Правда об Афганской войне

* * *

К концу шестидесятых – началу семидесятых годов в Афганистане из афганцев, оппозиционно настроенных к режиму Дауда, стали создаваться группы, выражавшие интересы народа. Президент Дауд правил страной единолично, во многом сохранив при себе всю королевскую элиту с ее привилегиями и продажностью. Борцы за интересы народа формировались вокруг передовых и энергичных людей страны: интеллигенции, чиновников, военных, средних и крупных помещиков, предпринимателей, т. е. людей, способных возбудить ярость в умах и сердцах мусульман в борьбе за лучшую жизнь на многострадальной земле Афганистана. Коран эти идеи явно не поддерживал, ибо они шли вразрез заветам великого Аллаха, утверждавшего, что всякая власть на Земле от него, Аллаха. Оппозиционное движение поэтому не ширилось, носило, скорее, заговорщический характер. Однако оно в стране было. Дауд знал об этом, принимая меры к его разгрому, либо подкупу или дискредитации. Оппозиционеры-заговорщики с самого возникновения движения рекрутировались вокруг двух течений – парчам и хальк. Парчам (знамя) объединяло состоятельных афганцев – крупных и средних феодалов, элиту интеллигенции, высших чиновников госаппарата и армии. А хальк (народ) включал в себя всех остальных, то есть кто «был ничем, тот станет всем» – если свергнет режим Дауда и свершит великую и справедливую революцию. У истоков халька стояли такие лидеры, как Тараки, Амин, Сарвари, Зерай, Гулябзой, Ватанджар, Кадыр и другие. В силу яркой перспективы «стать всем» после революции оно было многочисленнее парчам и более экстремистски настроено против режима Дауда. Идея хальк позволяла насильственное свержение и физическое уничтожение Дауда. Особенно в этом усердствовали Амин и Сарвари. Однако сдерживающим этот экстремизм человеком был лидер хальк поэт-лирик и либерал-женопоклонник Тараки. Парчам возглавлял Бабрак Кармаль (это его партийный псевдоним), сын гене-рал-полковника ВС Афганистана. Его, Бабрака, поддерживали Нур, Анахита Ротебзак, Кештманд, Рафи, Голь Ака, Халиль, Наджиб – все из очень богатых, по афганским меркам, семей. Кроме Ака. Он – пастух. Между крыльями и, конечно, их лидерами шла непримиримая (хотя и скрытная в начале) идейная, организационная и духовная борьба. Дауд как-то мирился с наличием движения парчам в стране: его лидер Бабрак Кармаль был допущен даже в афганский декоративный парламент. Хальк безжалостно преследовался. Этому помогали «сотоварищи по борьбе» – парчамисты, постоянно предавая деятелей хальк. За всеми революционными порывами хальк и парчам зорко следило око Андропова, его разветвленная агентура в Афганистане, видя в обозримом будущем рождение мощной революционной, ленинской партии, способной свергнуть буржуазно-феодальный режим Дауда и повести Афганистан по социалистическому пути развития. К 1978 году парчам и хальк объединились, образовав Народно-Демократическую Партию Афганистана. Общая численность этой партии немногим превышала тысячу человек – без партбилетов и без строгой партийной дисциплины.

К апрелю 1978 года Президенту Дауду стало ясно, что НДПА ставит перед собой задачу свергнуть его, и что это весьма реальная задача. Он решает разгромить «партию заговорщиков». Но опаздывает. Руководство хальк бросило лозунги: «Все на штурм дворца!» «Вас ждет победа и прекрасная жизнь на земле Афганистана!»

Несколько танков под командованием Ватанджара и три самолета под управлением Кадыра залпами ударили по дворцу Дауда 28 апреля 1978 года, а роты, преданные Халилю, ворвались во дворец. Дауд был свергнут.

Великая Апрельская (Саурская) революция в Афганистане свершилась. Андропов и его компания были довольны – теперь Афганистан пойдет по социалистическому пути развития. Мы же, советские люди, конечно, всемерно ему поможем!

К власти в Афганистане (теперь уже в Демократической Республике Афганистан) пришла революционная НДПА, точнее ее экстремистское крыло хальк во главе с Тараки. Бабрак Кармаль оказался на втором плане, т. е. только заместителем Тараки во всех его должностях. Тараки находился под сильным влиянием властного человека, хорошего организатора, министра обороны ДРА – Амина. Амин без особого труда убедил Тараки, что в интересах партии и его личных надо убрать верхушку парчам из активной жизни страны. Таким образом, Бабрак Кармаль уехал послом в Чехословакию, Нур – в Англию, Анахита Ротебзак – в Югославию. Кештманд, Халиль, Рафи и многие другие были обвинены в измене революции и посажены в тюрьму Поли-Чорхи. Голь Ака удалось избежать ареста или высылки из страны. Он ушел в подполье и был связным у Бабрака, Нура, Анахиты с оставшимися пока на свободе парчамистами. Амин окружил Тараки во дворце роскошью и девушками-афганками, вдохновлявшими его на стихи.

Сам же Амин все прибирал и прибирал власть в стране к рукам, конечно, строя социализм, опираясь на вооруженные силы, давая им все необходимое и всяческие привилегии высшему командному составу. Особая его забота сводилась к росту партии, конечно же, крыла хальк, особенно в армии. Тараки барствовал во дворце, писал стишки, потешался с девушками. Всевидящее око Андропова за всем этим внимательно следило. В Кремле постоянно делались прогнозы в отношении Афганистана. Чтобы усыпить Андропова и вождей в Кремле, Амин двенадцать (12!) раз просил ввести войска из СССР для защиты Апрельской революции от международного империализма и помочь ему строить социализм в стране. Москва колебалась. Андропов усилил бдительность. Ему, конечно же, помогали в этом Бабрак из Чехословакии, Нур из Англии, Анахита из Югославии, которые не без умысла и своей корысти дискредитировали Амина как диктатора-фашиста. А в ДРА Амин действительно стал диктатором, иезуитски и мастерски убрав Тараки сначала из дворца в тюрьму, а затем и отправив его к Аллаху. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения кремлевских вождей.

Амин, захватив всю полноту власти, все проиграл.

Андропов настоял в Политбюро: чтобы спасти Апрельскую революцию и чтобы Афганистан шел по социалистическому пути развития, надо отстранить фашиста Амина от власти (даже физически, что и было сделано кэгэбистами в Кабуле) и ввести в Афганистан советские войска. Политбюро колебалось, Генеральный штаб ВС СССР был против. Но всесильный к тому времени Андропов настоял на своем. Его поддержали Устинов и Громыко. Решение было принято. Вслед за передовыми отрядами 40-й армии, вводимой в Афганистан, Андропов самолетами в Кабул доставил новую власть – Бабрака Кармаля, Нур Ахмет Нура, Анахиту Ротебзак. Были выпущены из тюрьмы перенесшие жесточайшие пытки Кештманд, Рафи и многие другие. Срочно было образовано новое Политбюро ЦК НДПА во главе с Бабраком Кармалем, Реввоенсовет – тоже с ним во главе. Он же стал и Верховным Главнокомандующим. Председателем Правительства и министром экономики стал Кештманд. Таким образом, власть в стране перешла к парчамистам, точнее к их верхушке. Но надо иметь ввиду: к этому времени в рядах НДПА насчитывалось уже до 14-15 тысяч членов, из них 13500 – халькисты (в основном в армии, Царандое и СГИ).

Об этом Андропов и Ко тоже знали и в своей «работе» все это учитывали.

Теперь несколько слов о другой власти – духовенстве.

В стране с 14-15-миллионным населением имелось 40 тысяч мечетей. При каждой мечети был мулла, при каждом мулле его помощник да еще два-три-четыре служителя.

Легко подсчитать: 40 тысяч мечетей, в среднем по пять человек в каждой – это 200 тысяч верующих фанатиков, преданных великому Аллаху, для которых Коран двенадцать веков являлся основой духовной жизни. А теперь вопрос: кто же на самом деле духовно владел судьбами Афганистана – НДПА с 14-15 тысячами членов обоих крыльев, имевшая власть в Кабуле и провинциальных городах, или те 40 тысяч мулл, которые вокруг мечетей образовали местные общества на основе веры в Аллаха и преданности Корану?

За 70 лет советской власти мы, конечно, вытравили – во всяком случае думали, что вытравили – жестоко и цинично – православную веру, уничтожая людей, ссылая их на Соловки, подкупая и вербуя в КГБ священнослужителей. И уж тем более мы считали, что покончили с исламом на территории наших советских республик. Как глубоко и непростительно мы ошибались!

Прошло совсем мало времени после распада СССР, краха КПСС, ее идеологии атеизма, а какую силу успела вновь обрести церковь, сколь сильны сегодня ее идеалы и проповеди, которые привлекают тысячи и десятки тысяч православных и недавних нехристей. А что делается в мусульманском мире?! Его вожди стремятся укрепить ислам на территории бывшего СССР. И там, где корни оказались крепче и где их не удалось уничтожить – например, в Таджикистане – ислам стремительно возродился. Да и в других исламских регионах. Знал ли об этом у нас всесильный КГБ? Знать-то, очевидно, знал, да не сделал должных выводов из этого. А Андропов ох как верил своим агентам за рубежом. В этом я неоднократно убеждался и в Египте, и в Чехословакии, да и здесь, в Афганистане.

В те первые дни Афганистан открывался мне не по книгам и чьим-то докладам. Я, что называется, физически ощущал жизнь этой страны. Огромная армия, действующая по указанию центральной кабульской власти; плохо вооруженные и неизвестно за кого воюющие войска Царандоя (министерство внутренних дел); построенная по образцу нашего КГБ тайная полиция, так называемая Служба государственной информации – СГИ с ее Хадом (спецподразделениями). Всех их мне, как ГВС в ДРА надо было объединить и заставить – именно заставить – воевать за идеалы их Апрельской (Саурской) революции.

На огромных пространствах Афганистана народно-демократическая власть установилась лишь в крупных городах – Кабуле, Герате, Кандагаре, Мазари-Шарифе, Джелалабаде, Кундузе и других. Большинство же населенных пунктов в уездах и волостях находились в руках мятежных полевых командиров.

По имевшимся у нас разведданным в пределах Афганистана в различные месяцы года находилось от 50-60 до 70-80 тысяч мятежников, большей частью в районе Кабула и юго-западнее столицы, а также в ущелье Панджшер, в центре страны, в районах Кандагара и Герата и особенно густо в районе Джелалабада, то есть в юго-восточной части Афганистана, примыкающей к Пакистану и Индии. Большие группировки имелись и в районе Мазари-Шарифа, и в северо-восточной провинции Бадахшан, соседствующей с нашим Таджикистаном.

Центральные дороги – восточная, идущая на Кабул через перевал Саманган, и западная – через Герат-Кандагар – практически контролировались мятежными силами.

Мы с Владимиром Петровичем немало размышляли обо всем этом. Можно себе представить как в чужой стране сидят два генерала, два иноверца, которых и позвал-то в эту страну на помощь далеко не «афганский народ», как это тогда у нас в газетах писали – сидят и решают: как бы это так изловчиться, чтобы заставить самих афганцев воевать с афганцами, да при этом еще и «вручить» кабульскому руководству ответственность за все происходящее, ответственность, от которой оно всячески открещивалось как только могло… Конечно, столь масштабные политические действия нам представлялись заботой посла и посольства, представителей ЦК КПСС и работников КГБ. Но шла война, и мы думали прежде всего о своей доле ответственности.

– А как обстоят у нас дела с сохранением военной тайны при подготовке операций? – спросил я Черемных.

– Эх, Александр Михайлович, в этом деле мы глупцы.

– То есть как?

– Ну посудите сами… Давайте поразмышляем.

И мы размышляли. Сергей Леонидович, будучи человеком опытным, доводил боевые задачи до частей и подразделений на рейд не раньше, чем за двое – максимум трое суток. Афганской стороне задача ставилась за сутки до начала рейда. И все равно – о любом рейде становилось известно душманам! И участники рейда часто попадали в западню или ловушку.