Правдолюбцы
Шрифт:
— Она учится на консультанта по СПИДу, — продолжила Сьюзан. — Я так горжусь ею.
Одри прикрыла глаза. У этой женщины ни стыда ни совести. В три предложения разделавшись в Джоелом, она перешла к обсуждению своей убогой лесбийской влюбленности. Джоел утверждал, что несправедливо упрекать заключенных с длительным сроком за то, что они зацикливаются на себе. Мир за стенами тюрьмы неизбежно превращается для них в абстракцию, они теряют чувство реальности. Но Одри твердо стояла на своем: Сьюзан всегда была нарциссом в обличье альтруистки.
Незадолго до окончания свидания
— Он в порядке?
— Все прекрасно.
— Он ведь не подсел опять на наркоту?
— Нет, — отрезала Одри. — С чего ты взяла?
— Не знаю. Он какой-то апатичный сегодня. И не очень хорошо выглядит…
— Это потому, что он не побрился. А так с ним все хорошо.
— Ты уверена?
Одри сложила руки на груди:
— Думаю, я бы заметила, Сьюзан.
По дороге домой Ленни был мрачен. Одри старалась его развеселить, но ее болтовня только добавляла ему нервозности. Признав поражение, она умолкла. На полпути к Нью-Йорку Ленни сказал, что ему надо в туалет, и они заехали на стоянку. Путешествуя в Бедфорд и обратно, они часто останавливались в этом месте: открытые торговые ряды с лежалым товаром, газетный киоск, «Макдоналдс» и палатка, где продавали «фирменные» булочки с корицей. В ожидании Ленни Одри курила, привалившись к машине. На улице потеплело, в воздухе пахло бургерами и выхлопными газами. Она наблюдала, как из автобуса выходят тучные граждане солидного возраста в футболках с надписью «У Господа мы все одной нации» и гурьбой направляются в ее сторону. Джоел ненавидел такие места: гипермаркеты, необъятные крытые рынки, парки с аттракционами, — места, где ему приходилось толкаться среди соотечественников из глубинки. Одри же эти встречи с люмпенской Америкой забавляли. Пусть она и прожила на новой родине много лет, она оставалась иностранкой настолько, чтобы упиваться картинками «из реальной жизни» — кое-как одетыми американцами, которые, занимаясь шопингом, на ходу уписывают трансгенные жиры.
Докурив сигарету, она отправилась в торговые ряды выпить кофе. Когда Ленни наконец появился, они сели со стаканами латте на скамейке рядом с маленькой игровой площадкой «Макдоналдса».
— Глянь, — Ленни указал на мальчика, сидевшего на горке, — пацан только что укусил девочку, что опередила его. Вот мерзавец! — Он рассмеялся, удивляясь и восхищаясь.
— Тебе вроде полегчало, — заметила Одри. В прозрачной коробочке лежала нетронутая булочка с корицей, свернутая спиралью, блестящая, похожая на деревянные завитки, украшавшие основание перил на лестнице в их доме. Булочка была куплена специально для Ленни. — Ты не любишь корицу? — спросила она.
— Я не голоден.
— Давай, ешь.
— Возьми себе. Я не хочу.
— Не упрямься. Лен. Ты целый день ничего не ел, один только хот-дог.
— Госссподи, мама…
— Ладно, ладно. — Одри взяла булочку и выкинула ее в урну. А потом пристально посмотрела на сына: — Лен…
— Да?
— Ты ведь сказал бы мне, если бы снова начал употреблять,
верно?Ленни расслабленно откинулся на спинку скамейки и возвел глаза к небу:
— Началось…
— Не веди себя так, — одернула его Одри. — Я не обвиняю, только спрашиваю. Ты ведь сказал бы мне, да?
— Да. Но я не употребляю.
— Честно?
— Реально. Чуть-чуть травки иногда, и это все, клянусь.
— Я так и думала. Сьюзан задала мне этот вопрос. Сказала, что ты какой-то странный. Иначе бы я к тебе не приставала.
Ленни потянулся к ней, чмокнул в щеку и произнес со вздохом:
— Радует, что тымне веришь.
Сперва Одри забросила Ленни к Тане, в Ист-Виллидж. Движение было ужасным, и, когда она добралась до Перри-стрит, Дэниел уже поджидал ее на крыльце. На нем были облегающие зеленые штаны пронзительного мультяшного оттенка, а смазанные гелем коротко стриженные волосы торчали дыбом, напоминая поверхность замерзшего моря.
— Вас в новой фирме заставляют так одеваться? — спросила Одри, отпирая дверь. — Или это ваш новый индивидуальный стиль?
Дэниел вежливо улыбнулся:
— Я уже собирался уходить. Решил, что вы не появитесь.
— Я опоздала на десять минут. Не стоит из-за этого рвать на себе трусы. — Одри повела гостя на кухню.
— Послушайте, — сказал Дэниел, когда они сели за стол, — я не хочу ходить вокруг да около. Мне известно, что Беренис Мейсон приходила к вам…
— А, эта, — рассмеялась Одри. — Теперь она за вас принялась? Уже наслышаны о ее романе века с Джоелом? (Дэниел не отвечал.) Что молчите, Дэниел? Вы ведь думаете, что Джоел ее трахал, верно?
Он опустил глаза:
— Боюсь, не только. У них с Джоелом есть ребенок.
Закурив, Одри выпустила страусово перо дыма в потолок:
— Ага, она впаривала мне эту байку. Дамочка врет и не краснеет.
— Одри, это не шутки. Я говорил с секретаршей Джоела. Она знает об этой женщине.
Внутри Одри что-то дернулось и оборвалось.
— Кейт? — переспросила она. — Да Кейт совсем ребенок, поверит всему, что ей скажут.
— У Мейсон имеются доказательства.
— Какие, например?
— Признание отцовства с подписью Джоела.
— Ну, его подпись кто угодно мог подделать…
— Это не подделка. Я сам видел. И кое-что еще…
— Неужели? — Одри уже чувствовала, что ее неверие рассеивается как туман. Она повернулась к окну. На третьем этаже дома напротив голый мужчина в ванной неторопливо, осторожно встал под душ. — Сколько лет?
— Что?
— Сколько лет этому гипотетическому ребенку?
— А… четыре, кажется. Да, четыре.
— Что еще?
— Простите?
— Вы сказали, что есть кое-что еще, другие доказательства.
— Она располагает записями о ежемесячных выплатах, которые Джоел переводил на ее банковский счет…
— Выплаты?
— Ну, на ребенка.
— Гм. — Одри сжала переносицу двумя пальцами.
— У нее также хранится огромная переписка, — продолжал Дэниел. — Стихи, открытки…