Правда в глазах смотрящего

Станция "Аэропорт" похожа на гигантский ангар для самолетов или танков или чего-то другого, столь же огромного и неповоротливого. Здесь нет обычных для московского метро толстых колонн, здесь вообще нет колонн, вся станция представляет собой одну большую полость со сводчатым потолком, гигантский пузырь, вспухший в нескольких метрах под землей в результате трудов скольких-то там тысяч рабочих. Люди в этом объеме кажутся мелкими, а издали даже игрушечными, так кажутся игрушечными люди, когда смотришь на них через иллюминатор вертолета, висящего совсем низко над землей.

Я сразу заметил Лену, она сидела на скамейке и безучастно смотрела прямо перед собой, туда, где на стене красовалась блядовитая девица, рекламирующая очередной женский журнал. Лена не плакала, она сидела совершенно неподвижно и вся она была какая-то неподвижная, взгляд, мимика... она куда больше походила на живого мертвеца, чем я.

Я сел рядом и кашлянул. Лена не отреагировала. Я кашлянул еще раз. Лена повернула голову и вздрогнула.

– Что с тобой?
– спросила она.

– Кровь вытекла.

– Вся?

– Практически.

– Как ты еще жив?

– Я и не жив. Я живой мертвец.

– Как это произошло?

– Уже забыла? Ты пустила мне кровь.

– Ты должен был умереть.

– Я и умер.

– Это Сатана тебя оживил?

– Его зовут Головастик.

– Его зовут Сатана!

Я пожал плечами.

– Сатана так Сатана. Да хоть горшком назови.

– Не шути с этим!
– воскликнула Лена. Ее болезненная безучастность таяла на глазах.
– Он победил первую схватку, но битва еще не закончена.

– Хочешь закончить битву прямо сейчас?

Лена вытаращила глаза от удивления.

– Боишься?
– усмехнулся я.
– Без папочки страшно, правда?

– Ты действительно хочешь этого?
– печально и очень тихо спросила Лена. Но я услышал ее.

– Нет, я не хочу этого. Я хочу только одного - чтобы твой хозяин перестал полоскать тебе мозги, чтобы ты снова стала сама собой. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты стала той, которую я знал, когда мы были вместе. И чтобы мы снова были вместе. Мы ведь любили друг друга, я не верю, что любовь может угаснуть за считанные дни, пусть даже по воле... да пусть даже по воле бога!

– Воле бога подчиняется все сущее, в том числе и любовь. Как бы мы с тобой ни хотели этого, мы не сможем полюбить друг друга. И вообще, не было никакой любви, была благодарность, привязанность, симпатия... и все.

– Не верю! Когда ты сбросила оковы ложной веры...

– Полегче! Не называй православие ложной верой!

Я примирительно поднял руки ладонями вперед.

– Давай не будем ругаться, - сказал я.
– Ты считаешь, что твой бог хороший, я так не считаю, но я не буду тебя разубеждать. Ты думаешь, что мы не можем быть вместе, я считаю, что ты неправа, но я уважаю твое решение, каким бы оно ни было. Знаешь, я ведь до сих пор люблю тебя. Я хотел бы помочь тебе, мне кажется, что ты в беде, но ты ведь отвергнешь мою помощь?

Лена мрачно кивнула.

– По-моему, это ты в беде, - сказала она.
– Ты отверг бога, ты отдался во власть врага рода человеческого, и ты продолжаешь думать, что это нормально.

– Он не враг рода человеческого!
– возразил я.
– Враг рода человеческого тот, кто хочет прекратить его существование.

Лена тяжело вздохнула.

– Всему есть свое время, - сообщила она.
– Время разбрасывать камни и время собирать камни, время любить и время ненавидеть... а сейчас пришло время подвести итоги бытия. Я знаю, ты боишься божьего суда, но это только потому, что тебе есть чего бояться.

– Нет, дело не в этом. Чтобы чего-то бояться, надо в это верить, а я не верю в ад, каким его изображают на иконах. Когда говорят о страшном суде, я думаю не о том, что скажет бог в отношении лично меня. Я знаю, это звучит глупо и напыщенно, но, когда я думаю о страшном суде, я думаю о том, что мир перестанет существовать, что прервется история человечества. Да, это не самый хороший мир, но и не самый плохой, я бы с радостью провел в нем ближайшие лет сорок, а если получится, то и больше. Я хочу побывать в космосе, пообщаться с инопланетянами, поговорить по душам с искусственным интеллектом, побывать в настоящей виртуальности, а не в этом убогом интернете. Ты представляешь - ничего этого не будет. Если твой хозяин добьется своего, ничего этого не будет!

– А еще не будет третьей мировой войны, терроризма, наркотиков, СПИДа, преступности, порнографии, алкоголизма...

– Достаточно, - я перебил Лену.
– Да, я согласен, в мире много плохого, но разве это дает повод его уничтожать? Неужели все плохое, что есть вокруг нас, перевешивает все хорошее? В библии сказано, что, сотворив мир, бог осмотрел его и сказал "это хорошо". Неужели он ошибся?

– Он не ошибся. Мир действительно хорош, как и любое божье творение. Но срок истекает, приходит время подводить итоги. Ты не в силах ничего изменить, то, что предначертано, случится в любом случае, но лично для тебя итоги будут совсем другими.

– Разве я не погубил еще свою душу? Не забывай, я же был вампиром.

– Любой грех искупается покаянием. Еще не поздно покаяться и твоя душа будет спасена.

– И я попаду в рай. Все это очень здорово, но я предпочитаю быть живым на Земле, чем мертвым в раю.

– Ты не живой.

– Это временно, я постепенно восстанавливаюсь.

Лена тяжело вздохнула.

– Зачем ты пришел?
– спросила она.

– Не знаю. Теперь - не знаю. У меня была одна безумная надежда...

– Что я предам господа и пойду с тобой?

– Что ты согласишься хотя бы соблюдать нейтралитет.

– В финальной схватке добра и зла нельзя соблюдать нейтралитет. Когда на карту поставлена судьба миллиардов душ, нейтральных сторон быть не может.

– Я так не думаю.

– Ты ошибаешься.

Я пожал плечами.

– Тогда больше не о чем говорить, - сказал я.
– Оставайся с богом, - я хихикнул, - каламбур, однако. Прощай.

– Ты уходишь?
– удивилась Лена.
– Просто уходишь?

– Я не хочу причинять тебе боль. Не забывай, я все еще люблю тебя.

– Но...

– Я знаю, твой хозяин вернется и соотношение сил изменится. Я знаю, в следующий раз у меня будет меньше шансов, но я все равно не нападу на тебя. Можешь считать, что я боюсь погубить свою душу. И не делай такое лицо, у меня тоже есть свои понятия насчет того, что хорошо и что плохо. Да, они другие, чем у тебя, но они есть.

– Никогда не думала, что Сатана любит изображать благородство.

– Причем тут Сатана?
– удивился я.
– А, понял, ты думаешь, что это он диктует мне все, что я говорю. Придется тебя разочаровать - он совершенно ни при чем, он не вмешивается в мою душу. Знаешь, почему? Все очень просто, он просто считает, что это нехорошо. Он уважает своих друзей, а ты - ты слуга своего бога, его рабыня, а он твой хозяин, а мы с Головастиком... нет, мы все-таки не друзья, я погорячился, при такой разнице в силах дружба невозможна. Он мой учитель, а я его ученик, но я не раб, а он не хозяин. Он уважает меня и мне это нравится. А в твоих отношениях с богом - неужели в них есть место уважению?