Правда в глазах смотрящего

– Чтобы ты не испытывал сомнений, стоит ли выполнять перемещение.

– Неужели нельзя было сделать то же самое как-то по-другому?

– Я выбрал самый простой способ. Он тебя возмущает?

– Не то чтобы возмущает... но это же неприятно, когда тобой управляют!

– Согласен. Именно поэтому я не люблю держать такие чары дольше, чем нужно. Ты в порядке?

– Вроде да.

– Замечательно. Внимание! Все дружно обретаем некорпореальность и выбираемся на улицу. Держаться вместе, не теряться. Готовы? Алексей, ты первый. Пошли!

Я просочился через большую картонную коробку с чем-то железным внутри и медленно направился к двери, внутренне напрягаясь всякий раз, когда приходилось продираться сквозь очередной твердый объект. Где-то за спиной тихо ругалась Татьяна, похоже, такой способ передвижения ей тоже непривычен. Еще и темно!

Я могу видеть в темноте?

Конечно.

Как?

Вот так.

Спасибо.

Теперь окружающие предметы стали хорошо различимы. А вот и дверь, она совсем рядом, надо только просочиться через наваленные в кучу детали какой-то мебели... а зачем выходить через дверь? Я изменил направление движения и вышел в коридор прямо через стену.

Откуда-то издали, с той стороны, где в альтернативной версии монастыря находится дискотечный зал, донеслось монотонное заунывное пение. С противоположной стороны коридора никаких звуков не доносилось.

– Это молебен?
– прошептала Зина, широко раскрыв глаза.
– Настоящий молебен? Как в первые века христианства?

– Типа того, - согласился я.
– Хочешь посмотреть?

– Можно?
– она вопросительно обернулась к Дмитрию.

– А почему бы и нет?
– ответил тот.
– Только надо принять невидимость.

– Я не умею, - подала голос Татьяна.

– Еще бы ты умела, это тебе не поклонников привораживать. Готово. Алексей, ты справишься?

Мы справимся?

Уже.

– Вижу, - отметил Дмитрий.
– Зина?

– Ты же знаешь, что я не умею.

– Кто вас, вампиров, разберет... не обижайся, шучу. Сделано. Учтите невидимость не абсолютная, резкие движения различимы на расстоянии до ста аршин, потому старайтесь двигаться плавно и беззвучно. Пошли!

Действительно, мое тело не стало по-настоящему невидимым, оно стало полупрозрачным и каким-то расплывчатым. Наверное, сейчас я похож на хищника из одноименного фильма с Арнольдом Шварцнеггером. Обернувшись, я убедился в правильности своего предположения - мои спутники выглядели именно так. Жуткое зрелище представляет собой колонна полупрозрачных тел, марширующих по темному коридору.

В дискотечном зале размещалась то ли церковь, то ли часовня, то ли что-то еще в том же духе. На стене большое распятие, вокруг много икон, в зале стройными рядами стоят монахи и поют что-то церковнославянское.

– Какое сегодня число?
– шепотом спросил я.

– Шестое декабря, - ответил Дмитрий, - а что?

– Да я подумал, может, это рождественская служба...

– Нет, она будет через месяц.

– Вот и я про то же.

– Алексей, по какому поводу этот молебен?
– спросила Зина.

– Откуда я знаю? Я за всю жизнь был в церкви раза три.

– Жалко. Очень красиво поют.

Татьяна ехидно хихикнула, пожалуй, я с ней соглашусь. Конечно, на вкус и цвет товарища нет, но по мне даже Децла слушать приятнее, чем эти завывания. В общем, мы постояли минут пять, а потом пошли обратно.

Если ты можешь проходить сквозь стены, найти выход из здания не составляет никакой проблемы, сколь бы запутанной ни была архитектура здания. Не прошло и пяти минут, как мы оказались на улице.

Резко и остро пахнуло бензиновой гарью, в сухом морозном воздухе этот аромат действовал поистине оглушающе, если так можно говорить о запахе.

– Чем это пахнет?
– спросил Дмитрий, подозрительно принюхиваясь.

– Бензин, - ответил я.
– В этом мире основным средством передвижения являются не лошади, а автомобили. А работают они на бензине.

– Тепловой двигатель?

– Он самый.

– У нас пробовали создавать тепловые двигатели. Нецелесообразно. Медленнее, чем телепортация, и дороже, чем лошадь.

– В этом мире лошадь дороже автомобиля.

– Почему? У вас такой дешевый металл?

– У нас такие дорогие лошади. Понимаешь, когда какая-то вещь выходит из массового использования, она переходит в разряд роскоши. Это роскошь - иметь лошадь, когда автомобиль почти во всех отношениях гораздо удобнее.

– Почти?

– На автомобиле нельзя быстро ездить по бездорожью. Во всех остальных отношениях он удобнее.

– Сколько у вас стоит бензин?

– Около десяти рублей за литр.

– Литр - это сколько?

– Десятая часть ведра.

– А рубль?

– Батон хлеба стоит шесть рублей.

Дмитрий наморщил лоб и пошевелил губами:

– Шестнадцать батонов за ведро... насколько хватает ведра бензина?

– Это зависит от модели автомобиля, скорости движения...

– В среднем?

– В среднем ведро уходит на сто километров, то есть, верст.

– Дороговато выходит.

– Существует еще общественный транспорт. Есть такие большие автомобили, они называются автобусы, они ездят по определенным маршрутам и останавливаются в определенных местах. Одна поездка на автобусе стоит семь рублей, кроме того, можно купить билет на несколько поездок, тогда каждая поездка выйдет дешевле.

– Понятно. И много в Москве автомобилей?

– Точно не знаю. Миллиона два, наверное.

– Сколько?!

– Миллиона два. Может, уже три, я точно не знаю.

– А людей в Москве сколько?

– По последней переписи двенадцать миллионов.

– Сколько-сколько?!

– Двенадцать миллионов. Еще два-три миллиона живут в пригородах, и еще около миллиона незаконных приезжих.

– Столько народу в одной Москве... как они сюда помещаются?

– Эта Москва гораздо больше, чем в твоем мире. В нашу Москву входят Теплый Стан, Бутово, Царицыно...

Дмитрий присвистнул.

– Это же настоящий мегаполис!

– Так и есть. Это почти что официальное название.

– В Европе есть города больше Москвы?

– Вроде бы нет. Лондон примерно такой же, может, чуть-чуть поменьше. Но есть еще Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Мехико, Токио, Шанхай...

– Значит, Москва - один из крупнейших городов мира... а если в нее входит Бутово... мы что, почти в самом центре?

– Да. Считается, что граница центра проходит по Садовому Кольцу.