора Василия Блаженного. В приведенном отрывке изложено отношение православной церкви к юродству, к юродивым, культ которых был широко распространен в дореволюционной России. Это отношение проистекает из христианского учения, принижающего разум перед верой, проповедующего иррационализм, бездумное поклонение сверхъестественным силам.
Только отказавшись от попыток разумного
Нет ничего удивительного в том, что целый ряд юродивых оказался канонизированным, а те из них, которые не были причислены к лику святых, все равно почитались верующими и православная церковь поощряла это почитание.
Версия о том, что юродивые были людьми, совершавшими своеобразный подвиг, выступая с обличением нравственных пороков, беззакония, нашла отражение и в трудах отдельных дореволюционных историков. Так, В. О. Ключевский в своем "Курсе русской истории" писал. "Нам известно, какое значение имело и каким почетом пользовалось в древней Руси юродство Христа ради... Духовная нищета в лице юродивого явилась ходячей мирской совестью, "лицевым" в живом образе обличением людских страстей и пороков и пользовалась в обществе большими правами, полной свободой слова: сильные мира сего, вельможи и цари, сам Грозный терпеливо выслушивал смелые, насмешливые или бранливые речи блаженного уличного бродяги, не смея дотронуться до него пальцем"{142}.
Мнение о том, что юродство было своеобразной формой обличения пороков человеческого общества, разновидностью социального протеста, нашло убедительное опровержение в трудах советских историков, в частности И. У. Будовница, который показал, что юродивые вовсе не были "народными обличителями", вынужденными под личиной психически ненормальных людей скрывать свою "истинную мудрость". Это были "несчастные, отверженные и больные парии, к мукам которых с сочувствием относились народные массы, сами хлебнувшие немало горя, и на муках которых в течение долгого времени усердно спекулировала официальная церковь"{143}.
Создавая и всячески поддерживая культ юродивых, православная церковь убеждала верующих в "нравственной важности подвига юродства", в том, что юродство вовсе не противоречит человеческой природе, а напротив, соответствует ей. Обоснование своим взглядам духовенство находило в самом христианском вероучении, которое заповедует "покорить плоть духу, земное небесному, так как дух - основа всего христианства состоит в самоотвержении"{144}.
Церковные авторы относят возникновение юродства, как своеобразной разновидности христианского аскетизма, к первым векам христианства, причем отмечают, что "общие черты этого подвига заповедуются уже евангелиями". Найти в евангельских текстах обоснование аскетическому отрешению от "мирской жизни", от тех радостей, которые дарует человеку окружающий мир, не столь сложно.
Среди святых, канонизированных христианской церковью, мы встречаем имена Христа ради юродивых Макария, Серапиона, Виссариона, Андрея и др. Жития этих святых схожи между собой, подчас повторяют одни и те же истории, но с новыми действующими лицами. В книге И. Ковалевского, о которой уже шла речь, в частности, говорится: "Что же касается того сходства, какое нередко видим в повествованиях о жизни подвижников, то естественно, что различные подвижники могли быть поставлены действительно в одинаковые жизненные условия, которые, "как струны, натянутые до известной степени, всегда издавали и будут издавать одинаковый звук, чья бы рука ни прикасалась их". С другой стороны, нельзя отрицать и того, что в подобных случаях сходства иногда было и преднамеренное подражание, так как вполне естественно, что жизнь известного подвижника могла служить предметом подражания для последующего поколения иноков"{145}. Однако трудно предположить, чтобы несколько юродивых неоднократно попадали в одни и те же жизненные обстоятельства. Справедливее будет согласиться с церковным автором в том, что в жизнеописаниях юродивых мы встречаемся с откровенными заимствованиями и подражаниями. Жития древних юродивых, распространявшиеся с давних времен на Руси, послужили образцом для создания жизнеописаний русских юродивых. Эти святые, как повествуют их жития, "отрешались от мира", принимали личину безумцев, совершали такие поступки, которые просто немыслимо увязать со здравым смыслом.
В вышедшем в Петербурге в 1880 г. сборнике Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук дан перевод древнего жития Симеона. В житии рассказывается, например, о том, как этот юродивый нашел на свалке мертвую собаку, привязал ее и стал таскать по городу, или о том, как он однажды
наполнил карманы орехами, пришел в церковь во время богослужения и стал гасить орехами свечи. Что это - мудрость истинно христианского святого или просто безумные поступки, в которых невозможно отыскать какой-либо смысл?В рассказах о жизни юродивых непременно отмечается, что все они были благословлены на "сей подвиг" самим господом богом. Таким образом, жизнь их, дела и самые нелепые поступки объявлялись богоугодными. Церковным же авторам оставалось трудиться над тем, чтобы отыскивать "глубокий смысл" во всех этих безумствах.
Представляют интерес рассуждения церковных авторов о причинах, которыми были вызваны "подвиги юродства" в конкретной исторической обстановке России. Вот что пишет по этому поводу И. Ковалевский: "Вследствие неблагоприятных исторических условий и особенностей религиозного склада, при отсутствии большей частью просвещения, древнерусское общество нередко страдало от неправды, корыстолюбия, эгоизма, личного произвола, от притеснения и угнетения бедных и слабых богатыми и сильными. В таких тяжких обстоятельствах истинными печаловниками русского народа явились Христа ради юродивые. По самому существу в основе этого подвига заключается стремление открыто и невзирая на лица обличать и, по возможности, искоренять людскую ложь, хотя бы она и прикрывалась благовидными предлогами, непосредственно, так сказать, врачевать нравственные недуги современников, говорить прямо или иносказательно правду сильным мира сего, не страшась их гнева..."{146}.
Мы уже говорили о некоторых попытках представить юродство как своеобразную форму социального протеста. Приведенное высказывание - наглядное тому подтверждение. Помимо того, оно весьма красноречиво характеризует взгляды духовенства, отражающие социальную доктрину православной церкви. Как будто православный автор, видя пороки современного ему общества, говоря о произволе власть имущих, о страданиях простого люда, даже в мыслях не держит, что могут быть какие-то иные пути для обличения несправедливостей социального строя в тогдашней России, кроме выступлений юродивых. И это не случайно. Ведь православная церковь, проповедуя христианское вероучение, исходит из незыблемости устоев эксплуататорского строя, как раз и навсегда установленного богом. Потому-то все формы социального протеста, которые могут подорвать эти устои, решительно ею отвергаются.
Характеризуя русских юродивых как обличителей зла, как смелых критиков общественных пороков и сильных мира сего, церковники в качестве примера ссылаются на жизнь блаженного Михаила Клопского. В житии Михаила Клопского говорится, что этот юродивый заявил архиепископу Евфимию: "Дозволяют ли правила пастырю расхищать свое стадо?" Евфимий же, "пораженный обличением, заболел и умер"{147}.
Далее об этом блаженном рассказывается, как он открыто осуждал удельного князя Димитрия Шемяку., не желавшего подчиниться власти великого князя. Он будто бы прямо за явил Шемяке: "Довольно бед натворил ты, если еще примешься за то же, со стыдом воротишься сюда, где гроб ждет тебя". И в другой раз: "Слышу, князь, земля простонала три раза и зовет тебя к себе"{148}. Непокорный князь погиб, отравленный одним из своих приближенных. Слова же юродивого церковники объявили пророческими.
Обличителем деспотизма выступает и псковский юродивый Николай, живший в XVI столетии. В его житии приводится следующий случай. В 1570 г. в Псков прибыл царь Иван Грозный. Он посетил Любятов монастырь и заглянул в келью к Николаю юродивому, и тот стал уговаривать государя "перестать лить кровь человеческую и не грабить церквей божьих". Но царь не прислушался к словам юродивого. Когда же он приказал снять колокол на одном из храмов, "в тот же час пал лучший конь его по пророчеству святого". Узнав об этом, царь "пришел в ужас и поспешил выехать из города"{149}.
В другой раз юродивый предложил царю кусок сырого мяса. Тот отказался от мяса, сославшись на пост. И тогда Николай заявил: "Ты делаешь хуже, питаешься плотью и кровью человеческой, забывая не только пост, но и бога{150}.
Основываясь на этих и некоторых других примерах, которые, кстати говоря, в большинстве случаев искаженно передают имевшие место исторические факты, православное духовенство делает вывод, что юродивые были в те времена чуть ли не единственными борцами за справедливость, совершенно обходя стороной многочисленные случаи вооруженных выступлений народных масс, крестьянских восстаний, во время которых массы вступали на единственно верный путь борьбы за свободу, за переустройство несправедливого социального строя. Этих борцов церковные авторы обходят молчанием. А вот юродивые оказываются в центре их внимания. Более того, в церковной литературе они именуются "общественными страдальцами", несшими на своих плечах "тяготы общества". Можно ли придумать что-либо более нелепое?