Правда варварской Руси

Польша берет реванш

Вступать в войну Россия, в общем-то, и не могла. 1649 г. выдался тяжелым — недород, нашествие саранчи. На царя обрушилось личное горе — умер годовалый наследник Дмитрий. И обострились отношения со Швецией. Оксеншерна, высматривая, с кем развязать войну, прицепился к «проблеме беженцев» — тех самых крестьян, которые во множестве удирали из шведских владений за рубеж. Что являлось нарушением Столбовского мира. Царское правительство предпринимало колоссальные усилия, чтобы предотвратить столкновение. Со шведским послом Эриком Оксеншерной, сыном канцлера, шли переговоры в Москве. Одновременно Россия активизировала связи с Данией, и Копенгаген был настолько заинтересован в союзе, что даже предал забвению недавний казус с принцем Вольдемаром.

А в Стокгольм поехали послы Пушкин и Алмаз Иванов. Они умело использовали противоречия между «молодой» и «старой» партиями, подыгрывая Христине, учли и слабое место шведской политики — отсутствие денег в казне. И сумели достичь соглашения — из подданных обеих сторон, бежавших за рубеж за 32 года, выдаче подлежали только те, кто перешел в последние 2 года. Но под власть царя перетекло куда больше людей, чем в Швецию. И чтобы компенсировать убыль подданных, Москва согласилась заплатить 190 тыс. руб., часть деньгами, а часть зерном.

Однако для России это соглашение обернулось второй полосой бунтов. Если причиной мятежей 1648 г. стали злоупотребления «верхов», то теперь маятник как бы качнулся в обратную сторону, и разыгралось своевольство земских «низов», вознамерившихся регулировать государственную политику по собственному разумению. После «соляного бунта» открылось, что юного царя обманывали злые бояре, откуда следовало, что ведь и опять могут обмануть. Глаз да глаз нужен! В Москве шведскому комиссару Иоганну де Родесу отсчитали 150 тыс. наличными. А подряд на закупку ржи на остальную сумму, как велось в России, правительство передало псковскому гостю Федору Емельянову. Он привлек ряд субподрядчиков, не скрывая, что зерно пойдет в счет долга шведам. Новость стали обсуждать по кабакам и базарам, и народ пришел к выводу, что бояре — изменники. Нарочно уступили «немцам» такую уйму денег и зерна, чтобы те могли напасть на Россию.

Псковичи взбунтовались, возглавил их некий Демидов. Изгнали воеводу. Емельянов успел сбежать, но его дом разграбили и пытали жену, добиваясь, где спрятаны деньги. Пришлось бежать еще нескольким купцам и дворянам, участвовавшим в торговых операциях. Одним из таковых был Ордин-Нащокин, примчавшийся в Москву и доложивший царю «про псковский мятеж и бунтованье, отчего и какими обычаи то дурно учинилось». А псковичи послали ходоков в Москву и Новгород — поддержать «патриотический порыв», не допустить вывоза денег и хлеба. Алексей Михайлович направил своих уполномоченных, чтобы успокоить народ. Но горожане совсем распоясались, его грамоту объявили поддельной и «изменной», а уполномоченных, и воеводу не пускали во Псков. Потом пустили, но лишь для того, чтобы избить и арестовать.

За Псковом взбунтовался Новгород. Тут буяны напали на проезжавшее через город датское посольство Граба, то бишь вообще на потенциальных союзников (тоже немцы!), ограбили и взяли под стражу. Воевода Хилков и митрополит Никон хотели угомонить людей, послали безоружных стрельцов разгонять толпы и закрывать кабаки. Но их отмутузили, сотника Басенка хотели казнить — он спасся только чудом. Когда митрополит с клиром вышли увещевать людей, их тоже избили. Над Никоном хотели учинить самосуд, но дети боярские, примкнувшие было к мятежу, оказались более благоразумными и отбили его у толпы. Как и во Псков, сюда приехал царский уполномоченный с грамотой, дворянин Соловцев. Его даже не стали слушать, посадили в темницу. Но подобные безобразия отрезвили часть новгородцев, служилые стали переходить на сторону воеводы и митрополита.

Алексей Михайлович действовал мудро. Созвал Земский Собор, разъяснив делегатам причины бунтов, и представители всех уездов поддержали царя, осудив псковичей и новгородцев. Теперь получалось, что два города противопоставили себя «всей земле», мятеж был локализован. Шведам за непоставленную рожь доплатили 40 тыс. деньгами. А против бунтовщиков стал собирать армию Алексей Трубецкой. Передовой полк Ивана Никитича Хованского выступил сразу, к нему присоединились полковники Корнмихель и Гамильтон с 4 тыс. солдат, стоявших в Олонце и Старой Руссе. И новгородцы, оценив ситуацию, сдались. Псковичи пробовали сопротивляться, но быстро пали духом и тоже открыли ворота. Пятеро смутьянов из Новгорода, виновных в нападении на датского посла, и столько же заводил псковских погромов были казнены. Несколько сот бунтовщиков, в том числе инициатора Демидова, отправили в ссылку. А пострадавшего Никона царь вызвал в Москву, обласкал — и после этих событий он стал «собинным» (особенным) другом Алексея Михайловича.

Не успела разрядиться ситуация на западе, как стали поступать тревожные сигналы с юга — крымский хан выступил со всей ордой, расположился на притоке Днепра р. Орель и обратился к Хмельницкому, стараясь увлечь его в набег на Россию. Но уже собралась армия Трубецкого, не понадобившаяся против мятежников. Ее срочно перенацелили под Тулу. А Хмельницкий уклонился от ханских предложений, дипломатично ссылаясь на опасность со стороны Польши. Он в это время затеял женить сына Тимоша на дочери молдавского господаря Лупула Домне-Розанде. Таким способом Хмельницкий рассчитывал и возвысить собственный род, и создать союз малых государств, который мог бы стать самостоятельной силой.

Лупулу он писал по-простому, без реверансов: «Сосватай, господарь, дщерь свою с сыном моим Тимофеем, и тоби добре буде, а не виддашь — изотру, изомну, и остатку твоего не останется, и вихрем прах твий розмечу по воздуси». Господарь был в трансе. Его старшая дочь была замужем за литовским гетманом Радзивиллом, а женихом младшей считался польный гетман Калиновский. Претендентами на ее руку были также Вишневецкий и Потоцкий. И Лупул, отнюдь не стремившийся породниться с «мужиком», понадеялся на их помощь и отказал Богдану. Но польские женихи, заверявшие господаря в поддержке, даже не успели раскачаться, Хмельницкий организовал экспедицию в два счета. А заодно отвлек татар от похода на север. Крымцы прикинули — в России их ждали полки Трубецкого, а Молдавия сулила куда более легкую добычу. И изменили планы. 15 тыс. казаков и 20 тыс. татар во главе с Тимошем ринулись на Лупула, бурей прокатились по Молдавии, захватили Яссы, и Лупулу пришлось сдаться. Выплатить контрибуцию и пообещать руку дочери.

На поляков эти события подействовали, как красная тряпка на быка — «мужик» обнаглел до того, что вознамерился вступить в родство с венценосной особой! Вдобавок умер Оссолинский, и при разборе его бумаг нашли переписку канцлера и короля Владислава с казаками — ту, что предшествовала восстанию. Разразился скандал, в Варшаве снова вопили об «измене». А следовательно, и Зборовский договор заключил «предатель». Королевскую партию смешали на сейме с грязью, и канцлером стал епископ Лещинский — магнат и ставленник магнатов. Постановили — воевать. Вместе с тем поляки решили «симулировать» переговоры с казаками и расстроить их связи с царем и ханом. В Москву поехало посольство Пражмовского, чтобы «по-дружески» предостеречь об опасности нападения Хмельницкого на Россию вместе с татарами. Но царское правительство прекрасно знало реальное положение, задурить себе головы не дало и выпроводило Пражмовского восвояси. Поляки не успокоились — в Москву прибыли их дипломаты Витовский и Обухович, привезли копии переписки Богдана с ханом и султаном. За эту «услугу» паны просили царя совместно с ними ударить на казаков, приказать донцам для отвлечения хана напасть на Крым, разрешить закупить в России продовольствие для польской армии и дозволить ей при боевых действиях заходить на русскую территорию.

Ответ был отрицательным. Наоборот, царь запретил торговлю с поляками на время войны — в то время как украинцам подтвердил право на беспошлинный торг. А поскольку стало ясно, что Варшава дипломатическим предупреждениям не вняла и собирается раздавить Украину, Алексей Михайлович повелел готовиться к созыву Земского Собора. О польских дипломатических игрищах в Москве знали, и к Хмельницкому послали Лариона Лопухина с задачей достать грамоты, где Ян Казимир подстрекал хана к нападению на Россию. Вдогон Лопухину поехал еще и подьячий Степанов с разъяснением — дескать, нужно, чтобы «Яна Казимира короля неправда и вечному докончанью нарушение было ведомо подлинно». Царю требовались доказательства враждебных действий Польши, чтобы предъявить их Собору.

Хмельницкий тоже понимал, что дело идет к столкновению, и направил своих послов в Варшаву, поставив ребром наболевшие вопросы. Потребовал уничтожить унию, вернуть православной церкви всю отнятую собственность, подтвердить со стороны нового канцлера Зборовский договор. И чтобы 4 знатнейших пана проживали на Украине в своих поместьях, но без войск. То бишь стали бы заложниками. Сейм возмутился, и король 15 января 1651 г. издал первый виц на созыв посполитого рушенья. Планировалось внезапно напасть на Украину с нескольких направлений — со стороны Литвы, Польши и Молдавии. Но внезапность была скомкана традиционной польской неорганизованностью. Налоги на войско собирались плохо, шляхта отбрыкивалась, заявляла, что уже платила на прошлое ополчение. И приезжать на службу не спешила.