Правдивая ложь
Шрифт:
От неожиданности аббат побледнел. Маленькие крысиные глазки забегали по сторонам, а голос предательски задрожал, выдавая его волнение.
– Я…я…я только хотел узнать истину и сурово покарать виновного, не более.
– Или пустить нас по ложному следу, подослав мнимых свидетелей, и оградить себя таким образом от подозрений? Ведь это вы весь вечер сидели рядом с моим отцом.
– Дочь моя! – вскричал аббат Шириз, мгновенно побагровев. – Что вы такое говорите! Ваш рассудок помутился! Вы обвиняете меня, служителя Бога, в убийстве? Клянусь Святым Крестом, за такие слова вас могут обвинить в ереси и в лучшем случае отлучить от церкви! Опомнитесь!
– Можете делать, что хотите. Но в этом замке никто не будет осужден и казнен без веских доказательств. По таким принципам жил мой отец, и по таким же собираемся жить и мы с сестрой.
Аббат Шириз
– Инквизитор его Святейшества Доминик ле Бург!
– О, брат Доминик! Как я рад вас видеть! Добро пожаловать! – обратился аббат Шириз к входившему в зал человеку и шагнул ему навстречу. – Спасибо, что так быстро откликнулись на мою нижайшую просьбу.
– Борьба с ересью, изгнание Дьявола и расследование других грязных и непристойных дел – мое предназначение. Сам Господь направил меня на этот путь служения. Я лишь его смиренный слуга.
– О, безусловно. Клянусь Святым Марком, вам и тут удастся изобличить изувера, который посягнул на нашего благодетеля.
– Можете в этом не сомневаться, – равнодушным голосом заметил инквизитор, обводя зал маленькими, близко посаженными злыми глазками.
Габриэлла с ненавистью посмотрела на инквизитора. Ей уже не раз приходилось видеть этого человека в замке. Так же, как и ее отец, она была уверена, что более циничного, фанатичного, жестокого и беспринципного человека трудно было бы сыскать во всем королевстве. Но не только внутренние качества инквизитора вызывали отвращение у тех людей, которым волею судьбы приходилось с ним сталкиваться. С первого взгляда Доминик ле Бург вызывал у окружающих безотчетную антипатию. Слишком худощавый (скорее, тощий) при высоком росте, сутулый, с болезненно бледным лицом, крючковатым орлиным носом, впалыми щеками и колючими черными бусинками вместо глаз, инквизитор одним своим видом внушал страх, заставляя сердца честных людей сжиматься от ужаса. Яростно борясь с ересью, он не гнушался никакими способами и никакими действиями для достижения своей цели, ибо уничтожение колдунов, ведьм и любых магических проявлений вообще отец Доминик считал своим истинным предназначением на земле. Его болезненное воображение во всех людях и во всех явлениях способно было разглядеть (или угадать) руку Сатаны. Отец Габриэллы не раз вмешивался в суд, творимый над несчастными людьми, многие из которых были доведены изощренными пытками до такого состояния, что готовы были сознаться во всем, чем угодно, лишь бы прекратить каждодневные мучения. Таким образом, благодаря герцогу было спасено немало людских жизней. Но из-за частого вмешательства в дела Церкви герцог де Карруаз приобрел злейшего врага в лице отца Доминика, который был готов в любой момент нанести предательский удар в спину. Так что сейчас, зная, что его враг почил, инквизитор радостно потирал руки, не скрывая зловещей улыбки: теперь-то никто не помешает ему вершить суд.
– Где покойные герцог и герцогиня? – обратился он к стоявшему около него аббату.
– В спальне герцога, отец Доминик. Может быть, вы желаете их осмотреть?
– Позже, аббат Шириз, намного позже. Сейчас мне больше хотелось бы опросить всех: прислужников, сенешаля, стольника и лекаря. Прикажите им немедленно собраться в зале.
– По какому праву вы так свободно распоряжаетесь людьми, к которым вы не имеете никакого отношения? – поинтересовалась Габриэлла, вплотную подойдя к инквизитору.
– Госпожа Габриэлла, я только исполняю свой долг, – все так же, не выказывая никаких эмоций, заметил отец Доминик, пристально посмотрев на девушку. – Дьявол вселился в людей, убивших ваших родителей, и моя обязанность – найти преступников и покарать за содеянное. Так велит нам Господь. И самое лучшее, что вы можете сделать в этой ситуации, – дать мне возможность делать мою работу.
– Отец Доминик, – вдруг вступился за девушку аббат, – она не ведает, что говорит.
Вы же знаете, какие между герцогом и его дочерью были теплые отношения. Смерть родителей вызвала помрачение ее разума.
– Мне тоже так показалось, аббат Шириз, – ответил инквизитор, задумчиво посмотрев на собеседника. – И, безусловно, я принимаю это во внимание…
Помолчав, он вновь обратился к Габриэлле, но уже более любезным тоном:
– С вашего разрешения, я приступлю к выполнению обязанностей. Обещаю сообщать новости, если таковые будут иметь место. Я совершенно уверен, что через некоторое время мне удастся назвать имя человека, который, не побоявшись
Божьей кары, посягнул на жизнь ваших близких… А теперь позвольте мне удалиться. Дорога была трудной и утомительной. Да и вам, госпожа де Сен-Мор, завтра предстоит нелегкий день. Доброй ночи!… Сильный, пронизывающий насквозь ветер подхватил заунывный звук колокола, который можно было расслышать на расстоянии нескольких лье от храма. Свинцовые тучи заволокли голубое небо, скрыв от людских глаз сияющее весеннее солнце. От холодного утреннего тумана пожухли не только молоденькая трава и ранние цветы, но и первые листочки на деревьях. Казалось, сама природа скорбит о безвременной гибели своих детей.
Бесконечная вереница простых людей и вассалов герцога, желавших проситься с ним, безумно долгий и печальный погребальный обряд, безликие слова поддержки и сочувствия и страшная, невероятно мучительная боль в душе… Боль и пронизывающий ветер – вот все, что осталось у девушки в памяти о том страшном дне. Обладая более стойким духом и сильным характером, она, несмотря на собственную бесконечную печаль, всеми силами пыталась поддержать сестру. Филиппа со вчерашнего дня больше походила на привидение, нежели на человека. Бледность ее истонченного лица стала еще заметнее, когда она облачилась в траурные одеяния. Пустота в больших, словно ничего не видящих глазах, очень пугала Габриэллу. Филиппа ничего не ела и не пила, а главное, ничего не говорила и, казалось, ничего не слышала. Оцепенение, охватившее девушку, всецело завладело ее сознанием. Габриэлла наблюдала за сестрой со всевозрастающей тревогой. Но разве изменить тут что-либо было в ее силах?
Согласно давно сложившейся традиции, после смерти своих родителей знатная дама должна была девять дней оставаться в постели в знак траура, а затем еще несколько дней сидеть около кровати на куске черной материи. Возможно, Габриэлла, воспитанная в старых традициях, так бы и поступила, если бы не присутствие инквизитора в замке. Зная о методах отца Доминика, девушка, как могла, защищала людей от произвола и насилия, чинимых инквизитором и его приближенными. Но положение женщины было таково, что к словам, и просьбам, и даже к требованиям даже очень богатой и родовитой дамы окружающие прислушивались мало.
Несмотря на все усилия и рвение, проявленное Домиником ле Бургом в этом деле, расследование за несколько дней не продвинулось ни на туаз. Дни шли за днями, а виновника никак не удавалось найти. Ни пытки, ни угрозы, ни опять пытки не помогали. Никто ничего не знал, а если и знал, то помалкивал. Всех пугала перспектива оказаться на костре – это была излюбленная казнь, охотно применяемая отцом Домиником. С каждым днем чело инквизитора омрачалось все больше и больше.
По истечении двух недель, как-то вечером, сидя в зале возле камина, Доминик ле Бург грел замерзшие руки и мрачно смотрел на плясавший огонь, слушая потрескивание горевших поленьев. Из-за невеселых дум, одолевших его, он не заметил, как к нему подошел аббат Шириз.
– Отец Доминик, вы звали меня? – заискивающим голосом спросил аббат, склонившись перед инквизитором в раболепном поклоне.
Доминик ле Бург медленно повернул голову и, смерив аббата высокомерным взглядом, сердито отозвался:
– Да, аббат Шириз. Но вы, как я погляжу, не очень-то торопились и заставили меня ждать.
– Клянусь небом, я не виноват в этом. Причина заключается в шуте герцога, Буффоне. Он всяческими способами хотел выведать у меня, как продвигаются дела. Весьма неприятный тип. Скажу больше: он не так прост, как кажется.
– И что вы ему сказали? – не обратив внимания на последнее замечание аббата, спросил инквизитор.
– Только то, что вы мне велели, отец Доминик, – ответил аббат, почтительно склонившись.
– Хорошо, – сухо обронил Доминик ле Бург. Немного помолчав, он продолжил:
– Как продвигаются ваши дела в роли наставника? Вы уже достигли каких-нибудь результатов?
– Как вам сказать, отец Доминик, – и да, и нет. Казалось бы, что теперь, когда герцога де Карруаза не стало, направить его старшую дочь на истинный путь стало намного проще, но, каким бы это ни казалось странным, именно его смерть и повлияла на окончательное решение Филиппы. Она твердо решила отказаться от своего первоначального намерения вступить в Орден и тем самым передать монастырю все имущество, которое ей досталось по завещанию. Таким образом, она якобы хочет исполнить волю покойного отца, который при жизни был категорически против этого ее решения. Ни уговоры, ни просьбы, ни, в конечном итоге, угрозы не подействовали на девушку.